Пташицкий, Станислав

Станислав Пташицкий

Станислав Львович Пташицкий (польск. Stanisław Ptaszycki; 12 апреля 1853 — 20 декабря 1933) — польский историк, издатель, архивариус.

Старший брат математика Ивана Пташицкого (1854—1912).

Биография

Родился в знатной семье, окончил гимназию в Вильнюсе (1872), в 1877 году окончил факультет истории и филологии в Санкт-Петербургском университете, затем был ассистентом на кафедре славянской филологии в нём. В 1878 году был назначен переводчиком-архивистом при сенате. В 1883—1884 годах находился в командировке за границей и занимался славянской филологией и архивным делом. В 1884 году назначен начальником архива литовской метрики при сенате и издал «Описание» этого архива (СПб, 1887); с 1894 года состоял при Санкт-Петербургском университете приват-доцентом по кафедре славянской филологии. Параллельно в 1879—1912 годах был учителем русского языка и латыни в Санкт-Петербурге в частных гимназиях, также преподавал в семинарии в Вильнюсе.

После обретения Польшей независимости вернулся на родину, где стал одним из организаторов Люблинского университета, занимал в нём должность профессора, был деканом факультета гуманитарных наук, директором университетской библиотеки, а затем профессором вспомогательных исторических дисциплин в университете Вильнюса.

В 1918—1926 огодах был директором Национального архива в Люблине, затем был назначен на должность старшего директора отдела государственных архивов Министерства верований и народного образования. Был активным в различных областях: участвовал в работе по ревиндикации материалов, отправдяемых в Россию, преподавал курс архивного дела, был первым редактором журнала «Archeion». Состоял членом ряда научных обществ. Занимался социальной работой (ещё в Санкт-Петербурге был куратором бесплатной кухни для бедной польской молодёжи, затем был президентом Товарищества польской школы). Имел несколько государственных наград независимой Польши. Написал порядка 130 работ. Умер в Варшаве и был похоронен на кладбище в Бельско-Подляски.

Научные труды

Научные труды Пташицкого были посвящены польской истории и литературе, истории литовской Руси и истории взаимных отношений Польши и России. Отдельными оттисками изданы статьи его авторства «Средневековые западноевропейские повести» (СПб., 1892), «Описание книг и актов литовской метрики» (СПб., 1887), «Иван Федоров, московский первопечатник. Пребывание его во Львове» (очерк по вновь открытым архивным материалам, «Русская Старина», 1884 г. и отдельно, Краков, 1884), «К вопросу об изданиях и комментариях Литовского Статута» (СПб., 1895), «К истории Литовского права после третьего статута» (СПб., 1894), «Dostojnicy Litewscy» (Варшава, 1886), «Dzieje rodów litewskich, jako materjal do archeologji historycznej» (Варшава). Издавал памятники старинной польской и русской письменности: «Mikolaja Reja z Nagłowia Wizerunk. Notatka lieracka-bibliograficzna» (Варшава, 1889), «Fortuny i cnoty różność» (повесть 1524 года; Краков, 1889), «Hermana Schottena. O cnocie» (Варшава, 1891), «Сборник образцов славяно-русских старопечатных изданий» (СПб., 1895, выпуск I, XV—XVI век). Пташицкий помещал статьи в журналах «Министерства Народного Просвещения», «Гражданского и Уголовного Права», «Русской Старине», «Библиографе», «Историческом Обозрении». Его наиболее известной работой, написанной в независимой Польше, стала «Encyklopedii nauk pomocniczych historii i literatury polskiej» (издана в 1919 году, переиздана в 1922).

Источники

• Пташицкий, Станислав Львович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [lublin.ap.gov.pl/?page_id=85 Биография]  (польск.)
• [gazetapetersburska.org/node/1463]

Отрывок, характеризующий Пташицкий, Станислав

В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.