Пуповина

Пупови́на, или пупочный канатик (лат. funiculus umbilicalis) — особый орган, соединяющий эмбрион, а затем плод с плацентой. Такое образование в сущности встречается у всех имеющих зародышевые оболочки позвоночных. У примитивных позвоночных обычно чрезвычайно короткое и не имеет характерного шнуровидного вида.

У человека пуповина достигает длины 50 — 70 см и более, что позволяет плоду совершать сложные движения в полости матки. Толщина пуповины у новорождённого ребёнка — около 2 см. Оболочки пуповины гладкие и блестящие; наощупь пуповина упруга, напоминает довольно плотную резину.

Строение

• Пупочные артерии (2 шт.) Отходят от внутренних подвздошных артерий. Несут кровь плода, насыщенную углекислым газом и продуктами обмена веществ, к плаценте. После рождения запустевают и превращаются в рубцовые тяжи (так называемые, медиальные пупочные складки, ligamenta mediales umbilicales), которые проходят по передней брюшной стенке под париетальной брюшиной в виде сторон равнобедренного треугольника по бокам мочевого пузыря до пупка (видны со стороны брюшной полости в виде длинных, тонких складок).

• Пупочные вены (первоначально парные, затем правая облитерируется). Несут кровь от плаценты, обогащённую кислородом и питательными веществами. Около 80 % крови попадает в системный кровоток через специальный венозный, или аранциев проток, который проходит по нижней поверхности печени и впадает в нижнюю полую вену. Остальные 20 % крови попадают в портальный кровоток через анастомоз между пупочной веной и левой ветвью воротной вены. Они необходимы для кровоснабжения печени.

Объём крови, оттекающей по пупочным артериям, равен объёму крови, притекающей по пупочной вене, и составляет к 20й неделе внутриутробного развития 35 мл\мин, к 40й неделе — 240 мл\мин. Для сравнения, через печень взрослого за минуту протекает 1200 мл крови (при разнице в весе тела в 20 раз, кровоток отличается только в 5,5 раз).

• Желточный проток — тяж, который соединяет эмбриональный кишечник и желточный мешок (содержит запасённые в яйцеклетке питательные вещества, в основном, лецитины). В позднем внутриутробном периоде запустевает и рассасывается. Если желточный проток рассасывается не полностью, образуется дивертикул Меккеля.

• Урахус — проток, соединяющий дно мочевого пузыря и плаценту. Ко времени рождения ребёнка превращается в рубцовый тяж, который носит название срединной пупочной связки (ligamentum medianum umbilicale). Видна со стороны брюшной полости в виде тонкой складки, которая расположена точно по средней линии. Если урахус рассасывается не полностью, возможно появление заболевания — кисты урахуса.

• Вартонов студень — особый межуточный материал, состоит из мукополисахаридов. Защищает пупочные сосуды от перегиба, механических повреждений и других вредных воздействий.

В вартоновом студне имеются собственные, питающие его, кровеносные сосуды, чувствительные к уровню гормона окситоцина. Когда начинаются роды, уровень окситоцина возрастает, сосуды пуповины суживаются и закрываются. Так начинается быстрый процесс атрофии пуповины, который завершается в ближайшие часы после рождения. В норме, кровоток по сосудам пуповины сохраняется только в течение 5-20 минут после рождения ребёнка.

Полное прекращения кровотока возникает вследствие охлаждения пуповины вне организма матери через влияние на соответствующие терморецепторы сосудов пуповины. В связи с этим считается, что роды в воде могут представлять опасность в плане кровотечения из сосудов пуповины, в том числе, опасного для жизни плода. Однако в большинстве случаев при водных родах пуповина перерезается только после рождения плаценты.

Пуповина одним концом прикрепляется к брюшной стенке плода (в месте прикрепления образуется рубец — пупок, после того, как пуповина отпадёт), а другим — к плаценте. Стенка пуповины состоит из амниотического покрова, образованного основанием амниона (см. Позвоночные) и содержит в себе массу соединительной ткани (называемой по случаю её желатинозного характера вартоновым студнем), две пупочные артерии и пупочную вену, остатки аллантоиса, желточный проток, соединяющий во внутриутробном периоде дистальный отдел тонкой кишки с желточным мешком (см. Зародышевые оболочки).

При нарушении обратного развития желточный проток не исчезает полностью после рождения ребёнка, а образует так называемый меккелев дивертикул.

Перерезание пуповины

После родов пуповину пересекают между зажимами или клеммами. Кровь из пупочной вены используют для определения группы крови и резус-фактора новорождённого. Культя пуповины, прилежащая к пупочному кольцу новорождённого, в течение нескольких дней высыхает и отходит (сухой некроз и апоптоз), однако, по современным представлениям, чрезвычайно важно соблюдать стерильность для предупреждения пупочной инфекции, которая может представлять опасность для здоровья и даже жизни ребёнка.

Время перерезания пуповины играет большое значение. В случае очень быстрого перерезания (до прекращения пульсации пуповины) богатая кислородом кровь не успевает вернуться из плаценты в кровеносную систему ребёнка, отчего уровень гемоглобина и железа у новорождённого снижается. Современные (2013-14 годов) американские исследования показывают что перерезание пуповины с задержкой 1-3 минуты способствует увеличению уровня гемоглобина, увеличение скорости набора веса и снижает риск заболеваний в возрасте 3-6 месяцев.

По пупочным артериям в плаценту течет кровь от плода, обогащенная углекислым газом

Примечания

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Пуповина

Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»