Пуанты

Пуанты

Классический балет
Балерина в пуантах в позе на одной ноге
Происхождение	фр. les pointes des pieds
Дословно	кончики пальцев
Появился	конец XVIII — начало XIX века

Пуа́нты (от фр. les pointes des pieds — «кончики пальцев»; также па́льцевые ту́фли, иногда колки́ или каски́, разг.) — женские балетные туфли, неотъемлемая часть женского танца в классическом балете. Пуанты позволяют танцовщице принять положение с точкой опоры на кончики пальцев вытянутой стопы одной или обеих ног (фр. sur les pointes), что делает позу менее бытовой и более возвышенной.

Возникнув как средство образной выразительности с наступлением эпохи романтизма, первоначально применялись для ролей фей, богинь и прочих волшебных созданий, чтобы подчеркнуть их неземное происхождение — тогда как «простым смертным» отводился танец на полупальцах (фр. sur le demi-pointes) или в характерных туфлях на каблучках. В балете времён академизма также подчёркивали социальные различия между благородными героинями и их окружением обычного происхождения.

Внешние изображения
	[encrypted-tbn3.gstatic.com/images?q=tbn:ANd9GcS40opvV9WBffBHfqCMpNoJ0kZzpYxCZkmmyGtTvLFiOoVFamOY Фанни Биас в роли Флоры, «Психея». Литография Ж.-Ф. Вальдека, 1821]

История

Пуанты XIX века сильно схожи по форме с бальными и уличными женскими туфлями конца XVIII — 1-й половины XIX века, когда после революции француженки практически отказались от каблуков, ставших символом опасной принадлежности к аристократии в пользу античной естественности. Как и бальные туфли, их делали из шёлкового атласа, на плоской кожаной подошве с носком прямоугольной формы. «Греческую моду» 1790-х подхватили и танцовщицы: Мария Медина, а вслед за ней и другие артистки, выходили на сцену в хитонах и сандалиях, проповедуя свободу. В то же время такие танцовщицы, как мадмуазель Паризо, продолжали танцевать в узких туфельках на низком каблуке (однако уже без пряжек, бантиков, цветов и прочих украшений времён рококо).

Первыми танцовщицами, кто начал определённо подниматься на кончики пальцев в своих танцевальных туфлях, были итальянка Фортуната Анджолини (1776—1817) и француженки Женевьев Гослен (1791—1818) и Фанни Биас (1789—1825). Примечательно, что все первые достоверные упоминания о танце на пуантах связаны с Лондоном и с балетом «Зефир и Флора» в постановке Шарля Дидло. Историк балета Юрий Бахрушин прямо утверждал, что позы на пуантах ввёл никто иной, как этот балетмейстер:

Женский классический танец в этот период достиг большого расцвета. Решающим моментом в этом отношении было появление „положения на пальцах“. Эту позу ввёл Дидло, и первой танцовщицей, исполнившей её, была, вероятно, Данилова в балете „Зефир и Флора“ в 1808 году.

— Ю. А. Бахрушин

Вполне вероятно, что допущение Бахрушина ошибочно и Дидло подсмотрел приёмы новой пальцевой техники у итальянки Анджолини, танцевавшей в его лондонских постановках после того, как балетмейстер в 1811 году перебрался из Петербурга в Англию. Доказательств «русской» версии происхождения пуантов на данный момент не существует, в пользу «итальянской» говорит то, что вплоть до XX века все балетные технические новшества и достижения виртуозности шли именно из Италии — тем более, что Анджолини была представительницей известной балетной династии XVIII века. Тем не менее, очевидно, что в Париж новинка попала не напрямую из Италии, а через Лондон, следуя за Дидло: в 1815 году он поставил «Зефира и Флору» в Париже, на сцене Королевской академии музыки. Кастиль-Блаз писал по этому поводу: «Мы узнаём из газет, что старшая мадемуазель Гослен в течение нескольких мгновений стояла на пальцах, sur les pointes des pieds — вещь доселе невиданная».

В 1821 году в Лондоне, на сцене Королевского театра, выступала Биас, украшавшая свой танец отдельными позами на пальцах. Именно к этому времени относится литография Ж.-Ф. Вальдека, на которой балерина изображена в уверенной позе на пальцах в V позиции.

В октябре 1830 года Мария Тальони (1804—1884) показала танец на пуантах в балете «Бог и баядерка», 14 марта следующего года она дебютировала в «Зефире и Флоре» Дидло, а ровно через год, 12 марта 1832 года, уже уверенно танцевала на пуантах в балете своего отца «Сильфида», окончательно утвердив на сцене главенство романтизма.

Чуть ранее, в июле 1831 года, Фанни Эльслер демонстрировала в балете «Синяя борода» уже по два пируэта на пальцах: «Её двойные пируэты на пуантах, её необычайная сила и выносливость, её прелесть, лёгкость и точность оказались частями одного неделимого целого» — писал критик издания Bäuerles Theaterzeitung.

В 1846 году Париж настолько поразила пальцевая техника Софии Фуоко, что юной итальянке, «блестяще владеющей так называемыми пуантами», дали прозвище La Pointue — возможно также, что эта виртуозка делала на сцене уже по три пируэта на пальцах.

Первой русской балериной, начавшей танцевать на пуантах, называют ученицу Дидло Авдотью Истомину (1799—1848), танцевавшую в, том числе, и в балете «Зефир и Флора».

Постепенно танец на пуантах превратился в обязательный элемент классического балета — до такой степени, что во многих редакциях старинных классических балетов характерные, деми-характерные и даже гротесковые партии (как, например, фея Карабос из «Спящей красавицы» Константина Сергеева, 1964) были полностью переведены с каблуков и мягких туфель на пуанты. Эта тенденция достигла максимума у балетмейстера Юрия Григоровича, который практически полностью вывел каблучковый танец со сцены Большого театра, заменив характерные сюиты в «Щелкунчике» (1966), «Лебедином озере» (1969) и других балетах классическими вариациями на пуантах с некоторым национальным колоритом.

В мужском танце

Уже в XIX веке балетмейстеры использовали пуанты для мужского танца ради достижения особого эффекта. Так, испанец-виртуоз Хосе Мендес, заправлявший труппой и школой Большого театра в 1888—1898 годах, в своём балете «Приключения Флика и Флока» поставил pas de trois в расчёте на яркую индивидуальность танцовщика Николая Домашёва, в котором соединил движения чисто классического танца с приёмами, доселе невиданными в русской балетной практике конца XIX века — вплоть до подъёма танцовщика-мужчины на пуанты.

Мужской танец на пуантах активно использует основанная в 1974 году американская труппа «Балет Трокадеро», в которой танцовщики-мужчины исполняют пародии на популярные классические спектакли. В отличие от этой комедийной труппы, артисты «Мужского балета Валерия Михайловского», организованного в Санкт-Петербурге в 1992 году, стремились к академическому исполнению женских балетных партий мужчинами. В XXI веке неизменным успехом у публики пользуется дуэт из балета Дмитрия Шостаковича «Светлый ручей» в постановке Алексея Ратманского (2003), в котором танцовщик, по сюжету переодевшийся в балерину и отправившийся вместо неё на свидание, пародирует известные движения и позировки героинь классических балетов (первый исполнитель — Сергей Филин, получивший за эту партию театральную премию «Золотая маска»).

Изготовление туфель

Во второй половине XIX века в туфли балерин вставлялась круглая, в 2 пальца толщиной пробка. Относительно дорогая пробка в начале XX века была заменена специальным крахмальным клеем — им пропитываются все внутренние слои «коробочки» или «стакана» (часть туфли, в который помещаются пальцы ноги), тем самым достигая той степени жёсткости, которую требует современная пальцевая техника, достигшая необычайной виртуозности во 2-й половине XX века. Слегка овальный «пятачок» пуанта, благодаря которому достигается устойчивость в различных позах, делается плоским.

Так как пуанты должны плотно прилегать к стопе, не вызывая дискомфорта, балерины, по возможности, предпочитают заказывать туфли по индивидуальной мерке, а не подбирать их в магазине по размеру из существующего модельного ряда. В советское время при таких крупных театрах, как Большой или Мариинский, существовали собственные театральные мастерские, делающие обувь индивидуально для каждого артиста — при этом балерина закреплялась за определённым мастером, который запоминал пожелания и анатомические особенности каждой артистки, и мог выполнять туфли, не требующие дополнительной примерки.

После снятия мерки, из дерева выполняется типовая обувная колодка, точно повторяющая контуры ступни. В закройном цехе режут крой по нужным размерам (чаще всего — из атласа нежно-розового цвета), из него по колодке шьётся заготовка. Затем к колодке прибивается маленькая, меньше размера ноги, подошва из плотной кожи. Атласная заготовка изнаночной стороной кверху надевается на колодку, и на неё подклеиваются несколько слоёв мешковины и тарной ткани. Прошив заготовку прочной нитью и срезав лишний материал, её снимают с колодки, выворачивают лицевой стороной наружу и вновь надевают на колодку, на этот раз закрепив мелкими гвоздиками, после чего всю туфлю тщательно околачивают молотком для того, чтобы она повторила форму колодки.

Сняв туфлю с колодки, в неё подклеивают многослойную стельку из кожи или картона с вставленной внутрь узкой прямоугольной пластинкой из жёсткого картона, которая поможет поддерживать стопу в вертикальном положении. Чтобы подчеркнуть изгиб стопы и дать возможность дотягивать пальцы, подошве придаётся выгнутая форма. После того, как подошва со стелькой склеены, туфлю вновь натягивают на колодку и ставят в сушильный шкаф — печь с температурой 60-70°. Через сутки, когда клей полностью отвердевает, пуанты вынимают из печи. затем внутрь каждой туфельки вкладывают хлопковую стельку, с которой будет контактировать стопа.

В день один мастер может сделать 6—7 пар обуви, изготовленной вручную, небольшой коллектив способен выпускать около двух тысяч пар в месяц.

Одними из наиболее авторитетных изготовителей пуант являются английская фирма Freed of London, основанная в 1929 году и производящая около 700 пар ежедневно, и австралийская Bloch, существующая с 1931 года. Труппы Королевского балета и Нью-Йорк Сити Балет пользуются туфлями фирмы Freed: первая закупает ежегодно около 12 тысяч пар, тратя на них примерно 250 тысяч £, вторая старается придерживаться бюджета в 500 тысяч $. Австралийский балет закупает туфли фирмы Bloch.

Также большим спросом у современных балерин пользуются туфли американской компании Gaynor Minden, основанной в Нью-Йорке в 1993 году. В отличие от традиционных клеёных пуантов их основу составляет стакан, отлитый из полимерных материалов — такие туфли не нужно «разбивать» перед тем, как надеть, их можно стирать, их стелька не ломается и они более долговечны. Благодаря использованию современных технологий они лучше поддерживают стопу, позволяя тратить меньше мышечных усилий при спуске и подъёме, поэтому их не рекомендуется использовать слишком часто во избежание ослабления мышц. По этой же причине пуанты Gaynor Minden не разрешается использовать в некоторых ведущих балетных школах, так как беря на себя часть работы, они не позволяют правильно сформироваться необходимому мышечному аппарату.

Использование

Для того, чтобы в готовых туфлях можно было танцевать, балерины проделывают с ними множество различных манипуляций: пришивают к ним ленточки-завязки и различные виды резинок, не дающие «вываливаться» подъёму, а самим туфлям — соскальзывать с ноги; отбивают с помощью молотка твердый «стакан» («коробочку») из слоя проклеенных тканей, чтобы он нигде не давил и не натирал пальцы; срезают атласный «пятачок» и обмётывают его нитками или обвязывают крючком (так же существуют нескользящие накладки, которые можно наклеивать прямо на «пятачок»), делают небольшие надрезы на стельке с помощью ножа или тёрки. Хотя некоторые балерины предпочитают работать босиком, большинство вставляют внутрь силиконовые прокладки и другие вкладыши, помогающие предотвратить появление мозолей.

От многочисленных подъёмов на пальцы во время танца и спуска с них туфли постепенно размягчаются и разбалтываются. Их срок службы зависит от интенсивности нагрузки: так, балерина, исполняющая главную роль в балетном спектакле, с большим количеством дуэтов, вариаций и других выходов, может сменить за вечер несколько пар обуви. Кроме того, для таких спектаклей, как «Жизель», где каждый акт требует своей техники и выразительности, артисты готовят разные туфли для каждого действия.

Чтобы не поскользнуться во время движения, раньше, когда покрытие планшета сцены и репетиционных залов было деревянным, для лучшего сцепления использовали канифоль а также обычную воду — садовая лейка была непременным атрибутом репетиционных залов. Существовала даже пословица: «Кто не умеет поливать — тот не умеет танцевать». После того, как дерево было повсеместно заменено сценическим линолеумом, артисты стали использовать липкую при высыхании сладкую газировку, например, «кока-колу».

В культуре

• Недолгая жизнь пуант показана в сказке «Туфельки» из книги Илзе Лиепа «Театральные сказки».

Галерея

• Pair of Woman's Slippers (Wedding?) LACMA 52.44.15a-b.jpg

  Женские башмаки на каблуках из замши и атласа (Франция, 1870-е)*

• Pair of Woman's Shoes LACMA M.59.24.29a-b.jpg

  Шёлковые туфли (Великобритания, 1793—1798). В подобных туфлях на низких каблучках танцевали на сцене на рубеже XVIII—XIX веков*

• Pair of Woman's Slippers LACMA M.60.12.12a-b.jpg

  Туфли из кожи и шёлкового атласа (1810, Великобритания или США)*

• Damsko - Livrustkammaren - 25027.tif

  Шёлковые туфли с ленточками-завязками, принадлежащие шведской королеве Гедвиге (1817)**

• Pair of Woman's 'Grecian Sandals' in Shoe Bag LACMA M.2000.10.2a-c.jpg

  «Греческие сандалии» из чёрного шёлка с кожаной подошвой (Великобритания, 1819)*

• Pair of Woman's Slippers LACMA M.83.103.3a-b.jpg

  Женские туфли с ленточками-завязками из шёлкового брокара, шёлка. льна и кожи (Индия, ок. 1825)

• Kröningssko. Desideria - Livrustkammaren - 24065.tif

  Шёлковые туфли с ленточками-завязками для коронации королевы Швеции Дезидерии (Париж, 1829)**

• Kröningssko Desideria.Undersida - Livrustkammaren - 24062.tif

  Зауженная подошва туфель королевы Дезидерии (Париж, 1829)**

• Pair of Woman's Slippers LACMA 52.44.20a-b.jpg

  Женские туфли из замши и шёлкового атласа (ок. 1840)*

• Queen Victorias Wedding Shoes (4209061536).jpg

  Атласные свадебные туфли королевы Виктории (Великобритания, 1840)***

• Skor från Hallwylska museet - Livrustkammaren - 40855.tif

  Пуанты предположительно 1-й половины XX века**

• Pointe shoes.jpg

  Современные пуанты производства фирмы Bloch (Австралия)

(*) — коллекция Музея искусств округа Лос-Анджелес (США)

(**) — коллекция Ливрусткаммарен (Стокгольм, Швеция)

(***) — коллекция Музея Нортгемптона (Великобритания)

Примечания

Источники

Комментарии

Ссылки

• Олеся Якунина. [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=769107 Пуанты и поклонники] // Деньги. — М.: Коммерсантъ, 28.05.2007. — № 20 (626).

Видео

• [www.youtube.com/watch?v=O3Fbu4x_wCg En Pointe! Балерины и их пуанты] // Австралийский балет (англ.)
• [www.youtube.com/watch?v=rhBKKY5kOCA Изготовление и примерка туфель; упражнения для учеников с разным уровнем подготовки] // Freed of London (англ.)

Отрывок, характеризующий Пуанты

«Так уж всё кончено! – думал он. – И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого , так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его.
То вдруг ему становилось стыдно чего то. Ему неловко было, что он один занимает внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим некрасивым лицом какой то Парис, обладающий Еленой. «Но, верно, это всегда так бывает и так надо, – утешал он себя. – И, впрочем, что же я сделал для этого? Когда это началось? Из Москвы я поехал вместе с князем Васильем. Тут еще ничего не было. Потом, отчего же мне было у него не остановиться? Потом я играл с ней в карты и поднял ее ридикюль, ездил с ней кататься. Когда же это началось, когда это всё сделалось? И вот он сидит подле нее женихом; слышит, видит, чувствует ее близость, ее дыхание, ее движения, ее красоту. То вдруг ему кажется, что это не она, а он сам так необыкновенно красив, что оттого то и смотрят так на него, и он, счастливый общим удивлением, выпрямляет грудь, поднимает голову и радуется своему счастью. Вдруг какой то голос, чей то знакомый голос, слышится и говорит ему что то другой раз. Но Пьер так занят, что не понимает того, что говорят ему. – Я спрашиваю у тебя, когда ты получил письмо от Болконского, – повторяет третий раз князь Василий. – Как ты рассеян, мой милый.
Князь Василий улыбается, и Пьер видит, что все, все улыбаются на него и на Элен. «Ну, что ж, коли вы все знаете», говорил сам себе Пьер. «Ну, что ж? это правда», и он сам улыбался своей кроткой, детской улыбкой, и Элен улыбается.
– Когда же ты получил? Из Ольмюца? – повторяет князь Василий, которому будто нужно это знать для решения спора.
«И можно ли говорить и думать о таких пустяках?» думает Пьер.
– Да, из Ольмюца, – отвечает он со вздохом.
От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали разъезжаться и некоторые уезжали, не простившись с Элен. Как будто не желая отрывать ее от ее серьезного занятия, некоторые подходили на минуту и скорее отходили, запрещая ей провожать себя. Дипломат грустно молчал, выходя из гостиной. Ему представлялась вся тщета его дипломатической карьеры в сравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал на свою жену, когда она спросила его о состоянии его ноги. «Эка, старая дура, – подумал он. – Вот Елена Васильевна так та и в 50 лет красавица будет».
– Кажется, что я могу вас поздравить, – прошептала Анна Павловна княгине и крепко поцеловала ее. – Ежели бы не мигрень, я бы осталась.
Княгиня ничего не отвечала; ее мучила зависть к счастью своей дочери.
Пьер во время проводов гостей долго оставался один с Элен в маленькой гостиной, где они сели. Он часто и прежде, в последние полтора месяца, оставался один с Элен, но никогда не говорил ей о любви. Теперь он чувствовал, что это было необходимо, но он никак не мог решиться на этот последний шаг. Ему было стыдно; ему казалось, что тут, подле Элен, он занимает чье то чужое место. Не для тебя это счастье, – говорил ему какой то внутренний голос. – Это счастье для тех, у кого нет того, что есть у тебя. Но надо было сказать что нибудь, и он заговорил. Он спросил у нее, довольна ли она нынешним вечером? Она, как и всегда, с простотой своей отвечала, что нынешние именины были для нее одними из самых приятных.
Кое кто из ближайших родных еще оставались. Они сидели в большой гостиной. Князь Василий ленивыми шагами подошел к Пьеру. Пьер встал и сказал, что уже поздно. Князь Василий строго вопросительно посмотрел на него, как будто то, что он сказал, было так странно, что нельзя было и расслышать. Но вслед за тем выражение строгости изменилось, и князь Василий дернул Пьера вниз за руку, посадил его и ласково улыбнулся.
– Ну, что, Леля? – обратился он тотчас же к дочери с тем небрежным тоном привычной нежности, который усвоивается родителями, с детства ласкающими своих детей, но который князем Василием был только угадан посредством подражания другим родителям.
И он опять обратился к Пьеру.
– Сергей Кузьмич, со всех сторон , – проговорил он, расстегивая верхнюю пуговицу жилета.
Пьер улыбнулся, но по его улыбке видно было, что он понимал, что не анекдот Сергея Кузьмича интересовал в это время князя Василия; и князь Василий понял, что Пьер понимал это. Князь Василий вдруг пробурлил что то и вышел. Пьеру показалось, что даже князь Василий был смущен. Вид смущенья этого старого светского человека тронул Пьера; он оглянулся на Элен – и она, казалось, была смущена и взглядом говорила: «что ж, вы сами виноваты».
«Надо неизбежно перешагнуть, но не могу, я не могу», думал Пьер, и заговорил опять о постороннем, о Сергее Кузьмиче, спрашивая, в чем состоял этот анекдот, так как он его не расслышал. Элен с улыбкой отвечала, что она тоже не знает.
Когда князь Василий вошел в гостиную, княгиня тихо говорила с пожилой дамой о Пьере.
– Конечно, c'est un parti tres brillant, mais le bonheur, ma chere… – Les Marieiages se font dans les cieux, [Конечно, это очень блестящая партия, но счастье, моя милая… – Браки совершаются на небесах,] – отвечала пожилая дама.
Князь Василий, как бы не слушая дам, прошел в дальний угол и сел на диван. Он закрыл глаза и как будто дремал. Голова его было упала, и он очнулся.
– Aline, – сказал он жене, – allez voir ce qu'ils font. [Алина, посмотри, что они делают.]
Княгиня подошла к двери, прошлась мимо нее с значительным, равнодушным видом и заглянула в гостиную. Пьер и Элен так же сидели и разговаривали.
– Всё то же, – отвечала она мужу.
Князь Василий нахмурился, сморщил рот на сторону, щеки его запрыгали с свойственным ему неприятным, грубым выражением; он, встряхнувшись, встал, закинул назад голову и решительными шагами, мимо дам, прошел в маленькую гостиную. Он скорыми шагами, радостно подошел к Пьеру. Лицо князя было так необыкновенно торжественно, что Пьер испуганно встал, увидав его.
– Слава Богу! – сказал он. – Жена мне всё сказала! – Он обнял одной рукой Пьера, другой – дочь. – Друг мой Леля! Я очень, очень рад. – Голос его задрожал. – Я любил твоего отца… и она будет тебе хорошая жена… Бог да благословит вас!…
Он обнял дочь, потом опять Пьера и поцеловал его дурно пахучим ртом. Слезы, действительно, омочили его щеки.
– Княгиня, иди же сюда, – прокричал он.
Княгиня вышла и заплакала тоже. Пожилая дама тоже утиралась платком. Пьера целовали, и он несколько раз целовал руку прекрасной Элен. Через несколько времени их опять оставили одних.
«Всё это так должно было быть и не могло быть иначе, – думал Пьер, – поэтому нечего спрашивать, хорошо ли это или дурно? Хорошо, потому что определенно, и нет прежнего мучительного сомнения». Пьер молча держал руку своей невесты и смотрел на ее поднимающуюся и опускающуюся прекрасную грудь.
– Элен! – сказал он вслух и остановился.
«Что то такое особенное говорят в этих случаях», думал он, но никак не мог вспомнить, что такое именно говорят в этих случаях. Он взглянул в ее лицо. Она придвинулась к нему ближе. Лицо ее зарумянилось.
– Ах, снимите эти… как эти… – она указывала на очки.
Пьер снял очки, и глаза его сверх той общей странности глаз людей, снявших очки, глаза его смотрели испуганно вопросительно. Он хотел нагнуться над ее рукой и поцеловать ее; но она быстрым и грубым движеньем головы пeрехватила его губы и свела их с своими. Лицо ее поразило Пьера своим изменившимся, неприятно растерянным выражением.
«Теперь уж поздно, всё кончено; да и я люблю ее», подумал Пьер.
– Je vous aime! [Я вас люблю!] – сказал он, вспомнив то, что нужно было говорить в этих случаях; но слова эти прозвучали так бедно, что ему стало стыдно за себя.
Через полтора месяца он был обвенчан и поселился, как говорили, счастливым обладателем красавицы жены и миллионов, в большом петербургском заново отделанном доме графов Безухих.


Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе с сыном. («Я еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст не крюк, чтобы посетить вас, многоуважаемый благодетель, – писал он, – и Анатоль мой провожает меня и едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам».)
– Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, – неосторожно сказала маленькая княгиня, услыхав про это.
Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.
Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.
– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.