Птолемей X Александр I

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Птолемей X»)
Перейти к: навигация, поиск
царь Эллинистического Египта
Птолемей IX Птолемей IX
Птолемей X Александр I
др.-греч. Πτολεμαῖος Ἀλέξανδρος
Династия Птолемеев
Эллинистический период

Бюст Птолемея X Александра I. Диорит. Найден в Риме, в районе Форума. Хранится в Лувре
Хронология 10789 до н. э.
Отец Птолемей VIII
Мать Клеопатра III
Дети Птолемей XI Александр II
Птолемей X Александр I на Викискладе

Птолемей X Александр I — царь Египта, правил в 107 — 89 годах до н. э. Из династии Птолемеев. Младший сын Птолемея VIII Фискона и его племянницы Клеопатры III, брат Птолемея IX Лафура.





Соправительство с матерью Клеопатрой III

По завещанию Птолемея VIII трон должна была наследовать его жена Клеопатра III, вместе с тем сыном, которого она сама выберет. Мать желала выбрать более послушного ей и, вероятно, более любимого Александра. Но тут вмешался александрийский народ, и пойдя ему на уступки царём был провозглашён старший сын Птолемей IX Сотер II, известный в народе как Лафур.

Александр был отправлен на Кипр в качестве наместника с титулом стратега, однако три года спустя, на 4-м году правления его брата Лафура (114 год до н. э.), он принял титул царя. Как это произошло нам не известно, но в последующем он отсчитывал годы своего правления именно от этой даты.[1] Он без помех правил Кипром до 107 года до н. э., когда Клеопатра, изгнав Птолемея Лафура, призвала его, чтобы занять освободившийся трон Египта (это произошло на 11-м году правления Клеопатры III и 8-м году правления Александра). Александр царствовал совместно со своей матерью с этого времени до самой её смерти в 101 году до н. э. Надменный и властный характер его матери, вполне вероятно, оставил ему малое реальное участие в управлении делами. Единственный случай, когда мы встречаемся с его именем в этом интервале — это нападение на Сирию, где тогда вёл боевые действия Птолемей Лафур, в 102 году до н. э. Клеопатра дала своему сыну, Александру, повеление отплыть с огромным флотом в Финикию, а сама с сухопутной армией выступила в Палестину.[2][3]

Смерть матери

После 101 года до н. э. имя царицы-матери исчезает из датировочных формул (последнее её упоминание относится к 16 сентября 101 года до н. э.) и это, видимо, связано с её смертью. Отныне имя Птолемея X Александра I сочетается с именем царицы-супруги Береники III, дочери его брата Птолемея Лафура. Первым из сохранившихся до нашего времени источником, в котором появляется имя Береники, стал папирус, датированный 31 октября 101 года до н. э. Греческая историческая традиция (Юстин, Павсаний, Афиней) допускает, что Александр приказал убить свою мать, и Юстин повествует, как александрийский народ вознегодовал и призвал Лафура. Но так как изгнание Александра произошло лишь двенадцатью годами позже, то Юстин (или Трог, которого он сокращает), по своему обыкновению, увлекается драматическим эффектом в ущерб фактам. Действительно ли Клеопатра III умерла по приказу сына, остаётся неясным.[4]

Имя

Захват Римом Киренаики

В 96 году до н. э. произошло событие, ознаменовавшее начало нового этапа в распаде царства Птолемеев. Царивший в Киренаике единокровный брат Александра Птолемей Апион умер и завещал своё царство римскому народу.[6] Это была первая территория наследия Птолемеев, захваченная Римом. Римляне не стали тут же брать власть в регионе в свои руки. Они позволили пяти греческим городам Киренаики управлять собственными делами по своему усмотрению. Рим лишь потребовал для себя царские владения и долю налога на лекарственное растение сильфий — главный продукт, производившийся в стране. Но затем Киренаика стала римской провинцией. Птолемеи получили в лице Рима неудобного соседа, находящегося всего в 800 км от Александрии.[7]

Непопулярность Птолемея Александра

К 89 году до н. э. Птолемей Александр стал чрезвычайно непопулярен в Александрии. Известно, что, подобно своему отцу, он был чудовищно тучен.

«Всё больше и больше раздувался от жира и сын Птолемея Александр, тот, который убил собственную мать, правившую вместе с ним. Во всяком случае, Посидоний пишет о нём в сорок седьмой книге „Истории“: „Ненавидимый толпой, обхаживаемый придворными правитель Египта жил в праздной роскоши и даже оправиться сам не мог, не опираясь на двух попутчиков. Однако когда на попойках дело доходило до плясок, он соскакивал босиком с высокого ложа и плясал живее завзятых танцоров“».[8]

Уже мать Птолемея X Александра Клеопатра III не пользовалась расположением у александрийцев, которые дали ей похабное прозвище «Кокке», то есть «алая», что на жаргоне означало «женские гениталии». В «Пасхальной хронике» ясно говорится, что Птолемей Александр был сыном «Кокки».[9] Это нецензурное прозвище перешло и на Александра, которого Страбон в своём труде называет Коккесом (др.-греч. Κόκκης, то есть «Сыном алой») и Парисактом (др.-греч. Παρείσακτος, что означает «Незаконный претендент», «Узурпатор»).[10][11]

Восстание против царя

Армия обратилась против него. Восстание возглавил царский родственник Туррхус. Александр бежал в Палестину, где с помощью евреев собрал войско наёмников, с которыми вновь вошёл в Александрию. Чтобы заплатить этому новому войску, он вынес из Семы золотой саркофаг Александра Македонского (впоследствии он был заменён на хрустальный).[10] Это возмутительное деяние вызвало новый взрыв ярости у александрийцев. Разбитый в морском сражении, Александр был снова изгнан, и на этот раз он вместе с царицей Береникой и дочерью бежал в город Мира в Ликии. После его изгнания, жители Александрии отправили послов к старшему брату, Птолемею Сотеру, и утвердили его как царя. Когда последний отплыл с Кипра в Египет, Александр попытался переправиться на Кипр, надеясь закрепиться на нём, но его захватил на море александрийский флотоводец Херей, и он был убит или погиб в схватке.[1][12]

В Египте Птолемей Александр царствовал в течение 18 лет, хотя официально, согласно его надписям, он правил в течение 26 лет, включая сюда и годы своего правления на Кипре. Евсевий Кесарийский, со слов Порфирия Тирского, в своей «Хронике» утверждает, что хотя жители Александрии были не в состоянии полностью удалить упоминания о царствовании Александра из записей, но, насколько это было в их силах, они стёрли все упоминания о нём, поскольку считали, что Александр очень благоволил к евреям и напал на них с их помощью. Поэтому они все года его правления приписывали его старшему брату Лафуру.

Он оставил двоих детей: сына Александра, который впоследствии взошёл на трон Египта, и дочь, о которой больше ничего не известно.[1]


Династия Птолемеев

Предшественник:
Птолемей IX Лафур
царь Египта
10789 до н. э.
(правил 18 лет)

Преемник:
Птолемей IX Лафур

Напишите отзыв о статье "Птолемей X Александр I"

Примечания

  1. 1 2 3 [simposium.ru/ru/node/10534#_ftnref4 Евсевий Кесарийский. Хроника. Египетская хронология, 59 и 61]
  2. [www.vehi.net/istoriya/israil/flavii/drevnosti/13.html#_ftnref53 Иосиф Флавий. Иудейские древности. Книга XIII. Глава 13, 1]
  3. Бивен Э. Династия Птолемеев. — С. 370, 372—373.
  4. Бивен Э. Династия Птолемеев. — С. 373—374.
  5. LR IV 323 (LVIII)
  6. [simposium.ru/ru/node/77 Марк Юниан Юстин. Эпитома сочинения Помпея Трога «История Филиппа». Книга XXXIX, 5]
  7. Бивен Э. Династия Птолемеев. — С. 375.
  8. [simposium.ru/ru/node/880#_ftnref121 Афиней. Пир мудрецов. Книга XII, 73 (550)]
  9. [www.attalus.org/translate/paschal.html#449'A Пасхальная хроника. 449’A]
  10. 1 2 [ancientrome.ru/antlitr/t.htm?a=1271028413#s733 Страбон. География. Книга XVII, с. 794 (734)]
  11. Бивен Э. Династия Птолемеев. — С. 375—376.
  12. Бивен Э. Династия Птолемеев. — С. 376.

Ссылки

  • [quod.lib.umich.edu/m/moa/ACL3129.0003.001/604?rgn=full+text;view=image Птолемей X Александр I] (англ.). — в Smith's Dictionary of Greek and Roman Biography and Mythology.
  • [www.livius.org/ps-pz/ptolemies/ptolemy_x_alexander.html Птолемей X на сайте livius.org]
  • [www.wildwinds.com/coins/greece/egypt/ptolemy_X/i.html# Монеты Птолемея X Александра I ]
  • Лагиды // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Литература

  • Бивен Э. Династия Птолемеев. История Египта в эпоху эллинизма / Пер. с англ. Т. Шуликовой. — М.: Центрполиграф, 2011. — 447 с. — (Загадки древнего Египта). — 2500 экз. — ISBN 978-5-9524-4974-9. [penelope.uchicago.edu/Thayer/E/Gazetteer/Places/Africa/Egypt/_Texts/BEVHOP/11*.html]
  • [virtualreligion.net/iho/ptolemy_10.html Ptolemy X Alexander] entry in historical sourcebook by Mahlon H. Smith

Отрывок, характеризующий Птолемей X Александр I

– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.