Птицы (фильм, 1963)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Птицы
The Birds
Жанр

триллер / фильм ужасов

Режиссёр

Альфред Хичкок

Продюсер

Альфред Хичкок

Автор
сценария

Эван Хантер

В главных
ролях

Типпи Хедрен
Род Тейлор
Джессика Тэнди

Оператор

Роберт Бёркс

Композитор

Бернард Херрманн

Кинокомпания

Universal Pictures

Длительность

120 мин

Бюджет

около 2,5 млн. $

Страна

США США

Год

1963

К:Фильмы 1963 года

«Пти́цы» (англ. The Birds) — кинофильм Альфреда Хичкока, снятый в 1963 году по мотивам одноимённого рассказа Дафны Дюморье. В жанровом отношении сочетает элементы фантастического триллера, апокалиптического фильма-катастрофы, фильма ужасов и традиционной мелодрамы. Считается последним безоговорочным шедевром ХичкокаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3026 дней]. Был выдвинут на премию «Оскар» за визуальные эффекты.





Сюжет

Как и в случае с предыдущим фильмом Хичкока, «Психо», ничто не подготавливает зрителя к необъяснимым событиям, составляющим основное содержание фильма. В начале ленты мы видим, как Мелани Дэниелз, очаровательная и несколько самодовольная прожигательница жизни, знакомится с Митчем Бреннером, молодым адвокатом. Встреча проис­ходит в зоомагазине в Сан-Франциско. Его холодность не отталкивает её, и, купив в качестве подарка его сестренке Кэти пару неразлучников, Мелани едет к нему в залив Бодега.

Приближаясь к пристани, она подвергается нападению чайки, ударившей её в голову. На ночь Мелани решает остано­виться у местной учительницы, Энни Хейворт, которая рассказывает ей о том, что миссис Бреннер, мать Митча, очень ревнива в отношении к своему сыну и полна собственнических чувств.

На следующий день во время празднования дня рож­дения Кэти, который проводится на свежем воздухе, на де­тей нападают чайки, а вечером сотни ласточек врывают­ся в дом через каминную трубу. Наутро миссис Бреннер едет навестить соседа-фермера и находит его мёртвым, с выклеванными глазами. Днём, когда Мелани становится свидетелем угрожающе­го скопления ворон на школьном дворе, она вместе с Эн­ни уводит детей из школы. Спасая Кэти, Энни становится жертвой атаки птиц и погибает. Мелани с детьми спасаются в ресторанчике. В это время птицы становятся причиной пожара на бензоколонке.

Вечером Мелани и Бреннеры забаррикадировали окна в доме, успев защититься от налетов птиц, с размаху ударявшихся о стены и двери. Когда на вре­мя наступает затишье, Мелани, услышав какие-то звуки на чердаке, поднимается туда, чтобы узнать, в чём дело. Там полным-полно птиц, которые набрасываются на неё. Тогда Митч приходит ей на помощь. Вос­пользовавшись очередной передышкой, Митч предлагает всем покинуть дом. Они выходят на крыльцо. Пространство между домом и гаражом и дальше, куда хватает глаз, запол­нено сотнями птиц. Мелани и Бреннеры уезжают из дома в кабриолете Мелани.[1]

В ролях

Альфред Хичкок сыграл камео в роли мужчины, выходящего из зоомагазина с двумя собаками.

Работа над фильмом

В 1961 году город Капитола в штате Калифорния был атакован сотнями серых буревестников, которые нападали на прохожих и врезались в окна и стены домов. Изменение в поведении этих птиц было якобы вызывано [science.compulenta.ru/653672/ отравлением] токсинами моллюсков. Сообщения об этом инциденте вдохновили Хичкока на создание фильма. По другим данным, однажды в сан-францискской газете по­явилась заметка о том, как вороны атаковали ягнят как раз в той местности, где потом проводились съемки. Хичкок побеседовал с фермером-свидетелем этого происшествия, и так у него зародилась идея будущего фильма[2]. Он предложил написать сценарий Джозефу Стефано, с которым работал над «Психо», но тот не проявил интереса к рассказу Дюморье.

Я умышленно начал фильм с поведения лёгкого, повседневного и малозначительного. В отношении титров мне пришлось пойти на компромисс, сделав их зловещими. Мне хотелось использовать очень лёгкие и простые китайские изображения птиц — миниатюрные, изящные рисунки. Я отказался от этой идеи, предчувствуя, что зритель потеряет терпение и начнёт спрашивать: «Ну и когда же нагрянут птицы?» Посему я время от времени поддразниваю зрителя, показывая птичку рядом с дверью, птиц на телеграфных проводах, пташку, которая клюнула девушку. Мне представляется, что важнее всего узнать этих людей, особенно мать, ведь она тут ключевая фигура. Нам придётся подождать, чтобы впитать атмосферу перед тем, как появятся птицы. Напоминаю, что это фантазия. Но всё вокруг предельно реалистично — и топография, и декорации, и люди. Ну и птицы должны были быть самыми обыденными — ни в коем случае не ястребами, не дикими птицами.

Альфред Хичкок[3]

Во время работы над фильмом режиссёр стремился выявить параллели между людьми и птицами. В первой части фильма люди держат птиц в клетках, во второй — птицы запирают их в клетках автомобилей и домов.[4] Отмечается даже сходство с птичьими некоторых жестов героев (особенно героини Типпи Хедрен).[5]

Переработку рассказа в сценарий фильма предполагалось поручить Рэю Брэдбери. Однако из-за работы над другим проектом Хичкока он не смог заняться «Птицами». Брэдбери остался крайне недоволен результатом: «Фильм полон дыр. Он слишком длинный. Я часто думаю, что бы случилось, если бы я писал сценарий. Концовка фильма, каким мы его знаем, получилась крайне неудачной»[6]. В сценарии Энни Хэйворт до самого финала пребывала в доме Митча, а потом поднялась на чердак и стала жертвой последней атаки[7].

Интерпретации

С момента выхода фильма не утихают споры о якобы зашифрованных в нём смыслах. Сам Хичкок назвал «Птицы» фильмом о самодовольстве (complacency), видимо, намекая на излишнюю самоуверенность главной героини, которая убеждена, что всё окружающее находится у неё под контролем.[8] Отталкиваясь от этой ремарки, высказывались мнения, что нападения птиц носят характер возмездия героям фильма (или людям в целом) за гордыню либо иные прегрешения.

Известный исследователь творчества Хичкока, Робин Вуд, в своей книге «Фильмы Хичкока» разбирает различные варианты интерпретации фильма. Он отметает версии экологическую (птицы мстят людям за зло, которое те им причинили) и эсхатологическую (божественное возмездие за грехи людей) по той причине, что в фильме подчёркивается безадресность нападений, ибо птицы нападают на всех подряд, в том числе на маленьких детей. По мнению исследователя, путём введения в фильм фантастического элемента Хичкок стремится продемонстрировать «непрочность, полнейшую бессмысленность» человеческой жизни:[8]

Птицы — вещественное воплощение случайного и непредсказуемого, всего того, что вносит неуверенность в жизнь людей и их взаимоотношения, это напоминание о хрупкости и нестабильности, которые нельзя избежать либо проигнорировать, и, далее, намёк на возможность того, что вся жизнь лишена смысла и абсурдна.[9]

Славой Жижек в своей работе «Киногид извращенца» приводит психоаналитическое объяснение: нападения птиц олицетворяют вытесненные кровосмесительные желания матери Митча, её безотчётную тревогу, вызванную вторжением в размеренную жизнь её дома самоуверенной девушки, опасение того, что она заберёт у неё сына.[10] Появление Мелани в доме у озера пробуждает все вытесненные из сознания матери тревоги и фобии: боязнь неопределённости, покинутости, одиночества, наконец, просто ревность. Чем ближе сходятся Митч и Мелани, тем более неистовыми становятся нападения птиц. В конце фильма мать утешает Мелани и помогает забинтовать её раны, словно бы примирившись с выбором сына.[11]

Жижек отмечает, что мотив птиц нарастает в творчестве Хичкока от фильма «К северу через северо-запад» (нападение на главного героя «стальной птицы» — самолёта) через «Психо» (многочисленные чучела птиц, к которым приравнивается и покойная мать главного героя) к «Птицам». Он трактует ужасающие образы птиц в этих фильмах как воплощение неразрешённого напряжения в семейных отношениях и сравнивает их с чумой, свирепствующей в Фивах «Царя Эдипа». Чума и птицы, по Жижеку, олицетворяют глубинный непорядок в семейных отношениях: фигура властного отца уступает место материнскому суперэго, злобному и деспотичному, блокирующему нормальную половую жизнь сына.[12]

Как олицетворение сексуальной неудовлетворённости, божественного возмездия, хаотической бессмыслицы, метафизической инверсии и ноющего чувства вины — созданный Хичкоком образ птиц по многослойности и динамичности смыслов не уступит Моби Дику Мелвилла.

Дэйв Кер[13]

Звуковая сторона фильма

Хичкок отказался от использования музыки в этом фильме. В начальных титрах стилизованные изображения беспорядочно перелетающих птиц сопровождают электронные, полые звуки, которые механически имитируют воркование птиц; с ними перемешаны и реальные звуки пернатых.[5] Избранное им звуковое сопровождение Хичкок описывал как какой-то «монотонный глухой шум… странный искусственный звук, словно на своём языке птицы говорят нам: „Мы ещё не готовы напасть, но мы готовимся к этому. Мы подобны мотору, который заводится и может стартануть в любую минуту“».[10]

Награды

Номинации

См. также

Напишите отзыв о статье "Птицы (фильм, 1963)"

Примечания

  1. Фильм не заканчивался словом «Конец», так как Хичкок хотел показать бесконечный ужас. Финал оставлен открытым. Зрителю предоставляется самому решить, закончились ли на этом нападения птиц на людей, носили ли они только локальный характер. [www.industrycentral.net/director_interviews/AH03.HTM По первоначальному замыслу] Хичкока, при въезде в Сан-Франциско герои фильма должны были обнаружить мост «Золотые ворота» полностью облепленным полчищами птиц.
  2. [library.convergencelab.ru/files/hichhok.pdf Франсуа Трюффо. Кинематограф по Хичкоку]. Paris: Lafiont, 1966. Стр. 158
  3. [www.industrycentral.net/director_interviews/AH03.HTM Интервью Хичкока с Питером Богдановичем] (1963)
  4. David Sterritt. The Films of Alfred Hitchcock. Cambridge University Press, 1993. ISBN 0-521-39814-2. Page 142.
  5. 1 2 Gregory Currie. Narratives and Narrators: A Philosophy of Stories. Oxford University Press, 2010. ISBN 0-19-928260-9. Page 172.
  6. [raybradbury.ru/person/bio/ Биография Рэя Брэдбери]
  7. [library.convergencelab.ru/files/hichhok.pdf Франсуа Трюффо. Кинематограф по Хичкоку]. Paris: Lafiont, 1966. Стр. 163
  8. 1 2 Joseph Maddrey. Nightmares in Red, White and Blue: The Evolution of the American Horror Film. McFarland, 2004. ISBN 0-7864-1860-5. Page 110.
  9. Robin Wood. Hitchcock’s Films. Paperback Library, 1969. Page 137.
  10. 1 2 Lee Edelman. No Future: Queer Theory and the Death Drive. Duke University Press, 2004. ISBN 0-8223-3369-4. Page 147.
  11. Птицы, по словам Жижека, «воплощают фундаментальное расстройство семейных взаимоотношений»: «Отца нет, его функция в семье провисает, а образовавшийся вакуум заполняет иррациональное материнское суперэго, деспотичное, жестокое, блокирующее нормальные отношения полов».
  12. Slavoj Žižek. Looking Awry: An Introduction to Jacques Lacan Through Popular Culture. 2nd ed. Massachusetts Institute of Technology Press, 1992. ISBN 978-0-262-74015-9. Pages 87-107.
  13. [www.chicagoreader.com/chicago/the-birds/Film?oid=1149919 The Birds | Chicago Reader]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Птицы (фильм, 1963)

– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.