Яшун-Балам IV

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Птица-Ягуар»)
Перейти к: навигация, поиск
Яшун-Балам IV<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Изображение Яшун-Балама IV с рабом на перемычке 16 из Йашчилана</td></tr>

Царь Пачана
751/752 — 768
Предшественник: Йопаат-Балам II
Преемник: Ицамнах-Балам IV
 
Рождение: 709(0709)
Смерть: 768(0768)
Отец: Ицамнах-Балам III (?)
Мать: Иш-Ух-Чан-Вин (англ.)
Супруга: Иш-Чак-Чам
Дети: Ицамнах-Балам IV

Яшун-Балам IV (вариант имени: Йашун-Балам[1], буквальный перевод имени: «Птица-Ягуар»[2]; 709768) — правитель Пачанского царства цивилизации майя, правивший в 751/752768 годах.

Происхождение Яшун-Балама от царя Ицамнах-Балама III подвергается сомнению некоторыми учеными. По мнению Дмитрия Беляева и Александра Сафронова, Яшун-Балам IV стал царем в результате государственного переворота. За время своего правления Яшун-Балам IV провёл ряд войн с различными противниками, в том числе с Йокибом и несколькими неизвестными государствами. Сразу после воцарения Яшун-Балам приступил к созданию ряда архитектурных памятников, призванных подчеркнуть его происхождение от Ицамнах-Балама III, в частности, по его приказу были созданы все дошедшие до нашего времени памятники, в надписях на которых упоминается его мать.





Происхождение

Согласно мнению ряда ученых, Яшун-Балам был сыном царя Ицамнах-Балама III от второстепенной жены или наложницы Иш-Ух-Чан-Вин («Луна — Небесное Зеркало»), дочери придворного писца (акухууна) из Канульского царства. Другие исследователи, в частности, Богухвала Тушиньска оспаривает это мнение, считая, что Яшун-Балам не был сыном Ицамнах-Балама III, а занял трон с помощью Канульского царства в результате переворота. Яшун-Балам IV родился в 709 году, когда Ицамнах-Баламу III было уже около 50 лет, о его детстве и юности ничего не известно[2][3][4].

Политическая биография

Приход к власти

По всей видимости, Яшун-Балам первоначально не рассматривался в качестве претендента на престол Пачана, однако ещё в период правления царя Йопаат-Балама II (742—752) Яшун-Балам заявил свои претензии на титул царя Пачана (Pa'chan 'ajaw). Согласно сохранившимся надписям на монументе 5 из Бонампака (BPK: Mon. 5), в феврале 747 года двое владетелей из Шукальнаха, один из неизвестной области Нак'аб, второй из Укуля (Бонампака), были вызваны ко двору Яшун-Балама из Пачана. Вероятно, в этот период царство Пачан переживало смутные времена, позволившие Яшун-Баламу в качестве претендента на власть в итоге занять место Йопаат-Балама II, об окончании правления которого данных не сохранилось. Предполагается, что Яшун-Балам выступил в в феврале 747 года судьёй для решения династического спора, так как уже в мае того же года под именем Винакхаб-Ток' был коронован новый царь Шукальнаха, а в надписи указывается, что правитель Пачана «повелел это». Коронация была проведена не в Укуле и не в Шукальнахе, а в неизвестном месте Хучтун («Раковинный Камень»), возможно, служившем в тот период резиденцией Яшун-Балама. В 751 году умерла его мать, Иш-Ух-Чан-Вин (англ.), в этом-же году, по некоторым данным, Яшун-Балам IV был коронован царём Пачана. Согласно сведениям на Иероглифической лестнице 1 из Яшчилана 19 ноября того же года произошла его первая известная победа над неизвестным противником[1][2].

Внешняя политика

В 752 году он пленил сахаля (наместника) царя Вакаба Пай-Лакам-Чака — Яш… -Тока, по всей вероятности, воевавшего на стороне Йокиба. Тогда-же его жена Иш-Чак-Чам родила ему сына Челет-Чан-Кинича, впоследствии ставшего царем Ицамнах-Баламом IV. В этом-же году он неожиданно стал правителем Пачанского царства, а тогдашний правитель этого царства Йопаат-Балам II перестал им быть (о его судьбе ничего не известно). По мнению ученых Дмитрия Беляева и Александра Сафронова, Яшун-Балам IV, бывший на тот момент полководцем, совершил государственный переворот и таким образом занял трон. 3 мая 752 года произошло полное воцарение Яшун-Балама IV — он короновался царём Пачана и Каха в своей столице Танха-Пачан. Еще до своей коронации он принял важное участие в борьбе за власть в Шукальнахе областных правителей[1][2].

Согласно первой иероглифической лестнице из Яшчилана, 19 ноября 751 года Яшун-Балам победил неизвестного противника. Возможно, это было связано с тем, что за шесть дней до этого из Шукальнаха бежал Винакхаб-Ток, бывший правителем этого государства и коронорованный при поддержке Яшун-Балама. Вероятно, Винакхаб-Ток спасся от врагов в Пачане. На трон он вернулся лишь в январе 752 года[1].

В 755 году Яшун-Балам IV сражался в области под названием Набхук, находившейся между Пачаном и Аке, где одержал победу над правителем по имени «Драгоценный Череп». В ходе этих сражений был взят в плен У-Холом. Вероятно, это была операция по покорению одной из взбунтовавшихся областей Пачана. В битве кроме царя участвовал и его главный сахаль Кан-Ток-Ваяб. В этом-же году был освящен заупокойный храм царицы Иш-Кабаль-Шок, главной жены Ицамнах-Балама III[2][1].

В 757 году Яшун-Балам IV провел войну с неизвестным врагом. Существует предположение, что война велась с Йокибом, государством Дос-Пиласа. Эта гипотеза опирается на то, что через месяц после этой войны тогдашний царь Йокиба умер от ран, возможно, полученных в сражении с Яшун-Баламом IV. В результате этой войны Яшун-Балам захватил четырёх пленников[2].

В 758 году была война с неизвестным противником. В 759 году продолжилась война с Йокибом, в этом году Яшун-Балам и сахаль Ла-Пасадиты по имени Тилом победили Туль-Чика, одного из представителей дома царей Киниля (часть Йокиба)[2].

В 763 году одна из жен Яшун-Балама Иш-Вак-Тун (царевна из Ика) принесла жертву Кавилю. В 764 году произошло освещение дворца Кинич-Айин-Чум-Петен, располагавшегося на берегу Усумасинты. В 768 году Яшун-Балам и его сахаль (а также брат его жены) Чак-Чам в честь дня летнего солнцестояния танцевали с посохами хасав-чан[2].

Архитектурная деятельность

Сразу после своего воцарения Яшун-Балам IV, дабы подчеркнуть своё происхождение от Ицамнах-Балама III, принялся готовить планы различных архитектурных памятников. Он создал все надписи, где упоминается его мать: упоминание о её смерти на перемычке 59 структуры 24[комм. 1], изображение исполнения его матерью ритуального танца на перемычке 53 структуры 55, а также сцена с участием его матери на перемычке 32 структуры 13 (вероятно, это была сцена связанного с рождением Яшун-Балама обряда)[5].

Семья

Согласно исследованию Богухвалы Тушиньской, у Яшун-Балама была старшая сводная сестра — Сак-Биян, бывшая дочерью Ицамнах-Балама III[5]. Однако, по мнению Мартина Саймона и Николая Грубе, на самом деле Сак-Биян была одной из жен Ицамнах-Балама III[6].

Напишите отзыв о статье "Яшун-Балам IV"

Примечания

Источники
Комментарии
  1. здесь и далее под «структурой» подразумевается здание майя

Литература

  • Martin, Simon (англ.), Grube, Nikolai (англ.) Chronicle of the Maya Kings and Queens: Deciphering the Dynasties of the Ancient Maya. Second edition. — London and New York: Thames & Hudson, 2008.
  • Schele, Linda (англ.); Freidel, David (англ.) A Forest of Kings: The Untold Story of the Ancient Maya. — New York: Harper Perennial, 1990. — ISBN 0-688-11204-8.
  • Tuszyńska, Boguchwała [www.wayeb.org/notes/wayeb_notes0031.pdf Some Notes on Wives and Concubines] (англ.) // Wayeb Notes. — 2009. — No. 31. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1379-8286&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1379-8286].

Ссылки

  • Беляев Д. Д., Сафронов А. В. [www.mezoamerica.ru/indians/maya/ake.html Ак’е и Шукальнах: история и политическая география государств майя Верхней Усумасинты]. www.mezoamerica.ru. Проверено 23 октября 2015.
  • Беляев Д. Д., Сафронов А. В. [www.mezoamerica.ru/indians/maya/lord-yaxchilan.html Правители Яшчилана]. www.mezoamerica.ru. Проверено 23 октября 2015. [archive.is/os5vk Архивировано из первоисточника 17 апреля 2013].
  • Montgomery, John; with revisions by Peter Mathews and Christophe Helmke. [www.famsi.org/mayawriting/dictionary/montgomery/index.html Dictionary of Maya Hieroglyphs] (online version). Maya Hieroglyphic writing: Dictionaries. Foundation for the Advancement of Mesoamerican Studies, Inc (FAMSI) (2002–2007).


Отрывок, характеризующий Яшун-Балам IV

– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.
Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором он участвовал, как и другие, был сделан старостой бурмистром в Богучарове и с тех пор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись его больше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважали его и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон нн разу не был ни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то ни было трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда не забывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые он продавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.
Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.