Пулково (Санкт-Петербург)

К:Википедия:Страницы на КУ (тип: не указан)

Пулково
59°48′00″ с. ш. 30°17′00″ в. д.59.80000° с. ш. 30.28333° в. д. / 59.80000; 30.28333
Город:	Санкт-Петербург
Административный округ города:	Пулковский меридиан, частично Посёлок Шушары
Административный район города:	Московский, частично Пушкинский
Первое упоминание:	1500 год
Прежний статус:	село
Год включения в черту города:	1958
Прежние названия:	Пулкола, Большое Пулково, Подгорное Пулково, посёлок Пулково.
Этнохороним:	пулковцы
Почтовые индексы:	196140

Пу́лково — (ранее посёлок Пулково) местность в южной части Санкт-Петербурга, при слиянии Пулковского и Петербургского шоссе в районе Дальней рогатки, включающая в себя: поселение работников Пулковской обсерватории, территорию самой обсерватории ГАО РАН Московского района на Пулковских высотах и исторический район (микрорайон) Пулковское Пушкинского района с конгрессно-выставочным центром Экспофорум.

Топоним

Происхождение названия (зафиксирован также вариант «Пулкола») точно неизвестно; по разным версиям, оно может быть связано с вепсским «пулк» — «пуля», с финскими словами «pulkka» — «лопарские сани» или «puolukka» — «брусника», с финским же именем Паули (Павел).

Название Пулково сохранилось в наименованиях Пулковского шоссе и Пулковской улицы, аэропортов «Пулково-1» и «Пулково-2», гостиницы «Пулковская», речки Пулковка, Пулковского водохранилища, а также Пулковских высот и расположенного на них исторического района Пулковское

История

Деревня Пулково, по которой названа местность, впервые упоминается уже в Новгородской писцовой книге 1500 года среди сёл и деревень Ижорского погоста.

В допетровские времена на вершине Пулковской горы находилась центральная усадьба шведской мызы, называвшейся Пурколовской. Мыза занимала большую территорию у дороги, идущей из Копорья в Ладогу, в её состав входило десять финских деревень.

На карте бывших губерний Иван-Города, Яма, Капорья и Нэтеборга, отображающего состояние этого края в 1676 году, место обозначено как деревня Пулкола.

В 1708 году Пётр I подарил мызу, в числе других, императрице Екатерине I, которая переселила ближайшую к усадьбе финскую деревню Пуркора, а её земли отдала русским крестьянам переведенцам (отсюда название Переведенская улица в историческом районе Пулковское входящего в состав этой местности) переселённым сюда из дворцовых сёл внутренних губерний России. Дома для крестьян, создаваемые по специальным образцовым проектам (отсюда название улицы Образцовая в Пулковском), были возведены в 1714 году. Так на месте у реки Пулковки и на краю «пулковского увала» возникла деревня Большое Пулково. Неподалёку, у подножия Пулковских высот, располагались деревни Галлерово, Толмачёво, Пески, Нижнее и Верхнее Коерово, Камень, Кискино, Глиняная Горка. На месте бывшего Пулковского отделения совхоза «Цветы» (Цветочного питомника на Пулковском шоссе) в те времена также находилась деревня Кокколево к которой в настоящее время идет дорога от Петербургского шоссе через всю территорию Пулковского, которая была названа в честь этой деревни — улица Кокколевская.

Жители Пулкова славились отличным здоровьем, из этого села брали кормилиц для наследников царской семьи.

К вершине Пулковской горы из деревни проложили дорогу, обсаженную берёзами и елями, там же устроили фруктовый сад. В декабре 1718 года в самом высоком месте сада заложили новый деревянный летний дворец императрицы вместо прежней ветхой постройки. Строительство было закончено в 1719 году, и уже в мае императрица принимала здесь Петра I.

При императрице Елизавете Петровне Пулковская мыза с селом Пулково была приписана к императорской резиденции — Сарской мызе (Царскому Селу). Отсюда возникло название улицы Сарицкая вдоль линии ж/д в Пулковском. Перпендикулярно этой дороги в районе будущей ж/д станции с проектным названием 19 км проходила дорога по которой отправлялись на соколиную охоту, отсюда современное название улицы Соколиная. Мыза использовалась в качестве подсобного хозяйства. При Екатерине II на Пулковской горе английский садовник Иоганн (Джон) Буш создал первый в России пейзажный парк.

Во второй половине XVIII века через Пулково был проложен тракт Санкт-Петербург — Царское Село, что способствовало росту поселения. В конце XVIII века здесь существовали две слободы: Большое Пулково (в настоящее время на этом месте находится исторический район Пулковское) с церковью Смоленской Божией Матери и кладбищем и слобода Подгорное Пулково.

После смерти Екатерины II Пулковская мыза пришла в запустение. На её территории, по распоряжению гоф-интендантской конторы, производилась выемка песка и добыча камня. В 1817 году Александр I отдал усадьбы в аренду пулковским крестьянам.

В 1807 году на склоне Пулковской горы, обращённом к Санкт-Петербургу, по проекту архитектора А. Н. Воронихина был сооружен фонтан-грот «Старик», а вокруг разбит парк. В 1809 году у самой дороги, перед горой, появился второй фонтан, возведённый по проекту архитектора Ж. Тома де Томона и получивший название «Четыре сфинкса». Этот фонтан, помимо декоративных функций, имел и важное практическое назначение: в наполненных водой гранитных чашах поили лошадей.

Во времена императора Николая I в окрестностях Пулкова нередко проходили военные манёвры. В 1839 году близ Пулкова была открыта Пулковская обсерватория.

В годы Гражданской и Великой Отечественной войн в местности шли ожесточенные бои, в 1941 году на этом рубеже было остановлено наступление немецких войск на Ленинград. В 1967 году в память об этих событиях в Пулкове был открыт мемориал «Пулковский рубеж», входящий в состав «Зеленого пояса Славы», а в 1979 году — мемориал на Пулковском воинском кладбище.

К середине 1950-х годов в Пулкове в основном было завершено восстановление комплекса обсерватории и построены жилые дома для её работников.

Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 12 июня 1950 года Пулковский сельсовет был выделен из состава Павловского района Ленинградской области и подчинён Московскому райсовету Ленинграда. Одновременно Пулковский сельсовет реорганизуется в поссовет.

Решением Ленгорисполкома от 29 декабря 1956 года Пулковский поссовет был упразднён, его населённые пункты непосредственно подчинены Московскому райсовету.

Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 29 мая 1958 года посёлок Пулково был включён в городскую черту Ленинграда.

Литература

• Глезеров К. Исторические района Петербурга от А до Я. — М.: Центрполиграф, 2010. — 491 с. — ISBN 978-5-227-02109-0.

Ссылки

• Пулково // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [encspb.ru/object/2803999994 Энциклопедия Санкт-Петербурга. Пулково]
• [history-gatchina.ru/estate/way/way8.htm «Если ехать вам случится…»]

Отрывок, характеризующий Пулково (Санкт-Петербург)

– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.