Пулемёт Максима образца 1910 года

Пулемёт Максима образца 1910 года
Пулемёт Максима образца 1910/30 года
Тип:	станковый пулемёт
Страна:	Российская империя Российская империя СССР СССР
История службы
Годы эксплуатации:	1910—1945
Войны и конфликты:	Первая мировая война, Гражданская война (в России, в Финляндии, в Испании, в Китае), Японо-китайская война (1937—1945), Великая Отечественная война, Корейская война, Война в Донбассе
История производства
Разработан:	1910
Годы производства:	1910—1939, 1941—1945
Варианты:	M1910/30, финский M/09-21
Характеристики
Масса, кг:	20,3 (тело), 64,3 (со станком)
Длина, мм:	1067
Длина ствола, мм:	721
Патрон:	7,62×54 мм R
Принципы работы:	отдача ствола, кривошипно-шатунное запирание
Скорострельность, выстрелов/мин:	600
Начальная скорость пули, м/с:	740
Вид боепитания:	холщёвая или металлическая патронная лента на 250
Изображения на Викискладе?:	Пулемёт Максима образца 1910 года

Пулемёт Максима образца 1910 годаПулемёт Максима образца 1910 года

Пулемёт Ма́ксима образца 1910 года (Индекс ГАУ — 56-П-421) — станковый пулемёт, вариант британского пулемёта Максима, широко использовавшийся российской и советской армиями во время Первой мировой и Второй мировой войн. Пулемёт использовался для поражения открытых групповых целей и огневых средств противника на расстоянии до 1000 м.

История

После успешной демонстрации пулемёта в Швейцарии, Италии и Австро-Венгрии Хайрем Максим приехал в Россию с показательным образцом пулемёта .45 калибра (11,43 мм).

В 1887 году прошли испытания пулемёта Максима под 10,67-мм патрон винтовки Бердана с дымным порохом.

8 марта 1888 года из него стрелял император Александр III. После испытаний, представители русского военного ведомства заказали Максиму 12 пулемётов обр. 1895 года под 10,67-мм патрон винтовки Бердана.

Поставлять пулемёты Максима в Россию начало предприятие «Vickers, Sons & Maxim». Пулемёты были доставлены в Санкт-Петербург в мае 1899 года. Новым оружием заинтересовался и российский военный флот, он заказал ещё два пулемёта для проведения испытаний.

В дальнейшем винтовка Бердана была снята с вооружения, и пулемёты Максима были переделаны под 7,62-мм патрон русской винтовки Мосина. В 1891—1892 гг. для испытаний были закуплены пять пулемётов под патрон 7,62х54 мм.

Для повышения надёжности работы автоматики 7,62-мм пулемёта в конструкцию был введён «дульный ускоритель» — устройство, предназначенное для использования энергии пороховых газов, чтобы увеличить силу отдачи. Передняя часть ствола была утолщена для увеличения площади дульного среза а затем к водному кожуху был присоединён колпачок-надульник. Давление пороховых газов между дульным срезом и колпачком действовало на дульный срез ствола, толкая его обратно и помогая ему быстрее откатываться назад.

В 1901 году 7,62-мм пулемёт Максима на колёсном лафете английского образца был принят на вооружение сухопутных войск, в течение этого года в русскую армию поступило первые 40 пулемётов Максима. В целом, в течение 1897—1904 годов был закуплен 291 пулемёт.

Пулемёт (масса которого на тяжёлом лафете с большими колёсами и большим бронещитом составляла 244 кг) отнесли в подчинение к артиллерии. Пулемёты планировалось использовать для обороны крепостей, для отражения огнём с заранее оборудованных и защищённых позиций массированных атак пехоты противника.

• этот подход может вызвать недоумение: ещё в ходе франко-прусской войны французские митральезы, применённые на артиллерийский манер, то есть батареями, были подавлены прусским контрартиллерийским огнём ввиду очевидного превосходства артиллерии над малокалиберным оружием по дальнобойности.

В марте 1904 года был подписан контракт о производстве пулемётов Максима на Тульском оружейном заводе. Стоимость производства тульского пулемёта (942 рубля + 80 фунтов стерлингов комиссионного вознаграждения фирме «Виккерс», всего около 1700 рублей) была дешевле, чем стоимость приобретения у англичан (2288 рублей 20 копеек за пулемёт). В мае 1904 года на Тульском оружейном заводе началось серийное производство пулемётов.

В начале 1909 года Главное артиллерийское управление объявило конкурс на модернизацию пулемёта, в результате которого в августе 1910 года на вооружение был принят модифицированный вариант пулемёта: 7,62-мм пулемёт Максима образца 1910 года, прошедший модернизацию на Тульском оружейном заводе под руководством мастеров И. А. Пастухова, И. А. Судакова и П. П. Третьякова. Был уменьшен вес тела пулемёта и изменены некоторые детали: ряд деталей из бронзы заменили на стальные, прицельные приспособления изменили для соответствия баллистике патрона с остроконечной пулей обр. 1908 года, изменили приёмник, чтобы он подходил под новый патрон, а также расширили отверстие втулки надульника. Английский колёсный лафет был заменён на облегченный колёсный станок А. А. Соколова, броневой щит английского образца — на бронещит уменьшенных размеров. Кроме того, А. А. Соколов спроектировал патронные коробки, двуколку для перевозки патронов, герметичные цилиндры для ящиков с патронами.

Пулемёт Максима обр. 1910 года со станком весил 62,66 кг (а вместе с жидкостью, заливаемой в кожух для охлаждения ствола — около 70 кг).

Механизм

Автоматика пулемёта работает на принципе использования отдачи ствола.

Устройство пулемёта Максима: ствол покрыт снаружи тонким слоем меди для предохранения от ржавчины. На ствол надет кожух, наполняемый водой для охлаждения ствола. Вода наливается по трубке, соединенной с кожухом патрубком с краном. Для выпуска воды служит отверстие, закрытое навинчивающейся пробкой. В кожухе имеется пароотводная труба, по которой из него выходит пар при стрельбе через отверстие в дульной части (закрыто пробкой). На трубку надета короткая, подвижная трубка. При углах возвышения она опускается и закрывает нижнее отверстие трубки, вследствие чего вода не может попасть в эту последнюю, а пар, скопившийся в верхней части кожуха, будет входить через верхнее отверстие в трубку и далее выйдет по трубке наружу. При углах склонения произойдет обратное. К стволу присоединена рама (рис. 4, 5), состоящая из двух планок. Передними концами она надета на цапфы а ствола, а задними концами на цапфы мотыля. Мотыль соединен шарниром с шатуном, а этот последний с замком. К остову (рис. 4, 5, 7) замка, имеющему две щеки, прикреплены на шпильках снаружи: замочные рычаги, коленчатые рычаги; внутри — нижний спуск, ладыжка, курок, предохранительный спуск с его пружиной и боевая пружина. На переднюю часть замка надета боевая личинка так, что она может перемещаться вверх и вниз относительно его. Движение её вверх ограничено выступом, а вниз — стержнем. Головка замочных рычагов И надевается на передний конец шатуна (рис. 6) и при поворачивании её на 60° относительно шатуна три секторных выступа его заходят за соответствующие выступы головки замочных рычагов. Таким образом замочные рычаги, а следовательно, и замок, будут связаны с шатуном. Замок может скользить своими выступами к вдоль рамы в пазах её, образованных ребрами. Выступы рамы (рис. 3, 4, 5) входят в прорези на боковых стенках короба. Эти прорези Д закрыты планками. Проушины на коробе служат для укрепления пулемёта на лафете. Боковые стенки и дно короба составляют одно целое. На внутренней стороне этих стенок короба в начале и в конце их имеются пазы в виде хвоста ласточки. В передние вдвигается соответствующими выступами передняя стенка короба, составляющая одно целое с кожухом, а в задние — затыльник. Передняя стенка имеет два сквозных канала. В верхний вставлен ствол, а через нижний проходят стрелянные гильзы, причем пружина препятствует гильзам падать внутрь короба. К затыльнику прикреплен осью спусковой рычаг, нижний конец которого связан шарниром с тягой. Спусковая тяга укреплена на дне короба двумя заклепками и так, что может немного перемещаться вдоль короба. Короб закрыт откидной крышкой Ш с защелкой Ш. Крышка имеет пресс, который не позволяет замку E подняться вверх, когда он своими ребрами к выйдет из пазов при отходе ствола назад. На левой боковой стенке короба (рис. 3, 8) укреплена на шипах коробка. С передней стенкой её соединена винтом 6 спиральная (возвратная) пружина 7. Винт 6 служит для регулирования степени натяжения пружины. Другой конец её захватывает своим крючком за цепочку, а эта последняя в свою очередь связана с эксцентрическим приливом мотыля В (рис. 5). Приемник (рис. 3, 4, 11) вставлен в прорези на боковых стенках короба. Он имеет ползун с двумя пальцами и с пятой. На пяту надет коленчатый рычаг, другой конец которого заходит в вырез рамы (рис. 5). Внизу приёмника (рис. 11) укреплены еще два пальца, имеющие, как и верхние, пружины.

Действие пулемёта

Действие автоматики пулемёта основано на отдаче затвора и сцепленного с ним ствола под давлением пороховых газов. Откатившись на некоторое расстояние, затвор и ствол расцепляются и движутся независимо друг от друга.

В положении на рис. 4 пулемёт готов для стрельбы. Чтобы произвести выстрел, надо поднять предохранительный рычаг Я и нажать на верхний конец спускового рычага. Тогда тяга отойдет назад и своим выступом повернет нижний спуск П, который освободит лодыжку. Курок, не удерживаемый более лодыжкой, под действием боевой пружины О двинется вперед и разобьет капсюль патрона (рис. 10). Пуля вылетает из ствола через отверстие стальной пробки надульника. Пороховые газы оттолкнут ствол с рамой назад и выйдут через отверстия надульника. Для увеличения энергии отдачи служит надульник, а также ствол в дульной части утолщен. Мотыль В упирается в ребро и не может подняться вверх, поэтому замок при таком положении мотыля будет двигаться только вместе с рамой и стволом назад. Если бы после выстрела замок был сразу отброшен пороховыми газами от ствола, гильза патрона была бы разорвана.

Пружина, в отличие от большинства систем, работает на растяжение, а не на сжатие. Ствол с хвостовиком после этого останавливается, а соединенный с рычажной парой затвор («замок») продолжает движение назад, одновременно извлекая новый патрон из ленты и стреляную гильзу из ствола. При накате подвижной системы вперед новый патрон снижается на линию ствола и досылается в патронник, а стреляная гильза подается в гильзовыводящий канал, расположенный ниже ствола. Стреляные гильзы выбрасываются из оружия вперед, под стволом. Для реализации такой схемы подачи зеркало затвора имеет Т-образный вертикальный паз для фланцев гильз, и в процессе отката-наката перемещается вниз и вверх соответственно.

При движении ствола с рамой назад происходит следующее: рукоятка Г мотыля (рис. 3) скользит по ролику Х (укреплен на оси правой планки 12) и благодаря своему очертанию опустит мотыль вниз. Это движение мотыля заставит замок ускорить своё движение относительно рамы, при этом замок будет скользить вдоль рамы ребрами к (рис. 4, 5, 7, 9, 10) в пазах 23 и отделится от ствола. Боевая личинка К держит патроны, находящиеся в патроннике ствола и в приемнике, захватывая своими ребрами Л за закраины патронов. В момент отдачи боевая личинка вытаскивает патрон из приемника и, когда замок отделяется от ствола, стреляную гильзу из патронника. Патрон и гильза удерживаются в соответствующих местах личинки защелками М и Н с пружинами и не могут опуститься относительно неё. При опускании мотыля головка I замочных рычагов нажимает на ладыжку, а эта последняя отведет курок назад. Предохранительный спуск П под действием его пружины заскакивает своим выступом за выступ 24 курка. Ладыжка удерживается в отведенном положении нижним спуском пулемёт. Боевая личинка, скользя по выступам О боковых стенок короба своими выступами Р, к концу движения будет опускаться вниз вследствие собственной тяжести и под действием пружин С, укрепленных на крышке короба, пока её выступы Р не лягут на ребра Е рамы. В таком положении боевой личинки новый патрон будет находиться против патронника, а гильза против выводного канала 2. При движении рамы назад спиральная пружина 7 растягивается и, когда мотыль поворачивается, цепочка 8 навивается на эксцентрический прилив мотыля. Рама при движении назад своим вырезом 17 (рис. 5) поворачивает коленчатый рычаг 15 (рис. 11) так, что ползун 13 отходит вправо и его верхние пальцы 16 заходят за следующий патрон.

Схема питания

Когда отдача окончилась, спиральная пружина 7 сжимается и возвращает раму со стволом в первоначальное положение. Рукоятка Г, скользя по ролику X, поворачивает мотыль, отчего замок подходит к стволу, новый патрон попадает в патронник, а гильза в выводной канал. Коленчатый рычаг 15, поворачиваясь, продвигает в приемник ползун 13, а этот последний своими пальцами 16 подвинет ленту влево, так что новый патрон попадает в гнездо приемника Р. Перед концом движения замка Е замочные рычаги И, нажимая на вырезы 25 (рис. 7), поворачивают коленчатые рычаги Л, вследствие чего боевая личинка поднимается в своё верхнее положение и будет удерживаться в нем пружиной Ж (рис. 5). Боевая личинка, поднимаясь, захватит ребрами Л за закраину нового патрона, лежащего в приемнике, и он удерживается защелкой М, а находящийся теперь в патроннике защелкой Н. Замочные рычаги при дальнейшем движении замка заскакивают во второй вырез 26 коленчатых рычагов и, нажимая на эти последние, дошлют замок вплотную к стволу. При окончании движения мотыля головка I замочных рычагов (рис. 4) поднимет конец предохранительного спуска и освободит курок, который удерживается теперь во взведенном положении только нижним спуском. В то же время рукоятка Г (рис. 3) заскакивает за уступ задержки Ф и не может поэтому отразиться вперед. Нажимая на конец спускового рычага, вновь произведем выстрел. При непрерывном выжимании — стрельба будет продолжаться также непрерывно. Баллистические данные пулемёта почти те же, что и ружья.

Патроны вставляются в гнезда патронных (парусиновых) лент, по 450 штук в каждую. Лента укладывается в патронный ящик (рис. 11). Скорость стрельбы — до 600 выстрелов в минуту. Ствол во время стрельбы сильно нагревается и после 600 выстрелов вода в кожухе закипает. В зимнее время рекомендовалось вместо воды использовать жидкости состоящие из глицерина и воды в соотношении 50/50 при температуре до 30 °C и 60/40 при температурах ниже 30 °C. Морскую воду или воду из соленых озер применять не разрешалось (таким образом можно поставить под сомнение некоторые мифы про заливание мочи в кожух при отсутствии воды, хотя исключать всякого рода самодеятельность невозможно). Если не было глицерина, можно было пользоваться глицериновыми жидкостями Стеол и Стеол М, которые применяются в противооткатных устройствах артиллерийских систем. Водой эти жидкости разбавлять не требовалось. В крайнем случае можно было применять охлаждающую смесь воды и спирта в соотношении 65/35. При температуре ниже минус 30° С содержание спирта в смеси следовало увеличить до 50%. К недостаткам надо отнести сложность механизма и большое число мелких частей, вследствие чего возможны задержки во время стрельбы от их неисправного действия. Надульник после большого числа выстрелов засоряется мелкими частицами оболочки пуль, вылетающими вместе с пороховыми газами, и препятствует движению ствола.

Боевое использование в Первой мировой войне

Пулемёт Максима был единственным образцом пулемёта, выпускавшегося в Российской империи во время Первой мировой войны. Ко времени объявления мобилизации, в июле 1914 г. на вооружении русской армии насчитывалось 4157 пулемётов (для удовлетворения плановой потребности войск не хватало 833 пулемётов). После начала войны, военное министерство отдало распоряжение увеличить выпуск пулемётов, но справиться с задачей снабжения армии пулемётами было очень трудно, так как в России пулемёты изготовлялись в недостаточном количестве, а все заграничные пулемётные заводы были загружены до предела. В целом, в ходе войны российская промышленность выпустила для армии 27 571 пулемёт (828 шт. во втором полугодии 1914 года, 4 251 шт. — в 1915 году, 11 072 шт. в 1916 году, 11 420 шт. — в 1917 году), но объёмы производства были недостаточными и не могли обеспечить потребности армии.

В 1915 году приняли на вооружение и начали выпуск упрощенного пулемётного станка системы Колесникова обр.1915 года.

Боевое использование в Гражданской войне

В период гражданской войны пулемёт Максима обр. 1910 года являлся основным типом пулемёта Красной Армии. Помимо пулемётов со складов русской армии и трофеев, захваченных в ходе боевых действий, в 1918—1920 годы на оружейных заводах Советской России для РККА было выпущено 21 тыс. новых пулемётов обр. 1910 года, ещё несколько тысяч было отремонтировано

В гражданской войне получила распространение тачанка — рессорная повозка с пулемётом, направленным назад, которая использовалась как для передвижения, так и для ведения огня непосредственно на поле боя. Особой популярностью тачанки пользовались у махновцев.

В 1920—1930-е годы в СССР

В 1920-е годы на основе конструкции пулемёта в СССР были разработаны новые образцы оружия: ручной пулемёт Максима-Токарева и авиапулемёт ПВ-1.

В 1928 году была разработана и принята на вооружение зенитная тренога обр. 1928 года системы М. Н. Кондакова. Кроме того, в 1928 году началась разработка счетверённых зенитно-пулемётных установок Максима. В 1929 году на вооружение РККА был принят зенитный кольцевой прицел обр. 1929 года.

В 1935 году были установлены новые штаты стрелковой дивизии РККА, в соответствии с которыми количество станковых пулемётов Максима в дивизии было несколько уменьшено (с 189 до 180 шт.), а количество ручных пулемётов — увеличено (с 81 шт. до 350 шт.)

Стоимость одного пулемёта «Максим» на станке Соколова (с комплектом ЗИП) в 1939 году составляла 2635 рублей; стоимость пулемёта «Максим» на универсальном станке (с комплектом ЗИП) — 5960 рублей; стоимость 250-патронной ленты — 19 рублей

Весной 1941 года, в соответствии со штатом стрелковой дивизии РККА № 04/400-416 от 5 апреля 1941 г., штатное количество станковых пулемётов «максим» было уменьшено до 166 шт., а количество зенитных пулемётов — увеличено (до 24 шт. 7,62-мм комплексных зенитных пулемётов и 9 шт. 12,7-мм пулемётов ДШК).

Пулемёт Максима обр. 1910/1930 года

В ходе боевого применения пулемёта Максима стало ясно, что в большинстве случаев огонь ведётся на дистанции от 800 до 1000 метров, а на такой дальности нет заметного отличия в траектории легкой и тяжёлой пуль.

В 1930 году пулемёт был вновь модернизирован. Модернизацию провели П. П. Третьяков, И. А. Пастухов, К. Н. Руднев и А. А. Троненков. В конструкцию были внесены следующие изменения:

• установлен откидной затыльник, в связи с чем изменились правая и левая задвижки и соединение спускного рычага и тяги
• предохранитель перенесен на спусковой крючок, что избавило от необходимости действовать двумя руками при открытии огня
• установлен указатель натяжения возвратной пружины
• изменен прицел, введена стойка и хомутик с защелкой, на целике боковых поправок увеличена шкала
• появился буфер — держатель для щита, прикрепленный к кожуху пулемёта
• введен отдельный боек к ударнику
• для стрельбы на дальние дистанции и с закрытых позиций введена тяжелая пуля обр. 1930 года, оптический прицел и угломер — квадрант
• для большей прочности кожух ствола выполняется с продольным рифлением

Модернизированный пулемёт получил название «7,62 станковый пулемёт системы Максима образца 1910/30 года». В 1931 году были разработаны и приняты на вооружение более совершенный универсальный пулемётный станок обр.1931 года системы С. В. Владимирова и станок ПС-31 для долговременных огневых точек.

К концу 1930-х годов конструкция пулемёта была морально устаревшей, прежде всего из-за большого веса и размера.

22 сентября 1939 года на вооружение РККА был принят «7,62-мм станковый пулемёт обр. 1939 г. ДС-39», который предназначался для замены пулемётов Максима. Однако эксплуатация ДС-39 в войсках выявила недостатки конструкции, а также ненадёжность функционирования автоматики при использовании патронов с латунной гильзы (для надёжного функционирования автоматики ДС-39 требовал патроны со стальной гильзой).

В ходе финской войны 1939—1940 гг. боевые возможности пулемёта Максима пытались повысить не только конструкторы и производители, но и непосредственно в войсках. В зимнее время пулемёт устанавливали на лыжи, санки или лодки-волокуши, на которых пулемёт перемещали по снегу и с которых при необходимости вели огонь. Кроме того, зимой 1939—1940 года были отмечены случаи, когда посаженные на броню танков пулемётчики устанавливали пулемёты Максима на крыши танковых башен и вели огонь по противнику, поддерживая наступающую пехоту.

В 1940 году в кожухе водяного охлаждения ствола для быстрой смены воды, водоналивное отверстие малого диаметра было заменено широкой горловиной. Это нововведение было позаимствовано у финского Максима (Maxim M32-33) и позволяло решить проблему отсутствия у расчёта доступа к охлаждающей жидкости в зимнее время, теперь кожух можно было теперь наполнять льдом и снегом.

После начала Великой Отечественной войны, в июне 1941 года ДС-39 был снят с производства и предприятиям было приказано восстановить свёрнутое производство пулемётов Максима.

В июне 1941 года на Тульском оружейном заводе под руководством главного инженера А. А. Троненкова инженеры И. Е. Лубенец и Ю. А. Казарин начали заключительную модернизацию (с целью повысить технологичность производства), в ходе которой «Максим» был оснащён упрощённым прицельным приспособлением (с одной прицельной планкой вместо двух, которые раньше заменялись в зависимости от стрельбы легкой или тяжёлой пулей), со станка пулемёта было снято крепление для оптического прицела.

Пулемёт Максима как средство войсковой ПВО

На основе конструкции пулемёта были разработаны одиночные, спаренные и счетверённые зенитные пулемётные установки, которые были самым распространённым оружием армейской ПВО. Например, счетверённая зенитно-пулемётная установка М4 образца 1931 года отличалась от обычного пулемёта Максима наличием устройства принудительной циркуляции воды, большей ёмкостью пулемётных лент (на 1000 патронов вместо обычных 250) и зенитным кольцевым прицелом. Установка предназначалась для ведения огня по самолётам противника (на высотах до 1400 м при скорости до 500 км/ч). Установка М4 широко применялась в качестве стационарной, самоходной, корабельной, устанавливалась в кузовах автомашин, бронепоездах, железнодорожных платформах, на крышах зданий.

Спаренные и счетверённые установки пулемётов Максима успешно использовались также для ведения огня по наземным целям (в частности, для отражения пехотных атак противника). Так, в ходе финской войны 1939—1940 годов части 34-й танковой бригады РККА, попавшие в окружение в районе Лемитте-Уомас успешно отбили несколько атак финской пехоты, используя в качестве подвижных огневых точек две спаренные установки зенитных пулемётов Максима, установленные на полуторках.

Применение в Великой Отечественной войне

Пулемёт Максима активно применялся в Великой Отечественной войне. Он находился на вооружении пехотных и горнострелковых войск, пограничников, флота, устанавливался на бронепоезда, джипы «Виллис» и ГАЗ-64.

В мае 1942 года в соответствии с распоряжением наркома вооружения СССР Д. Ф. Устинова был объявлен конкурс на разработку новой конструкции станкового пулемёта для РККА (на замену пулемёта Максима обр.1910/30 г.

15 мая 1943 года на вооружение РККА был принят станковый пулемёт системы Горюнова СГ-43 с воздушной системой охлаждения ствола, который начал поступать в войска в июне 1943 года. Но пулемёт Максима продолжал выпускаться до конца войны на Тульском и Ижевском заводах, и до её завершения он был основным станковым пулемётом Советской Армии.

Страны-эксплуатанты

• Россия Россия
• Германия Германия: трофейные пулемёты использовались в ходе Первой мировой войны.
• СССР СССР
• Польша Польша: в 1918—1920 годах некоторое количество русских пулемётов Максима обр. 1910 года (под наименованием Maxim wz. 1910) имелось на вооружении польской армии; после того, как в 1922 году в качестве штатного винтовочно-пулемётного боеприпаса был принят патрон 7,92×57 мм, некоторое количество пулемётов было переделано под этот патрон, они получили наименование Maxim wz. 1910/28.
• Финляндия Финляндия: после провозглашения независимости Финляндии в 1918 году, до 600 7,62-мм пулемётов Максима обр. 1910 года поступило на вооружение формирующихся подразделений финской армии, ещё 163 продала Германия; они использовались под наименованием Maxim m/1910, в 1920-е годы пулемёты закупали за рубежом (так, в 1924 году — 405 шт. закупили в Польше); в 1932 году на вооружение был принят модернизированный пулемёт Maxim M/32-33 с питанием от металлической ленты, часть пулемётов, установленных в дотах, снабжали принудительным водяным охлаждением ствола. К зиме 1939 года пулемёты Максима различных модификаций по-прежнему составляли основную часть станковых пулемётов финской армии. Они применялись в советско-финской войне 1939—1940 гг. и «войне-продолжении» 1941—1944.
• в 1918—1922 гг. некоторое количество русских пулемётов «максим» обр. 1910 г. поступило на вооружение военизированных формирований в Китае (в частности, Чжан Цзолинь получил их у отступивших в северный Китай белоэмигрантов)
• Болгария Болгария: в 1921—1923 гг. некоторое количество русских 7,62-мм пулемётов Максима обр. 1910 года поступило в распоряжение болгарской армии после разоружения прибывших в Болгарию частей армии Врангеля.
• Вторая Испанская Республика Вторая Испанская Республика: после начала в 1936 году войны в Испании, 3221 пулемёт был закуплен правительством Испанской республики.
• Монгольская Народная Республика Монгольская Народная Республика
• Третий рейх Третий рейх: трофейные советские пулемёты Максима (под наименованием MG 216(r)) применялись вермахтом и поступали на вооружение военизированных и охранно-полицейских формирований на оккупированной территории СССР.
• Чехословакия Чехословакия: в январе 1942 года первые 12 пулемётов Максима получил 1-й чехословацкий отдельный пехотный батальон, а в дальнейшем — и другие чехословацкие части.
• ПНР ПНР: в 1943 году советские пулемёты получила 1-я польская пехотная дивизия имени Т. Костюшко, а позднее — и другие польские части.
• Украина Украина: по состоянию на 15 августа 2011 года, на хранении министерства обороны имелось 35 000 шт. пулемётов; 8—9 октября 2014 отмечено использование добровольческими батальонами в ходе боёв за Донецкий аэропорт, в начале декабря 2014 ещё один пулемёт был изъят сотрудниками СБУ у сторонников ДНР в районе Славянска. Пулемёты «Максим» образца 1910 года (выпущенные в 1944 году) выдавались частям ВСУ, участвующим в вооруженном конфликте на Донбассе.

Отражение в культуре и искусстве

Пулемёт Максима упоминается во многих произведениях о событиях Первой мировой войны, гражданской войны (фильмы «Тринадцать», «Чапаев» и др.), Второй мировой и Великой Отечественной войны.

Гражданская версия

В 2013 году пулемёт Максима, без функции ведения автоматического огня, сертифицирован в России как охотничье нарезное оружие, продаётся по лицензии.

См. также

• Список пулемётов

Ссылки

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

• М. Р. Попенкер. [world.guns.ru/machine/rus/maxim-m1910-30-r.html Пулемёт Максим М1910/30 и Максим-Токарев (СССР / Россия)] / сайт «Современное стрелковое оружие мира»
• [liveguns.ru/pylemet/MAXIM Пулемёт Максим]
• [www.allworldguns.ru/rossiya_pulemety/pulemety-rossii-toz-maksim-obr-1910-god Пулемёт Максим образца 1910 года]
• Стрельба из пулемёта Максима: [www.youtube.com/watch?v=kF9cY95qGZI&feature=related 1] [www.youtube.com/watch?v=AdU2erseKSc&feature=related 2]

Отрывок, характеризующий Пулемёт Максима образца 1910 года

На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.