Пуркине, Ян Эвангелиста

Ян Эвангелиста Пуркине
чеш. Jan Evangelista Purkyně
Дата рождения:	17 декабря 1787(1787-12-17)
Место рождения:	Либоховице
Дата смерти:	28 июля 1869(1869-07-28) (81 год)
Место смерти:	Прага
Страна:	Австро-Венгрия
Научная сфера:	Физиология
Известные ученики:	Карел Ходоунский

Систематик живой природы

Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «Purkinje». [www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=13510-1 Персональная страница] на сайте IPNI

Ян Эвангелиста Пу́ркине (также Пуркинье, чеш. Jan Evangelista Purkyně, 17 декабря 1787, Либоховице, — 28 июля 1869, Прага) — чешский физиолог, анатом, политик, педагог, член духовного ордена пиаристов. В русскоязычной медицинской литературе именуется также Пуркинье.

Биография

Ян Эвангелиста Пуркине родился в семье управляющего имуществом князя Дитрихштейна. Мать происходила из крестьян. Отец мальчика умер, когда Яну было всего 6 лет. В 1793—1797 годах он учится в чешской народной школе в родном городке, затем — в гимназии пиаристов в Моравии. Так как Пуркине был превосходным певцом и скрипачом, он получает оплачиваемое место в местном церковном хоре. Владея первоначально лишь чешским языком, вскоре он овладевает также древнегреческим и латынью. После окончания гимназии в 1804 году Пуркине вступает в орден пиаристов. В 1805 году он заканчивает курсы орденского преподавателя, после чего ведёт второй класс гимназии. В 1806 году Пуркине был отправлен в орденский колледж в Восточной Чехии, где он изучает не только церковные дисциплины, но также французский и итальянский языки, а также немецкую философию (Кант, Фихте, Шеллинг). Всего же Пуркине владел 6 языками. В 1808 году он едет в Прагу, где изучает философию, а в 1813—18 годах — медицину, отдавая предпочтение анатомии и физиологии. После получения диплома работает внештатным ассистентом (прозектором) по предметам анатомии и физиологии.

В 1823 году, по настоянию начальника медицинского управления прусской армии Иоганна Непомука Руста, Пуркине приглашается на должность профессора физиологии и патологии в университет Бреслау (ныне Вроцлав). Главное внимание учёного в этот период уделяется физиологии зрения. 13 декабря 1823 года Пуркине встречается в Веймаре с Гёте, дружбу с которым он очень высоко ценил. После приобретения микроскопа в 1832 году и многочисленных переездов его «Физиологического института» Пуркине всё же в 1839 году удаётся создать настоящий экспериментально-физиологический институт в помещении бывшего университетского карцера. Получившие огромное научное значение диссертации учеников Я. Э. Пуркине (всего 14) были до 1839 года написаны, как правило, в его доме. А то скромное помещение в каземате университета, где расположилась лаборатория учёного, вскоре стала называться колыбелью современной европейской гистологии. В доме Пуркине жил и работал также Иоганн Непомук Чермак (в 1847—1849 годы).

В 1827 году учёный женится на Юлии Рудольфи, дочери берлинского анатома и физиолога Карла Асмунда Рудольфи. Обе дочери, родившиеся в этом браке, умерли во время эпидемии холеры в 1832 году. В 1834 умирает и Юлия Рудольфи-Пуркине.

В октябре 1849 года Я. Э. Пуркине приглашается в Прагу, где в это время создаётся Физиологический институт (открыт в 1851 году). Институт имел 4 больших и 4 малых микроскопа. Ассистентом в нём работал и Иоганн Чермак (в 1850—1855 годах). После 1853 года Пуркине постепенно отходит от научной деятельности, занимаясь больше руководством института, изданием журнала Ziva (в 1853—1864 годах), а также участием в чешском национальном движении. Избранный в депутаты чешского парламента, Пуркине становится одним из вождей младочехов.

Достижения и награды

Я. Э. Пуркине издал более 80 сочинений на чешском, немецком и польском языках, в том числе и лирического характера (например, переводы стихотворений Фридриха Шиллера). Был лауреатом множества научных премий разных стран Европы, членом около 40 научных и культурных академий и обществ.

В Бреслау Пуркине сперва изучал физиологию зрения, чувство осязания и феномен головокружения, обморока (Vertigo). В 1823 году он публикует свою работу, посвящённую отпечаткам пальцев, в 1833 году он открывает потовые железы, в 1829-м описывает воздействие на организм человека камфоры, опиума и терпентина, в 1834 году при изучении яйцеводов позвоночных совместно с Г. Г. Валентином открывает мерцательный эпителий. Далее изучал цитологию растений, проводил гистологические исследования растений с использованием микроскопа. Занимался также фармакологией, физиологией, эмбриологией и антропологией. Основой научного познания считал наблюдение и эксперимент.

Пуркине принадлежит внедрение в научный обиход таких терминов, как энцим (1837), протоплазма (1840) и др. Помимо различных эпонимов в области физиологии органов чувств, именем Пуркине назван целый ряд анатомических терминов:

• Клетка Пуркинье (нервные клетки Stratum gangliosum в Gyri cerebellares)
• Волокна Пуркинье (открытые им в 1839 году, возбуждающие электроимпульсы волокнистые окончания кардиальной системы)
• Stratum gangliosum cerebelli Purkinje (корковая оболочка мозжечка)
• Stria obliqua Purkinje (линии в Vola manus)
• Vesicula Purkinje (клеточное ядро в яйце).
• Эффект Пуркине (открытое им в 1825 году изменение восприятия глазом цветовых сочетаний в сумерках)
• Система Гиса-Пуркинье (проводящая внутрижелудочковая система)
• тахикардия Гиса-Пуркине (ритмичная вентрикулярная тахикардия)
• экстрасистолия Гиса-Пуркине (аритмичная вентрикулярная тахикардия)

Я. Э. Пуркине был также изобретателем форолита (Phorolyt), прибора, позволяющего спроектировать на поверхность серию неподвижных или движущихся изображений.

В 1970 г. Международный астрономический союз присвоил имя Я. Э. Пуркине кратеру на обратной стороне Луны.

Политика и культура

Пуркине был борцом за культурную и политическую самостоятельность славянских народов, видел себя исполнителем и вдохновителем «славянской миссии», борцом за права польского народа, разделённого границами России, Австро-Венгрии и Пруссии. Сближение и объединение славянских народов Я. Э. Пуркине видел в создании единого общеславянского языка. Из-за своей прочешской и прославянской политической деятельности учёный был занесён в полицейский регистр Праги и Вены как «опасный индивидуум». Только всемирная слава исследователя и научное признание уберегло его от репрессий и преследования.

Основанный в 1991 году университет города Усти-над-Лабем был назван в честь Яна Эвангелиста Пуркине.

Работы (избранное)

• Вклад в изучение зрения в субъективном понимании. Прага 1818
• Наблюдения и опыты по физиологии органов чувств. 1823-26
• Symbolae ad ovi avium historiam ante incubationem. Breslau 1829
• Микроскопическо-неврологические наблюдения. Arch Anat Physiol Wiss Med 12 (1845) 281
• Opera selecta. Prag 1848
• Собрание сочинений. Лейпциг 1879
• Opera omnia. 12 Bd., Prag 1919—1973

Литература

• М. С. Шойфет. [www.e-reading.by/chapter.php/88951/46/Shoiifet_-_100_velikih_vracheii.html Пуркине (1787–1869)] // 100 великих врачей. — М.: Вече, 2008. — 528 с. — (100 великих). — 5000 экз. — ISBN 978-5-9533-2931-6.
• Eberhard J. Wormer: Syndrome der Kardiologie und ihre Schöpfer. München 1989, S. 201—210
• J. R. Berg, J. Sajner: J.E. Purkyne as a piarist monk. Bull Hist Med 49 (1975) 381
• Dictionary of Scientific Biography 11, S. 213
• Vladislav Kruta: Jan Evangelista Purkyne, Physiologist. Prag 1969
• Erna Lesky: Purkynes Weg. Wissenschaft, Bildung und Nation. Sbb Wien phil-hist Kl 265 (1970)
• Manfred Vasold: Vermittler zwischen Slawen und Deutschen. Dtsch Ärztebl 84 (1987) A-3484
• Johannes Urzidil: Goethe in Böhmen (Kap. Purkyne), Zürich 1962

Отрывок, характеризующий Пуркине, Ян Эвангелиста

Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.