Путилов, Николай Иванович

Николай Иванович Путилов
Род деятельности:	инженер, промышленник
Дата рождения:	1820(1820)
Место рождения:	д. Ерюхино, Боровичский уезд, Новгородская губерния, Российская империя
Гражданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	18 (30) апреля 1880(1880-04-30)
Место смерти:	Санкт-Петербург, Российская империя
Награды и премии:

Никола́й Ива́нович Пути́лов (1820, Новгородская губерния — 18 (30) апреля 1880, Петербург) — русский инженер, предприниматель, учредитель Общества путиловских заводов в Санкт-Петербурге. Действительный статский советник. По оценкам современников — знаменитый металлург, имя которого стоит в одном ряду с владельцами крупнейших мировых металлургических предприятий, «замечательнейший деятель русской промышленности».

Биография

Из мелкопоместных дворян, родился в Боровичском уезде, в деревне Ерюхино. Отец — инвалид Отечественной войны 1812 года.

В 1840 году окончил Морской кадетский корпус и офицерские классы. Был оставлен там на должности преподавателя математики.

Занимался научной работой. Опубликовал статью, посвященную ошибке выдающегося математика Огюстена Коши в его курсе интегрального исчисления. В качестве помощника академика М. В. Остроградского исследовал особенности внешней баллистики. Публиковал научные труды, в том числе в соавторстве с М. В. Остроградским. По состоянию здоровья перевёлся в Крым в Корпус инженеров военных поселений, где прослужил пять лет, отвечая за строительство различных объектов. В 1848 году возвратился в Петербург и был назначен чиновником особых поручений при директоре кораблестроительного департамента.

В 1854 году, во время Крымской войны Н. И. Путилов был рекомендован великому князю Константину Николаевичу в качестве талантливого организатора. Согласно легенде, великий князь вызвал Путилова и сказал ему: «Можешь ли ты, Путилов, сделать невозможное? Построить до конца навигации флотилию винтовых канонерок для обороны Кронштадта? Денег в казне нет — вот тебе мои личные двести тысяч».

В условиях англо-французской блокады Путилов, используя метод сетевого планирования, организовал в механических мастерских Санкт-Петербурга производство паровых машин, котлов и материалов для винтовых канонерских лодок, корветов и клиперов. При этом он, после соответствующего переобучения, широко привлекал потерявших работу из-за войны мастеровых-прядильщиков, из числа которые впоследствии отбирались механики на построенные военные корабли. Первые, оборудованные паровыми машинами Путилова, 32 винтовые канонерские лодки, предназначенные для плавания в мелководном Финском заливе, вошли в строй в мае 1855 года. В течение следующих восьми месяцев было построено ещё 35 канонерских лодок, а также 14 корветов и клиперов. Н. И. Путилов также построил для Кронштадта 3 плавучих дока и ремонтную мастерскую в Кронштадтском пороховом заводе.

За эти заслуги в создании винтового парового флота Путилов был повышен в чине (произведён в надворные советники с назначением старшим чиновником особых поручений кораблестроительного департамента), награждён орденом св. Станислава II степени. Отдельным фактом в послужном списке Путилова шло упоминание о том, что в процессе исполнения этого заказа не было перерасхода средств, наоборот, экономия составила около 4 процентов. От сообщества предпринимателей ему был преподнесён серебряный венок с 81 дубовым листком, на каждом листке было выгравировано имя построенного Путиловым корабля и имя подрядчика. К венку прилагалось письмо со словами:

«В 1854 году ни мы, заводчики, и никто другой не сознавали возможности выполнить такое задание: изготовить для России к следующей же навигации в течение пяти месяцев канонерскую флотилию. Но Н. И. Путилов рассчитывал, что, слив петербургские заводы в одно целое, есть возможность в назначенный срок изготовить её. Он, Путилов, принял дело… и исполнил его на удивление всем… С первого дня знакомства нашего Путилов столько внушил доверие к нему, что каждый из нас, в свою очередь, желал найти доверие его, Путилова. Довольно сказать, что мы вели дело изготовления многих, новых для нас, паровых машин и котлов без всяких формальных бумаг, а на чести. И по окончании дела у каждого из нас глубоко врезалось в душе искреннее уважение к уму и деятельности Николая Ивановича Путилова».

С 15 (27) августа 1857 года в отставке. На кредит Морского министерства перестроил 4 завода в Финляндии и дал качественную котельную сталь взамен английской. Первым в России начал переплавку металлического лома в промышленном масштабе.

16 (28) мая 1863 года совместно с полковником Корпуса горных инженеров Павлом Матвеевичем Обуховым и купцом 1-й гильдии С. Г. Кудрявцевым организовал металлургический завод, после смерти Обухова названный Обуховским. Владел третью уставного капитала этого завода.

По поручению российского правительства разработал технологию изготовления чугунозакаленных снарядов и лишил тем самым немецких промышленников монополии на производство этого вида боеприпасов.

В 1868 году купил обанкротившийся механический, литейный и железоделательный завод, который в 1872 году стал основой учрежденного Н. И. Путиловым Общества путиловских заводов. На этом заводе организовал оружейное производство и выплавку стали, в том числе на экспорт, покончив с зависимостью в этом вопросе от Англии: заказы стальных орудий за рубежом снизились с 88,5 % до 17,7 %.

Жестокая зима 1867—1868 годов привела к тому, что железнодорожное сообщение в России было практически парализовано, так как импортные рельсы полопались от мороза. Путилов решил проблему комбинированного рельса не только по прочностным и эксплуатационным характеристикам, но и по ценовым. Цена «путиловского рельса» была на 30 процентов меньше цены английского или немецкого. При строительстве завода по производству рельсов была отработана схема запуска производства в кратчайшие сроки (Путилов принял заказ на производство рельсов в начале января, а 20 января завод начал прокатку рельсов в 3 смены), получившая название «путиловская схема запуска производства», которой позже пользовались в годы Великой Отечественной войны при переброске заводов за Урал. С 1868 по 1875 год заводом было изготовлено рельсов на астрономическую по тем временам сумму — 27 млн рублей.

В 1870 году учредил «Железную дорогу Путиловского товарищества» с целью обеспечения коммуникаций между пристанями и производственными объектами Петербурга.

Н. И. Путилов был автором многих технологических разработок и изобретений, в частности, рафинирования и обезуглероживания металла в бессемеровском аппарате, соединения чугуна со сталью, штамповки круглых стальных артиллерийских снарядов, а также использования старых рельсов при постройке зданий.

Выдающиеся заслуги Н. И. Путилова нашли своё отражение в его беспрецедентном перемещении по классам Табели о рангах: имея в 1869 году чин коллежского советника (VI класс), Николай Иванович уже через три года стал, согласно высочайшему соизволению, действительным статским советником (IV класс).

В 1869 году Николай Иванович начал подготовку своего последнего проекта — Морского порта Петербурга с Морским каналом (из Кронштадта в Петербург). 13 (25) июня 1874 года Александр II утвердил положение «О временном управлении по устройству С.-Петербургского морского канала». Общее направление канала было утверждено Александром II 21 августа того же года. 26 октября того же года был подписан «Контракт на производство работ и поставок по устройству Санкт-Петербургского канала». Заказ-подряд на работы получил Н. И. Путилов «с товарищами». После смерти Путилова проект завершали его компаньоны П. А. Борейша и С. П. Максимович. 15 (27) мая 1885 года 32-километровый канал был открыт для прохода судов и заработал новый Морской торговый порт.

На завещании Путилова, где он просил похоронить его не на кладбище, а на дамбе Морского порта, Александр II наложил резолюцию: «Если бы Путилов завещал похоронить себя в Петропавловском соборе, я и то согласился бы» (Петропавловский собор — усыпальница императоров России). Гроб с телом Путилова рабочие завода пронесли весь путь на руках — это более 20 километров.

Память

• О восприятии современниками масштаба личности Путилова свидетельствует тот факт, что местонахождение его могилы указывалось на планах Петербурга, издаваемых известным картографическим заведением А. Ильина (услугами этого заведения пользовались редакции практически всех петербургских справочников). Такой чести в то время не был удостоен больше ни один петербуржец.
• В 1907 году прах Путилова и его супруги Екатерины Ивановны был торжественно перезахоронен в новой заводской церкви, под алтарём. В советское время в церкви власти разместили Кировский райпромкомбинат (современный адрес — пр. Стачек, д. 48). Снесли алтарь, начали готовить фундамент под пресс и обнаружили памятную плиту и два гроба под ней. По слухам (документальных свидетельств этого акта не обнаружено) плиту переплавили, гробы сожгли в местной котельной. Путиловская церковь сохранилась в перестроенном виде и сейчас возвращена верующим.
• Набережная Морского канала на Канонерском острове названа Путиловской — в память о человеке, которому петербургский Морской канал обязан своим существованием.

Фильмография

В 2004 году студия «Мастерская Игоря Шадхана» Петербургского телевидения завершила в Боровичах съёмки документального фильма под названием «Вопрос Отечеству», посвящённого знаменитому русскому промышленнику Николаю Ивановичу Путилову.

Литература

• Редакция журнала. [vivaldi.nlr.ru/pm000000333/view#page=457 Железо-прокатный и механический завод Н. И. Путилова…] // Всемирная иллюстрация : журнал. — 1869. — Т. 2, № 29. — С. 39, 41—42.
• Редакция журнала. [vivaldi.nlr.ru/pm000020482/view#page=383 Заводчик Н. И. Путилов (некролог)] // Всемирная иллюстрация : журнал. — 1880. — Т. XXIII, № 592. — С. 391—393.
• Мительман М., Глебов Б., Ульянский А., История Путиловского завода. 1801—1917, 3 изд., М., 1961.
• Костюченко С., Хренов И., Фёдоров Ю., История Кировского завода, 1917—1945, М., 1966.
• Усанов Б. П. Николай Иванович Путилов — ученый, инженер, предприниматель.
• Путилов, Николай Иванович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Путилов, Николай Иванович

После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?