Путинцев, Николай Платонович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Платонович Путинцев<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
 
Рождение: 30 января 1930(1930-01-30)
деревня Киреевка,
Кожевниковского района,
Томской области, СССР
Смерть: 26 июля 2011(2011-07-26) (81 год)
Томск, Россия
Имя при рождении: Николай Платонович Путинцев
 
Военная служба
Годы службы: 19511994
Принадлежность: Советская Армия, МВД
Звание: прапорщик
 
Награды:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Николай Платонович Путинцев (30 января 1930, деревня Киреевка, Богородский район, Томский округ, Сибирский край, РСФСР, СССР — 26 июля 2011, Томск, Россия) — бывший сотрудник ГАИ, ставший настоящей легендой Томска и известный как в городе, так и за его пределами как «дядя Коля».





Биография

Родился на берегах Оби в деревне Киреевка (ныне село Киреевск) в крестьянской семье.

Окончив школу, работал маляром, плотником. Работа помешала образованию, до конца жизни в активе «дяди Коли» остались только пять классов средней школы.

В 1951 году был призван на срочную службу в ряды Советской Армии. Отслужил 3 года 6 месяцев и 21 день стрелком в воинских частях на Дальнем Востоке в заливе Ольги. 20 августа 1954 года уволен в запас[1].

28 октября 1954 года подал заявление на работу в милиции и Приказом от 12 ноября 1954 года назначен милиционером отделения милиции РУД в городе Томске[1].

13 лет он проработал на посту у понтонной переправы, а затем 23 года — на посту у кинотеатра им. Горького на перекрёстке проспекта Ленина и переулка Нахановича.

Существует легенда, что «дядя Коля» в 1980-е годы за превышение скорости остановил машину первого секретаря обкома Егора Лигачёва. Высокий партийный деятель не только не наказал строптивого гаишника, но даже поблагодарил за хорошую службуК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4415 дней]. Уволен из органов внутренних дел в связи с уходом на пенсию 29 августа 1994 года[1].

Умер 26 июля 2011 года[2]. Похоронен на томском кладбище «Бактин».

Награды

17 сентября 2012 года в Томске состоялось открытие памятника Путинцеву Николаю Платоновичу на его боевом посту — углу проспекта Ленина и переулка Нахановича[4]. Средства на памятник собирали в том числе простые горожане. Удалось собрать более 2,5 миллионов рублей[5].

Напишите отзыв о статье "Путинцев, Николай Платонович"

Примечания

  1. 1 2 3 Томский вестник № 36(4388)/8(368) от 4 марта 2009 года
  2. [sibir.ria.ru/society/20110726/82118048.html Легендарный гаишник «дядя Коля» скончался в Томске]
  3. [towiki.ru/view/Файл:Путинцев_(медали_ветерана).jpg Путинцев (медали ветерана)]
  4. [gorod.tomsk.ru/putintsev/ Памятник Дяде Коле]
  5. [gorod.tomsk.ru/index-1331032876.php Памятник дяде Коле: После долгого молчания решил доложить]

Ссылки

  • [gorod.tomsk.ru/putintsev/ ПАМЯТНИК ДЯДЕ КОЛЕ]
  • [putincev.70in.ru/ Николай Платонович Путинцев]
  • [obzor.westsib.ru/article/353392 Люди Томска. Николай Путинцев, дядя Коля, главный томский постовой]
  • [www.funeralcommunity.com/ru/blog/article/4732 Могила Н. П. Путинцева]

Отрывок, характеризующий Путинцев, Николай Платонович

Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.


В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.