Птухин, Евгений Саввич

Евгений Саввич Птухин
Прозвище	Генерал Хосе (Хозе) (в Испании)
Дата рождения	3 марта 1902(1902-03-03)
Место рождения	Ялта, Российская империя
Дата смерти	23 февраля 1942(1942-02-23) (39 лет)
Место смерти	СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	ВВС
Годы службы	1918 — 1941
Звание	генерал-лейтенант авиации
Сражения/войны	Гражданская война в России, Гражданская война в Испании, Зимняя война, Великая Отечественная война
Награды и премии
Связи	Смушкевич, Яков Владимирович

Евгений Саввич Птухин (1902—1942) — участник гражданских войн в России и Испании, советско-финской и Великой Отечественной войн, генерал-лейтенант авиации, Герой Советского Союза (1940).

Биография

В некоторых источниках год рождения указывается как 1900. Это не верно, и, вероятно связано с тем, что пятнадцатилетний Е. В. Птухин, записываясь добровольцем в Красную Армию, был вынужден прибавить два года к своему возрасту.

С 1918 года в рядах Красной Армии. Работает механиком в авиаотряде, в его составе участвует в Гражданской войне. В этом же году принят в ряды РКП(б)/ВКП(б).

Прошёл путь от рядового лётчика-истребителя до командующего ВВС Ленинградского (март 1938), а затем Киевского округов (июнь 1940).

В 1922 году окончил школу мотористов, в 1929 году — военную авиационную школу и в 1939 году — курсы усовершенствования командного состава при Военной академии Генерального штаба РККА.

28 ноября 1935 года Е. С. Птухину было присвоено воинское звание комбриг.

В 1937 году — командир 142-й истребительной авиабригады Белорусского военного округа.

Под псевдонимом «генерал Хосе (Хозе)», участвовал в Гражданской войне в Испании (командировка длилась с 15 мая 1937 года по 25 февраля 1938 года). Начал воевать в качестве командира истребительной группы, затем командующий истребительной авиацией, старший советник командующего ВВС Игнасио Идальго де Сиснероса. Ему так же было присвоено звание генерала ВВС Испании.

Вместе с тем принимает личное участие в боях:

…Птухин участвовал в десятках боев с немецкими и итальянскими лётчиками. На его счету несколько сбитых самолётов противника — как личных побед, так и в составе группы.

Один из разработчиков плана удара по аэродрому франкистской авиации Гарапинильос (в 10 км от города Сарагоса), который был успешно осуществлён 15 октября 1937 года с большими потерями для противника. Новшеством в тактике удара было то, что это был первый массированный налёт истребителей на аэродром противника. Применение истребителей объяснялось не отсутствием бомбардировщиков, которые так же косвенно принимали участие в этой операции: наносили отвлекающий удар по второстепенным объектам. Позднее данная тактика истребительной авиации получила широкое распространение в других военных конфликтах.

С 1938 года — командующий ВВС Ленинградского военного округа. 7 октября 1938 года утверждён членом Военного совета при народном комиссаре обороны СССР. В качестве начальника ВВС Северо-Западного фронта участвовал в Зимней войне.

В январе 1941 года был назначен начальником Главного управления ПВО РККА.

Весной 1941 года назначен командующим ВВС Киевского особого военного округа.

Хочется сказать доброе слово и о командующем военно-воздушными силами округа генерале Е. С. Птухине, который был блестящим лётчиком и командиром, преданным сыном нашей партии и отзывчивым товарищем. К сожалению, он, как и многие, стал жертвой клеветы и трагически погиб в 1941 году.

27 июня 1941 года, в самом начале войны, арестован и отправлен в Бутырскую тюрьму.

Уличается показаниями Смушкевича, Чернобровкина, Юсупова, Иванова и очной ставкой с ним, как участник антисоветского военного заговора. Дал показания, что с 1935 года являлся участником антисоветского военного заговора, куда был завербован Уборевичем, но от данных показаний отказался, признав, что преступно руководил вверенными ему войсками.

По легенде, Е.С.Птухин произнес фразу: "Если бы я знал - я бы сперва по Отцу Родному отбомбился, а потом бы сел."

23 февраля 1942 года расстрелян по обвинению в участии в антисоветском военном заговоре.

6 октября 1954 года был полностью реабилитирован.

Литература

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1988. — Т. 2 /Любов — Ящук/. — 863 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-203-00536-2.
• М. Сухачев. Небо для смелых: Повесть о Птухине. — М. Молодая гвардия, 1979.
• А. И. Гусев. [sk16.ru/book/Gnevnoe_nebo_Ispanii.rar Гневное небо Испании. М, Воениздат, 1973].
• Шингарев С. И. [militera.lib.ru/h/shingarev_si/ «Чатос» идут в атаку]. — 2-е изд. — М.: Моск. рабочий, 1986.
• В. В. Гагин. Воздушная война в Испании (1936—1939). — Воронеж: Издательский литературный дом «Воронежский альманах», 1998. ISBN 5-86937-008-8.
• Т. Бортаковский. Расстрелянные Герои Советского Союза. — М. Вече, 2012. — ISBN 978-5-9533-6190-3.
• Черушев Н. С., Черушев Ю. Н. Расстрелянная элита РККА (командармы 1-го и 2-го рангов, комкоры, комдивы и им равные): 1937—1941. Биографический словарь. — М.: Кучково поле; Мегаполис, 2012. — С. 432—434. — 496 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-9950-0217-8.

Источники

• Коллектив составителей и редакторов. Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1938, 1940 гг.: Документы и материалы.. — М: РОССПЭН, 2006. — 336 с. — 1000 экз. — ISBN 5-8243-0694-X.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1318 Птухин, Евгений Саввич]. Сайт «Герои Страны».

• [www.peoples.ru/military/hero/evgenij_ptuhin/ Биография на сайте peoples.ru].
• [airaces.narod.ru/spane/ptuhin_e.htm Биография на сайте «Красные соколы»].

Отрывок, характеризующий Птухин, Евгений Саввич

Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.