Птолемей XI Александр II

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Птолемей XI»)
Перейти к: навигация, поиск
царь Эллинистического Египта
Береника III Птолемей XII
Птолемей XI Александр II
др.-греч. Πτολεμαῖος Ἀλέξανδρος
Династия Птолемеев
Эллинистический период
Хронология 80 до н. э.
Отец Птолемей X Александр I
Супруга Береника III

Птолемей XI Александр II — фараон Эллинистического Египта из династии Птолемеев, правивший на протяжении нескольких дней в 80 году до н. э. Сын Птолемея X Александра I. Кем была его мать, остаётся загадкой, но она должна была иметь царское происхождение, поскольку законность Александра II никогда не оспаривалась, и можно предположить, что это была царевна из династии Птолемеев.





Биография

Ведя войну со своим старшим сыном Птолемеем Лафуром в Палестине и Сирии и, видимо, опасаясь вторжения последнего в Египет, египетская царица Клеопатра III, на случай непредвивиденной ситуации, в 102 году до н. э. отправила своих внуков и часть казны в святилище Асклепия на острове Кос.[1] Среди отбывших был и сын Птолемея X Александра I, также носивший имя Александр. По непонятной причине мальчик продолжал жить на острове до 88 года до н. э., когда на остров вторгся царь Понта Митридат Великий.

«Митридат же отплыл на остров Кос, и жители Коса приняли его с радостью. Он захватил там сына Александра, царя египетского, оставленного тут с большими деньгами бабкой его Клеопатрой, и содержал его по-царски. Из богатств Клеопатры большое количество царских сокровищ, камни, женские украшения и большую сумму денег он отправил в Понт».[2]

Спустя какое-то время молодой царевич нашёл возможность скрыться, и бежал в лагерь римлян к Сулле, а затем вместе с ним отравился в Рим. Здесь он оставался до 81 года до н. э., когда умер Птолемей Лафур не оставив мужского потомства. Смерть отца сделала царицу Беренику, женщину не первой молодости, единоличной правительницей Египта. Её современник Цицерон утверждает, что александрийцы очень её любили. Вероятно, если бы дело касалось только александрийцев и египтян, они не возражали бы против того, чтобы она продолжала править в качестве царицы без какого-либо соправителя-царя. Однако Сулла к этому времени стал диктатором и хозяином римских владений, и безусловно считал полезным посадить на египетский престол собственного протеже, считавшегося единственным законным наследником мужского пола. Он послал Птолемея XI Александра II в Александрию, поддержав его всем авторитетом Рима. К этому времени Береника уже успела проправить Египтом одна в течение полугода.

В знак уважения к претензиям Береники, стороны договорились, что Александр II жениться на своей престарелой овдовевшей кузине. Едва ли она, будучи женой молодого человека, отказалась бы от власти, к которой привыкла за двадцать лет. Александр согласился с буквой этого договора, женившись на Беренике сразу же по прибытии в Египет, но спустя 19 дней после этого понял, что его положение невыносимо, и принял решение убить Беренику. Но он просчитался. Когда об этом преступлении стало известно в Александрии, в городе начались волнения. Разъярённая толпа ворвалась в царские покои, Птолемея выволокли из дворца и учинили над ним кровавую расправу в здании гимнасия.[3][4][5][6]

Завещание

Такая скорая смерть последнего прямого и законного наследника птолемеевского трона вызвала в мире множество кривотолков. Так в Риме распространился слух, что Александр завещал своё царство римскому народу. Цицерон в целом ряде своих речей делает намёки на существование такого завещания.[7][8][9] Однако, похоже, если такое завещание и существовало, например, в виде договора между Александром и Суллой о компенсации потерь вызванных утверждением египетского царя на троне, то оно было до конца неопределённым и не дало возможности римскому сенату воспользоваться им в полной мере. Из того же Цицерона известно только, что сенат посылал послов в Тир с поручением получить для Римской республики деньги, положенные там царём. Невероятно, чтобы юноша за девятнадцать тревожных дней своего правления успел подумать о завещании. Полагают, что, если завещание и было подлинным (а его подлинность оспаривалась даже в то время), Сулла наверняка силой вырвал его у Александра в Риме, прежде чем отправил молодого Птолемея в Египет. Фрагментарность источников, освещающих историю Египта того периода, не могут дать нам полной картины того, что же там на самом деле произошло.[10]


Династия Птолемеев

Предшественник:
Береника III
царь Египта
80 до н. э.
(правил 19 дней)

Преемник:
Птолемей XII Авлет

Напишите отзыв о статье "Птолемей XI Александр II"

Примечания

  1. [www.vehi.net/istoriya/israil/flavii/drevnosti/13.html#_ftnref53 Иосиф Флавий. Иудейские древности. Книга XIII. Глава 13, 1]
  2. [ancientrome.ru/antlitr/appian/hist-f11.htm Аппиан Александрийский. Римская история. Митридатовы войны, 23]
  3. [ancientrome.ru/antlitr/appian/appigr01.htm Аппиан Александрийский. Римская история. Гражданские войны. Книга I, 102]
  4. [simposium.ru/ru/node/10534#_ftnref4 Евсевий Кесарийский. Хроника. Египетская хронология, 59 и 60]
  5. [simposium.ru/ru/book/export/html/37 Прологи сочинения Помпея Трога. Книги XXXIX]
  6. Бивен Э. Династия Птолемеев. — С. 383—384.
  7. [www.thelatinlibrary.com/cicero/legagr1.shtml Марк Туллий Цицерон. Первая речь о земельном законе народного трибуна Публия Сервилия Рулла. 1]
  8. [ancientrome.ru/antlitr/cicero/oratio/rullus-f.htm Марк Туллий Цицерон. Вторая речь о земельном законе народного трибуна Публия Сервилия Рулла. XVI, XVII]
  9. [www.attalus.org/latin/bobiensia1.html#alex Марк Туллий Цицерон. «О царе Александрийском»]
  10. Бивен Э. Династия Птолемеев. — С. 391.

Ссылки

Литература

  • Бивен Э. Династия Птолемеев. История Египта в эпоху эллинизма / Пер. с англ. Т. Шуликовой. — М.: Центрполиграф, 2011. — 447 с. — (Загадки древнего Египта). — 2500 экз. — ISBN 978-5-9524-4974-9. [penelope.uchicago.edu/Thayer/E/Gazetteer/Places/Africa/Egypt/_Texts/BEVHOP/12*.html]
  • [virtualreligion.net/iho/ptolemy_11.html Птолемей XI Александр II]

Отрывок, характеризующий Птолемей XI Александр II

Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.