Пусэп, Эндель Карлович

Эндель Карлович Пуусэпп
Дата рождения	1 мая 1909(1909-05-01)
Место рождения	Енисейская губерния, Российская империя (ныне Манский район, Красноярский край)
Дата смерти	18 января 1996(1996-01-18) (86 лет)
Место смерти	Таллин, Эстония
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	ВВС
Годы службы	1928—1938, 1941—1946
Звание
Часть	746-й тяжёло-бомбардировочный авиационный полк
Награды и премии

Э́ндель Ка́рлович Пуу́сэпп (сам предпочитал написание своей фамилии «Пусэп»; эст. Endel Puusepp; 1 мая 1909, Енисейская губерния, Российская империя — 18 января 1996, Таллин, Эстония) — советский лётчик и государственный деятель, Герой Советского Союза.

Биография

Эстонец. Родился на хуторе Самовольный (Енисейская губерния, ныне Манского района Красноярского края) в семье эстонских крестьян-бедняков, переселившихся в Сибирь ещё до столыпинской реформы. С детства мечтал стать лётчиком; окончив школу-семилетку, как представитель бедняцкой семьи был отправлен в эстонско-финский педагогический техникум в Ленинграде. Проучившись там один год, перешёл в военно-теоретическую школу Военно-воздушных сил в Вольске и успешно окончил её в 1929 году.

До 1931 года совершенствовал навыки в Оренбургской военной авиационной школе лётчиков, затем работал там инструктором, был направлен в только что созданную эскадрилью по полётам «вслепую» (по приборам) и совершил первый «слепой» перелёт (из Ейска в Москву).

С 1938 года работал в Управлении полярной авиации Главсевморпути, участвовал в поисках пропавшего лётчика Леваневского, несколько раз приземлялся на дрейфующей станции «Северный полюс — 1».

Узнав о начале войны, Пусэп потребовал перевода на передовую; откомандирован из Главсевморпути в 412-й (с августа 1941 года — 432-й, с 3 декабря 1941 года — 746-й) тяжёло-бомбардировочный авиационный полк 81-й бомбардировочной авиационной дивизии дальнего действия, самолёты которого базировались на аэродроме в районе города Коврова Владимирской области.

Великая Отечественная война

10 августа 1941 года Пуусэпп под командованием Михаила Водопьянова совершил первый боевой вылет, успешно подвергнув бомбардировке Берлин. При возвращении на базу самолёт Пуусэппа был повреждён вражескими зенитками: из пробитого бензобака потекло горючее. Пуусэпп совершил вынужденную посадку в захваченной немцами Эстонии, впервые оказавшись на родине предков. Покинув повреждённый самолёт, экипаж встретил перепуганного мальчика-пастуха; благодаря Пуусэппу, не забывшему эстонский язык, лётчики смогли узнать у него дорогу до линии фронта и вернулись к своим, избежав плена. К апрелю 1942 года Эндель Пуусэпп совершил 30 ночных боевых вылетов, нанеся бомбовые удары по Берлину, Данцигу и Кёнигсбергу.

В мае 1942 года ему было поручено доставить советскую делегацию во главе с Молотовым для переговоров сначала в Великобританию, а затем в США. Лететь предполагалось через линию фронта над территорией, занятой немецкими войсками, — считалось, что вражеская разведка не сможет предугадать настолько смелый и внешне безрассудный ход. 19 мая 1942 года тяжёлый 4-моторный бомбардировщик Пе-8 взял курс на Великобританию и далее через Исландию и Канаду — в Вашингтон. Экипаж Пуусэппа лично принимали Уинстон Черчилль и Франклин Рузвельт. После успешного завершения переговоров и возвращения в СССР Пуусэппу был присвоено звание Героя Советского Союза «за отвагу и геройство, проявленные при выполнении задания Правительства по осуществлению дальнего ответственного перелёта».

После прославившего его имя трансатлантического перелёта Пуусэпп бомбил вражеские войска под Сталинградом, Курском, Орлом и Белгородом. Во время одного из вылетов был ранен шрапнелью в область позвоночника, перенёс 5 операций. По окончании войны вышел в отставку по состоянию здоровья в звании полковника (1946).

После войны

В послевоенное время Пуусэпп жил в Таллине. Работал 1946—1950 начальником главного управления автотранспорта Совета Министров Эстонской ССР, был 1950—1963 заместителем председателя Президиума Верховного Совета Эстонской ССР, 1951—1964 членом ЦК КП Эстонии, председателем республиканского комитета защиты мира и членом всесоюзного комитета мира, депутатом Верховного Совета ССР от 2-го до 5-го созыва и Верховного Совета СССР 4-го созыва, работал 1964—1974 министром социального обеспечения республики.

Скончался 18 января 1996 года. Похоронен в Таллине на кладбище Метсакальмисту.

Награды

Награждён орденами Ленина, Красного Знамени, Суворова 3-й степени, Александра Невского, Отечественной войны 1-й степени (дважды), Трудового Красного Знамени (трижды), Дружбы Народов, Красной Звезды (дважды), «Знак Почёта», медалями.

Память

• 8 декабря 2007 года в Выставочной галерее Таллина состоялся торжественный вечер, посвящённый 65-летию начала переговоров об открытии Второго фронта и памяти Энделя Пуусэппа. В торжественном вечере приняли участие ветераны Второй мировой войны, представители ветеранских организаций России, Европы, Канады и США, общественные деятели. В Выставочной галерее состоялась презентация переизданной на русском и эстонском языках книги Э. Пуусэппа «Тревожное небо». Книга получила новую редакцию и обогатилась иллюстративным материалом.
• При поддержке Российского Центра Национальной Славы на кладбище Метсакальмисту был приведён в порядок разрушенный вандалами мемориал на месте захоронения Э. Пуусэппа.

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Имя Э. К. Пуэспа высечено на плите мемориального комплекса «Воинам-сибирякам».

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Мемориальный комплекс «Воинам-сибирякам», Ленино-Снегирёвский военно-исторический музей.

Документальное кино

• [www.youtube.com/watch?v=KUqBEvmDKzQ «Летчик для Молотова. Один шанс из тысячи»]. — Россия, 2008.
• [www.youtube.com/watch?v=tIqw5MNhU8E «Небо — далёкое, близкое»]. — ТаллинФильм, 1976, Режиссёр Семён Школьников.

Сочинения

• [militera.lib.ru/memo/russian/pusep_ek1/index.html На дальних воздушных дорогах]. — М.: Воениздат, 1975.
• [militera.lib.ru/memo/russian/pusep_ek2/index.html Тревожное небо]. — Таллин: Ээсти раамат, 1978.

Ссылки

•  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=2373 Пусэп, Эндель Карлович]. Сайт «Герои Страны».
• [www.redstar.ru/2007/11/28_11/3_01.html Мы помним тебя, Эндель Пусэп!]
• [archive.is/20121221122740/www.izvestia.ru/hystory/article3111244/ Эндель Пусэп — эстонский брат Бронзового солдата].
• [www.kp.ru/daily/23911/68006/ У второго фронта был эстонский акцент].
• [www.peoples.ru/military/aviation/endel_pusep/ Эндель Карлович Пусэп].
• [airaces.narod.ru/all10/pusep.htm Soviet Fighter Aces 1936—1953].

Отрывок, характеризующий Пусэп, Эндель Карлович

Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?