Публий Волумний Аминцин Галл
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
| Публий Волумний Аминцин Галл |
Публий Волумний Аминцин Галл (лат. Publius Volumnius Amintinus Gallus; V век до н. э.) — древнеримский политический деятель из патрицианского рода Волумниев, консул 461 года до н. э.
Луций Волумний был выбран консулом вместе с Сервием Сульпицием Камерином Корнутом. Весь этот год был заполнен обсуждением законодательной инициативы народного трибуна Гая Терентилия Гарсы, предполагавшей кодификацию права. Сенаторы всеми средствами срывали принятие этого закона, а консулы, по одним данным, предпочитали держаться в стороне[1], по другим — активно участвовали в этом саботаже[2]. В течение 461 года до н. э. закон так и не был принят.
В 458 году до н. э. Публий Волумний был одним из трёх послов, отправленных к эквам[3].
Напишите отзыв о статье "Публий Волумний Аминцин Галл"
Примечания
Отрывок, характеризующий Публий Волумний Аминцин Галл
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
