Пуаро, Огюст
Поделись знанием:
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.
Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
| Огюст Пуаро | |
| Auguste Poireau | |
| Имя при рождении: |
Auguste Poireau |
|---|---|
| Дата рождения: |
около 1780 |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
1832 или 1844 |
| Профессия: |
артист балета, балетмейстер |
| Гражданство: | |
| Театр: |
Императорские театры Российской империи и другие театры Европы |
Огю́ст Пуаро, также Огюст или г-н Огюст (фр. Auguste Poireau; около 1780, Лион — 1832, Петербург[1] или же 1844 за рубежом[2][3]) — французский танцовщик и балетмейстер, младший брат певицы мадам Шевалье и шурин балетмейстера Шевалье. В конце XVIII — первой трети XIX веков плодотворно работал в России, в придворной труппе петербургских театров — здесь по русскому обычаю его стали называть Августом Леонтьевичем[2].
Содержание
Биография
Являлся родным братом певицы, известной как Мадам Шевалье или Шевалье-Пейкам[4], которая вышла замуж за танцовщика и хореографа Пьера Пейкама Шевалье.
Его красавица-сестра, певица привлекла внимание директора Петербургской императорской труппы Н. Б. Юсупова, и тот пригласил её с мужем и братом работать во Французской труппе при императорских театров[5], куда те и прибыли в 1797[5] или 1 апреля 1798 года[1][6]. Контрактом оговаривались гонорары: Мадам Шевалье получала 7000 рублей (до неё такого жалования не получал никто в труппе), балетмейстер Пьер Шевалье — 3000, танцор Огюст Пуаро — 2000 рублей, к тому же им полностью оплачивалась квартира, дрова, карета для выездов и предоставлялись бенефисы[5].
Мадам певица сразу привлекла повышенное внимание со стороны сановников Павла I (и помимо многочисленных дорогостоящих подарков, даже имела дочь от Кутайсова[7]), а затем и самого императора, о её феноменальной жадности по Петербургу ходили небезосновательные слухи; а муж и брат пользовались результатами её успеха вместе с ней, при этом работая на балетной сцене Пьер Шевалье в должности главного балетмейстера Петербургской труппы[6], а Огюст Пуаро — в амплуа первого пантомимного танцовщика[3]. Однако в марте 1801 года вся их жизнь круто изменилась в результате государственного переворота: Павел I был убит, а заступивший на царствование Александр I потребовал немедленной высылки мадам Шевалье. Пьер Шевалье в это время находился в Париже, куда был командирован с большой суммой для ангажирования знаменитых французских артистов для русского театра, и потому решил не возвращаться[6].
Тем не менее от Огюста Пуаро никто не потребовал немедленно покинуть Петербург, и он продолжал работать в России, где сначала был на исполнительском амплуа танцора, а впоследствии поставил как балетмейстер свыше 30 балетов[2], некоторые ставил совместно в И. И. Вальберхом и Ш. Дидло. Этот период времени связан с развитием и становлением русского балета, о чем впоследствии писал историк русского балета Ю. А. Бахрушин: «Период с 1790 по 1805 год был чрезвычайно знаменательным в истории развития балета в России. За это пятнадцатилетие … было заложено прочное основание для самоопределения русского балета»[8].
Адам Глушковский называл Огюста «отличным, первоклассным танцовщиком». Он особо прославился исполнением национальных танцев, а русский исполнял «как настоящий русский»[3]. Биографическая энциклопедия дает творчеству Огюста Пуаро (или, как его стали называть — Огюста) высокую характеристику: «Огюст был не только хорошим танцором, но и отличным балетмейстером … он в танцах, особенно в исполнении русской пляски, был неподражаем»[1]. Кроме того, он вел педагогическую работу в Петербургской театральной школе и какое-то время он был и придворным учителем танцев.
О его кончине версии расходятся: по некоторым источникам, он умер в 1832 году Санкт-Петербурге[1], по другим — в 1833 покинул Петербургскую сцену, а скончался в 1844[2][3].
Репертуар
Среди балетных партий артиста:
- «Деревенская героиня» — дурачок Бебе
- «Граф Кастелли» — Адольф
- «Амур и Психея» — Тизифон
- «Зефир и Флора» — Бахус
- 1807 — «Медея и Язон», балетмейстер Дидло по хореографии Новерра — Язон
- 1817 — «Венгерская хижина, или Знаменитые изгнанники» А. Венюа, балетмейстер Ш.Дидло — граф Рагоцкий
- 5 марта 1819 — «Рауль де Креки, или Возвращение из крестовых походов» на музыку К. А. Кавоса и его ученика Сушкова, дополнен также музыкой Т. В. Жучковского[9], балетмейстер Дидло, по либретто одноименного балета итальянского балетмейстера С. Вигано[10] — граф де Креки (Дидло посвятил этот балет Огюсту, исполнителю главной партии де Креки[3]; премьера прошла в бенефис Огюста; в главных партиях Огюст и Колосова; спектакль выдержал 110 представлений, давая полные сборы[11])
Постановки в Большом театре Санкт-Петербурга
Балеты и дивертисменты
- 1810 — «Мельники, или Ночное свидание» комический балет в 2 актах Тивольского
- 1812 — «Любовь к Отечеству» Катерино Кавоса (совместно с Иваном Вальберхом)
- 1813 — «Казак в Лондоне», анекдотический балет на сборную музыку (совместно с Иваном Вальберхом)
- 1813 — «Русские в Германии» (совместно с Иваном Вальберхом)
- 1813 — «Праздник в стане союзных армий» дивертисмент с пением Катерино Кавоса (совместно с Иваном Вальберхом)
- 1814 — «Торжество России, или Русские в Париже», «аналогический» балет в 3 актах с пением и хорами (совместно с Иваном Вальберхом)
- 1815 — «Сандрильона» Даниэля Стейбельта (совместно с Иваном Вальберхом)
- 1818 — «Казаки в гостях у Филатки», дивертисмент на сборную музыку
- 1819 — «Молодая охтянка», дивертисмент на сборную музыку
- 1819 — «Семик, или Гуляние в Марьиной роще», дивертисмент на сборную музыку
- 1820 — «Федул с детьми на господской вечеринке», балет-дивертисмент в 1 акте
- 1820 — «Похищение, или Роберт — атаман разбойников», пантомима-балет в 3 актах
- 1821 — «Венецианский карнавал», дивертисмент в 1 акте
- 1821 — «Дезертир», балет в 3 актах (возобновление постановки Ивана Вальберха)
- 1822 — «Освобождение молодой крестьянки от разбойников, или Храбрость русского солдата», анекдотическая суета с хороводами, песнями и плясками на сборную музыку
- 1822 — «Семик в новом виде», дивертисмент на сборную музыку
- 1823 — «Рауль Синяя борода» большой трагический балет в 4 актах на музыку Катерино Кавоса, Андре Гретри и Николая Кубишты (возобновление постановки Ивана Вальберха)
- 1823 — «Кавказский пленник, или Тень невесты» Катерино Кавоса (совместно с Шарлем Дидло)
- 1823 — «Семья простаков, или У страха глаза велики» А. Париса, пантомимная комическая сцена
- 1823 — «Демьянова уха» интермедия по басне Ивана Крылова с русскими плясками
- 1824 — «Филатка и Федора на празднике в Парголове», дивертисмент в 1 акте
- 1824 — «Чёрный лес», балет в 3 актах А. Париса
- 2 декабря 1824 — «Руслан и Людмила, или Низвержение Черномора, злого волшебника» Фридриха Шольца (петербургская постановка балета Адама Глушковского совместно с Шарлем Дидло, дан в собственный бенефис)
- 1825 — «Батюшкина дочь, или Нашла коса на камень» комедия-балет в 3 актах на музыку Катерино Кавоса, П. Ф. Турика и Шелихова (совместно с Шарлем Дидло)
- 1826 — «Возвращение князя Пожарского в своё поместье», дивертисмент
- 1827 — «Дидона или Истребление Карфагена» большой трагический балет на музыку Мартена и Катерино Кавоса (совместно с Шарлем Дидло)
- 1828 — «Гулянье на Крестовском острове, или Сюрприз» на музыку Катерино Кавоса и Фердинанда Антонолини, балет в 1 акте
- 1828 — «Деревенская героиня» на музыку А. Париса и других авторов
- 1828 — «Сатана со всем прибором, или Урок чародея» большой волшебный балет в 3 актах на музыку Катерино Кавоса, П. Ф. Турика и Шелихова
- 1830 — «Альмавива и Розина, или Обманутый опекун» большой балет в 3 актах
- 1830 — «Кораблекрушение морских разбойников, или Маленький матрос» А. Париса (совместно с Шарлем Дидло)
- 1830 — «Аннета и Любим»
- 1831 — «Клари» большой балет в 3 актах Родольфа Крейцера
- 1834 — «Отчаяние Жокриса, или Простаки», комический балет в 1 акте на сборную музыку
- 1837 — «Рауль Синяя борода, или Опасность любопытства» пантомимный балет в 2 актах на музыку Катерино Кавоса и Андре Гретри
Танцы в операх
- 1809 — «Девишник, или Филаткина свадьба» комическая опера-балет А. Н. Титова
- 1819 — «Красная шапочка» волшебная опера в 3 актах с хорами и балетами Франсуа Адриена Буальдье (совместно с Шарлем Дидло)
Напишите отзыв о статье "Пуаро, Огюст"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/94401/Огюст Большая биографическая энциклопедия. 2009 // Огюст, Август Леонтьевич, автор Е. Ястребцев]
- ↑ 1 2 3 4 [dic.academic.ru/dic.nsf/es/40395/Огюст Энциклопедический словарь. 2009 // Огюст Август Леонтьевич]
- ↑ 1 2 3 4 5 6 [slovari.yandex.ru/~книги/Гуманитарный%20словарь/Пуаро%20Огюст/ Российский гуманитарный энциклопедический словарь // Пуаро Огюст](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2866 дней))
- ↑ Шевалье-Пейкам // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ 1 2 3 [ptzh.theatre.ru/1998/16/58/ С. Мельникова. Мадам Шевалье // Петербургский театральный журнал]
- ↑ 1 2 3 [www.niv.ru/doc/ballet/encyclopedia/062.htm Энциклопедия балета (страница 62) // автор Г. Н. Добровольская]
- ↑ [az.lib.ru/g/grech_n_i/text_0030.shtml Н. И. Греч. Воспоминания о моей жизни]
- ↑ Ю. А. Бахрушин. «История русского балета» (М., Сов. Россия, 1965, 249 с.)
- ↑ [culture.niv.ru/doc/ballet/encyclopedia/045.htm Энциклопедия балета (страница 45)]
- ↑ Ю.Бахрушин. «История русского балета» (М., Сов. Россия, 1965, 249 с.)
- ↑ [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/20395/Дидло Большая биографическая энциклопедия]
Отрывок, характеризующий Пуаро, Огюст
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.
Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
