Адриан

Публий Элий Траян Адриан лат. Publius Aelius Traianus Hadrianus<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Бюст Адриана, Капитолийский музей.</td></tr>
Римский император
11 августа 117 — 10 июля 138
Предшественник:	Траян
Преемник:	Антонин Пий
Вероисповедание:	Древнеримская религия
Рождение:	24 января 76(0076-01-24) Италика (Испания) или Рим
Смерть:	10 июля 138(0138-07-10) (62 года) Байи близ Неаполя
Место погребения:	Мавзолей Адриана
Род:	Антонины
Отец:	Публий Элий Адриан Афр
Мать:	Домиция Паулина Старшая
Супруга:	Вибия Сабина
Дети:	(усыновленные) Луций Элий Цезарь Антонин Пий

Пу́блий Э́лий Трая́н Адриа́н, более известный как Адриан (лат. Publius Aelius Traianus Hadrianus; 24 января 76, Италика близ современной Севильи, Испания — 10 июля 138, Байи близ Неаполя) — римский император в 117—138. Трибунскую власть получал 22 раза (в 117 дважды: 11 августа и 10 декабря, затем ежегодно 10 декабря). Императором был провозглашён два раза: 11 августа 117, а второй раз в 135. Консулом был в 108, в 118 и в 119. Полный титул к моменту смерти: Император Цезарь Траян Адриан Август, Великий Понтифик, наделён властью народного трибуна 22 раза, Император 2 раза, Консул 3 раза, Отец Отечества (лат. Imperator Caesar Traianus Hadrianus Augustus, Pontifex Maximus, Tribuniciae potestatis XXII, Imperator II, Consul III, Pater Patriae). Третий из пяти хороших императоров.

До прихода к власти

Адриан был сыном римского сенатора Публия Элия Афра, предки которого во времена Сципиона переехали из Адрии (в области Пиценум) в Италику (на юге Пиренейского полуострова), и Домиции Паулины. Отец Адриана достиг в своей карьере должности претора в Риме. Когда будущему императору было десять лет, он лишился отца. Адриан воспитывался под опекой двоюродного дяди, императора Траяна, на внучке сестры которого он женился в 100 году. Именно Адриан первым сообщил Траяну, находившемуся в Колонии Агриппины (совр. Кёльн), о смерти Нервы. Он участвовал в войнах с Децебалом. Дважды награждался за отвагу и был избран в сенат. Во время второго похода против даков Адриан сражался с задунайскими сарматами. В 108 году стал консулом. Через несколько лет воевал в Армении и Месопотамии, легатом при штабе Траяна, но не совершил ничего выдающегося. Однако когда в 117 году наместник Сирии был отправлен в Дакию улаживать возникшие там беспорядки, Адриан был назначен замещать его, что дало ему независимое командование над войсками

Траян, тяжело заболевший к тому времени, решил вернуться в Рим, но добрался только до киликийского города Селинус, где болезнь помешала ему двигаться дальше. За ним ухаживала жена, Плотина, одна из сторонниц Адриана, который был одним из очевидных кандидатов в преемники Траяна, однако не был им формально усыновлён. Умирающий Траян усыновил Адриана, но поскольку документ был подписан Плотиной, предполагают, что Траян к этому моменту был уже мёртв. Адриан узнал об этом 11 августа 117 годаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан), сирийские легионы провозгласили его императором, но он вынужден был на некоторое время задержаться в Сирии, поскольку этого требовала сложившаяся там непростая ситуация.

Внешность и личные качества

«История Августов»:

(1)Он был высокого роста, отличался внешним изяществом, завивал с помощью гребня свои волосы, отпустил бороду, чтобы скрыть природные недостатки лица, имел крепкое телосложение. (2) Он очень много ездил верхом и ходил пешком, всегда проделывал упражнения с оружием и копьем. (3) На охоте он очень часто собственноручно убивал львов. На охоте же он сломал себе ключицу и ребро.

Правление

Политика Адриана сильно отличалась от завоевательных принципов, которые проводил Траян. Прежде всего Адриан отказался от Ассирии и Месопотамии, вернув их парфянам. Армения тоже вышла из состава провинций и считалась только протекторатом Рима. Решив все проблемы на Востоке, император осенью 117 года покинул Антиохию. Но он направился не в Рим, а в низовья Дуная, где требовалось обуздать притязания роксолан, которые нарушали границы Дакии. Сюда прибыли гонцы из столицы с сообщением, что в Италии был раскрыт заговор, возглавляемый Луцием Квиетом и соратниками Траяна. Вскоре сам Квиет был казнён. Но опасения, что Адриан будет править в духе Нерона или Калигулы, не оправдались. Адриан появился в Риме летом 118 года. Его встретили с большой помпой. Кроме традиционных великолепных зрелищ, устроили и посмертный въезд Траяну, чья статуя стояла на колеснице.

Путешествия

В столице Адриан пробыл три года. После этого он отправился в первое путешествие — в Галлию и в провинции по верхнему Рейну и Дунаю. В треугольнике между этими реками император укрепил систему фортификаций. На следующий год он отправился в Британию, где начались работы по возведению Вала Адриана. В 122 году император вернулся в Галлию. На юге в Немаусе он воздвиг храм в честь императрицы Помпеи Плотины, которая недавно скончалась. Зиму 122/123 годов Адриан провёл в Испании, откуда отправился в Африку, в Мавританию. Там ему пришло известие о грозившей Риму войне с Парфией и он поспешил явиться к месту событий. Адриан сумел разрядить обстановку путём переговоров, но там он оставался до 124 года. Он посетил Антиохию и Пальмиру. В 124 году император объездил балканские провинции Рима. Им был заложен город Адрианополь во Фракии. Зимой 124/125 годов Адриан решил провести время в Афинах. В следующем году он принял посвящение в Элевсинские мистерии. В Италию Адриан вернулся через Сицилию, где он совершил восхождение на вулкан Этну, откуда любовался заходом солнца. В Риме император пробыл до лета 128 года, а потом снова отправился в Африку. В Нумидии он проинспектировал военный лагерь и наблюдал за учениями пехоты и конницы. Потом через Малую Азию отправился в Сирию, где совершил восхождение на гору Кассий, откуда опять же любовался заходом солнца. В 130 году Адриан посетил Иерусалим, который лежал в развалинах с 70 года. Адриан принял решение возвести на этом месте город под названием Colonia Aelia Capitolina, а на месте храма Соломона возвести храм в честь Юпитера Капитолийского. Потом путь императора лежал в Египет, где в Ниле утонул его любимец Антиной. 21 ноября 130 года Адриан посетил памятник поющего Мемнона. Обратный путь пролегал через Сирию и Малую Азию. А когда Адриан собирался из Афин отправится в Рим, ему пришла весть о новом восстании иудеев, которое было подавлено с огромным трудом.

Строительство

Основное внимание новый император отдавал экономическому развитию провинций. По всей стране строились театры, библиотеки, города украшались множеством статуй. В Риме сооружён мавзолей Адриана (ныне называемый замком Святого Ангела), построена знаменитая вилла в Тибуре, проведён канал от Стимфало в Коринф. Адриан высоко ценил греческую культуру, поощряя искусства, поэзию, философию. Император украсил свой любимый город Афины многими великолепными зданиями, среди которых, например, храм Зевса Олимпийского. Он также заботился и об укреплении северо-западных границ Германии и Британии, где воздвиг так называемый Адрианов вал (в 122 году) и улучшил войска. В Италии Адриан завершил начатый Клавдием проект осушения Фуцинского озера. Он создал совет при своей особе. Италию разделил на 4 части с четырьмя императорскими консулами, на государственные должности назначал только римлян.

Последним крупным мероприятием Адриана стала кодификация римского права, проведённая совместно с юристом Сальвием Юлианом. В 138 г. император сильно заболел, страдая от болезни, он принял сильную дозу лекарства и умер в Байях 10 июля 138 г., оставив наследником усыновленного им Антонина Пия. Перед смертью написал себе эпитафию:

Трепетная душа, нежная странница
Гость и друг в человеческом теле,
Где ты сейчас скитаешься,
Ослабленная, продрогшая, беззащитная,
Неспособная играть, как прежде?

Состояние армии

При Адриане была построена мощная система оборонительных укреплений. Наиболее известным стал Вал Адриана в Британии, протяжённостью 50 км. Особенное внимание также было уделено рейнской и дунайской границам. Было построено множество крепостей, сторожевых башен, размещены лагеря, соединенные стенами и дорогами, по которым в случае вторжения варваров могли быстро подойти подкрепления. Со стороны варварской территории был проложен ров и дорога, со стороны римской - дорога.

В такой ситуации часть легионов все больше закреплялась на границах, становилась менее подвижной. При Адриане в легионы стали принимать местных жителей провинций, ещё вчера считавшихся варварами, кроме того появилось новое лёгкое подразделение, состоявшее из местного ополчения - нумеры, вооруженное своим оружием. Доля выходцев из Италии в армии сократилась.

В целом в это время римская армия внушала страх варварам, они не решались нарушить границу, а правление Адриана прошло спокойно, за исключением небольших пограничных конфликтов. Главной же военной кампанией Адриана стало подавление иудейского восстания 131-135 гг. К восставшим в Палестине примкнули соплеменники из Египта и Ливии. Долгое время римская армия не могла добиться успеха, восставшие захватили Иерусалим, укрепили множество крепостей и холмов. На подавление восстания из Британии был направлен лучший полководец того времени Секст Юлий Север. Избегая крупных сражения, Север окружал и уничтожал измором одну крепость за другой. В итоге Иерусалим был захвачен и разрушен, а предводитель восставших Бар Кохба погиб. Только в боях погибло 580000 евреев, захвачено 985 деревень и 50 крепостей. Адриан не стал принимать от сената триумф, зато принял от армии второй раз титул императора. После этого восстания крупных выступлений в Палестине больше не было. Евреи империи были обложены еще большими податями.

Личная жизнь

Самой большой любовью Адриана был, несомненно, юноша Антиной. Адриан познакомился с Антиноем в 124 году, когда следовал по провинции Вифиния на северо-востоке Малой Азии. С 128 г. юноша неотступно находился при императоре. В 130 году, когда они находились в Египте, Антиной утонул в Ниле. Обстоятельства трагедии были загадочны и дали почву для многих слухов. Доподлинно известно, что горе Адриана было безутешно и он приказал жрецам обожествить Антиноя.

На месте гибели своего фаворита Адриан основал город Антинуполь (Антинойполис), где каждый год проводились игры в честь молодого бога. Культ Антиноя распространился по всей империи; он был последним богом античного мира, заслужившим много проклятий от ранних христиан. Бесчисленные статуи отобразили его чувственную, меланхоличную красоту — до нашего времени сохранилось около пяти тысяч таких статуй, которые император воздвиг в честь своего любимца во многих городах, было выполнено также множество его скульптурных портретов. Масштабы увековечивания его памяти были исключительными — до нас дошло больше изображений Антиноя, чем многих других знаменитых (и гораздо более выдающихся) римлян. Придворные астрономы выделили на небе созвездие Антиной, упоминавшееся вплоть до XIX века, но ныне отменённое.

Интересные факты

• Адриан был первым римским императором, отпустившим бороду, чтобы скрыть шрамы и бородавки на лице. До этого римляне брились несколько сот лет, со времён Сципиона Африканского.
• Согласно Диону Кассию, когда Аполлодор раскритиковал архитектурные планы Адриана для храма Венеры, Адриан добился казни Аполлодора.
• Именно Адриан, согласно христианскому преданию, был инициатором мученической смерти христианских святых Веры, Надежды, Любови и матери их Софьи.

Адриан в литературе

Адриану посвящён роман бельгийско-французской писательницы Маргерит Юрсенар «Записки Адриана» («Воспоминания Адриана») (фр. Mémoires d'Hadrien), написанный от лица императора, роман выдающегося немецкого египтолога Георга Эберса (1837—1898) «Император» (1881) (нем. Der Kaiser), описывающий посещение Адрианом Египта и одну из версий гибели Антиноя, а также исторический роман российского писателя Михаила Ишкова «Адриан». Также упоминается в пьесе «Скачущий на льве» Леонида Мациха.

Литература

• Ф. Ф. Зелинский «Римская империя»
• «Scriptores Historiae Augustae» (перевод С. Н. Кондратьева)
• Birley, Anthony R. Hadrian. The restless emperor. — London: Routledge, 1997. — ISBN 0-415-16544-X.
• Speller, Elizabeth. Following Hadrian: a second-century journey through the Roman Empire. — London: Review, 2003. — ISBN 0-7472-6662-X.

Отрывок, характеризующий Адриан

– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.