Пуртале, Элен де

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Олимпийские награды

Парусный спорт
Золото Париж 1900 1-2 тонны

Элен де Пуртале[1] (фр. Hélène de Pourtalès, при рождении — Хелен Барби (англ. Helen Barbey); 28 апреля 1868, Нью-Йорк, США2 ноября 1945, Женева, Швейцария) — швейцарская графиня американского происхождения, яхтсменка, первая в истории женщина, участвовавшая в Олимпийских играх, а также первая олимпийская чемпионка.





Биография

Будущая графиня родилась в Нью-Йорке под именем Хелен Барби в семье Генри и Мари Лорийяр Барби. Дедушка Хелен по материнской линии Пьер Лорийяр IV (англ. Pierre Lorillard IV) был известным американским бизнесменом из семейства Лорийяр, которое основало в 1760 году первую табачную компанию в США (англ. Lorillard Tobacco Company) и одну из старейших американских компаний вообще. Кроме того, Пьер Лорийяр IV был конезаводчиком и стал первым американцем, чья лошадь в 1881 году выиграла знаменитые скачки в английском Дерби.

В 1891 году в Париже Хелен вышла замуж за немецко-швейцарского графа Эрмана де Пуртале (фр. Hermann de Pourtalès, 1847—1904), сына Александра и Аугусты Саладин. Ещё в США Хелен начала интересоваться парусным спортом, члены её семьи были активными участниками знаменитого Нью-Йоркского яхт-клуба, где неоднократно проводились гонки Кубка Америки.

Летние Олимпийские игры 1900

В 1900 году муж Элен решил принять участие в соревнованиях по парусному спорту в рамках Олимпийских игр в Париже. Сам Эрман стал шкипером на яхте «Лерина» (Lérina) водоизмещением 2 тонны, а в команду пригласил свою жену и племянника Бернара де Пуртале (1870—1935).

20 мая 1900 года, через 6 дней после начала Олимпиады, на Сене прошли соревнования яхт в открытом классе. «Лерина» была единственной швейцарской яхтой, вышедшей на старт, однако семейство де Пуртале не сумело добраться до финиша.

22 мая там же на Сене состоялась первая гонка в классе яхт водоизмещением 1-2 тонны. Швейцарский экипаж в двухчасовой гонке сумел опередить в борьбе за первое место французскую яхту «Марта» (фр. Marthe) почти на 2 минуты и выиграть золото. Интересно, что остальные 6 яхт в той гонке также представляли Францию. Таким образом, Элен стала первой по времени женщиной, принявшей участие в Олимпийских играх (в 1896 году на первых Олимпийских играх в Афинах женщины не участвовали), и при этом ей сразу удалось выиграть золото.

Через 3 дня, 25 мая, состоялась вторая гонка в классе яхт водоизмещением 1-2 тонны. На этот раз «Лерина» пришла к финишу второй с серьёзным отставанием от немецкой яхты «Ашенбрёдель» (нем. Aschenbrödel) шкипера Мартина Визнера, которая до этого уже успела выиграть серебро в открытом классе. Эта гонка в данное время рассматривается МОК не как часть программы Олимпийских игр, а как часть программы Всемирной выставки 1900 года в Париже, параллельно с которой проходили Олимпийские игры. Так что МОК не признаёт олимпийской вторую медаль Элен де Пуртале.

Иногда в качестве первой олимпийской чемпионки рассматривается известная британская теннисистка Шарлотта Купер, которая выиграла в Париже золото в одиночном и смешанном парном разрядах. Однако по современным данным соревнования по теннису проходили в начале июля 1900 года, то есть через месяц с лишним после победы на Сене яхты «Лерина». Купер же является первой чемпионкой в чисто женской дисциплине (на Играх в Париже женщины отдельно соревновались только в теннисе в одиночном разряде и в гольфе).

Элен скончалась в ноябре 1945 года в Женеве в возрасте 77 лет, более чем на 40 лет пережив своего мужа. Пасынок Элен Ги де Пуртале (фр. Guy de Pourtalès, 1881—1941), сын Эрмана от первого брака, стал писателем и музыкальным критиком.

Напишите отзыв о статье "Пуртале, Элен де"

Примечания

  1. Встречается также передача фамилии на немецкий манер — Пурталес, однако представляется более вероятным французское прочтение фамилии

Ссылки

  • [www.sports-reference.com/olympics/athletes/de/helene-countess-de-pourtales-1.html Элен де Пуртале] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)

Отрывок, характеризующий Пуртале, Элен де

Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.