Пуату

Пуату́ (фр. Poitou) — историческая область на западе Франции, разделённая на департаменты Вандея, Дё-Севр и Вьенна. Ландшафт равнинный, севернее Ла-Рошели простираются болота Пуату. Главный город — Пуатье; другие исторические центры — Ньор, Туар, Шательро.

В древности — племенная территория галлов-пиктонов, затем — северная часть королевства Аквитании. С 778 года — владение графов Пуатье из рода Рамнульфидов, которые в середине XI века унаследовали трон всей Аквитании.

Брак Элеоноры Аквитанской с Генрихом Плантагенетом привёл к вхождению Пуату в состав владений английской короны. Уже в начале XIII века Иоанн Безземельный отказался от Пуату в пользу французского короля, однако во время Столетней войны область на короткое время (1360—1375 годы) вернулась к англичанам.

В XVI веке Пуату в целом и Ла-Рошель в особенности стали цитаделью французского протестантизма. Отмена Нантского эдикта вынудила гугенотов покинуть родные места и переселиться в Америку, где их потомки ныне известны как франко-акадцы и каджуны.

Во время Великой французской революции Вандея наоборот стала оплотом консерватизма. Протестные движения против революции вылились в грандиозный Вандейский мятеж. В Новое время аграрное Пуату по инициативе центрального правительства украсилось рационально распланированными городами — такими, как Рошфор и Ла-Рош-сюр-Йон.

См. также

• Пуатевинско-сентонжский язык

Ссылки

• Пуату, французская провинция // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Пуату

– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.