Военный переворот 1973 года в Чили

Военный переворот 1973 года в Чили
Бомбардировка президентского дворца «Ла Монеда» во время военного переворота в Чили
Дата	11 сентября 1973 года
Место	Чили
Итог	Победа Аугусто Пиночета. Приход к власти военной диктатуры Аугусто Пиночета.
Противники
Правительство Сальвадора Альенде Правительственная хунта Чили
Командующие
Сальвадор Альенде Аугусто Пиночет
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Государственный переворот в Чили был организован ЦРУ и осуществлён 11 сентября 1973 года армией и корпусом карабинеров. В результате переворота было свергнуто правительство коалиции левых сил Народное единство, а президент Сальвадор Альенде покончил с собой.

Предпосылки переворота

Сальвадор Альенде, занявший первое место на президентских выборах 1970 года, не обладал поддержкой абсолютного большинства избирателей. По итогам всенародного голосования, даже несмотря на получение от КГБ СССР 430—450 (по различным источникам) тысяч долларов на предвыборную кампанию, Альенде набрал 36,6 % голосов, что лишь на полтора процента больше, чем его конкурент от правой Национальной партии и на 8 % больше, чем кандидат центристской Христианско-демократической партии. По Конституции президента из двух кандидатур, набравших наибольшее количество голосов, должен был избрать Конгресс. В Конгрессе у «Народного единства» было 80 мест из 200, у ХДП — 75. 24 октября Альенде был избран Конгрессом президентом, получив голоса депутатов фракции ХДП после того как подписал Статут о конституционных гарантиях, согласованный с христианскими демократами. Отсутствие у «Народного единства» парламентского большинства требовало создания левоцентристской коалиции с ХДП для устойчивой государственной власти. Однако правительство начало проводить радикальную политику, неприемлемую для центристов и не имеющую поддержки ни большинства народа, ни парламентского большинства. Переговоры с ХДП зашли в тупик после убийства в июне 1971 года лидера правого крыла ХДП Суховича ультралевыми террористами. После этого в парламенте ХДП и Национальная партия сформировали резко оппозиционное правительству правоцентристское большинство, а перед парламентскими выборами марта 1973 создали «Конфедерацию за демократию», которая и одержала победу, набрав 55,49 % голосов в Палату депутатов и 57,25 % в Сенат.

Придя к власти, социалисты, как и обещали, стали заниматься массовыми экспроприациями земли и предприятий. Немедленно были национализированы все крупнейшие частные компании и банки. За первые два года деятельности Народного единства были экспроприированы около 3500 поместий общей площадью 500 тыс. гектаров земли, в основном поливной, что составляет примерно одну четвертую часть всей обрабатываемой в стране земли.

Как только стали известны результаты выборов 1970 года, крупные скотоводы начали забивать скот, чтобы он не был отнят новыми властями. В частности, Скотоводческая Ассоциация Огненной Земли забила 130 тыс. стельных коров и отправила на скотобойни ещё 360 тыс. телок. Другие владельцы скота, чьи имения простирались по границе Чили с Аргентиной, перегнали свои стада в Аргентину.

В ходе национализации возникла напряженность в отношениях с США, когда североамериканские фирмы, вложившие большие капиталы в медеплавильную промышленность Чили, отказались принять «компенсацию» за отнимаемые у них предприятия. Были повышены налоги на владельцев на 50 процентов.

Вместе с тем после прихода Альенде к власти в стране наблюдался экономический рост. В 1971 г. валовой национальный продукт (ВНП) вырос на 8,5 %. В 1972 г. ВНП вырос на 5 %. Безработица сократилась к концу 1972 г. до 3 % с 8,3 % в 1970-м. Однако с весны 1973 года начинается экономический застой. Профессор Владимир Шевелев отмечает ошибки самого Альенде и кризис в правящей Партии Народного единства.

Несмотря на экономический рост, инфляция составляла 22,1 % в 1971 года благодаря административному контролю за ценами, в первой половине 1972 года она поднялась до 28 %, во второй половине 1972 года составила 100 %, а в первой половине 1973 года 353 %. Так как правительство регулировало цены, рост цен не компенсировал увеличение денежной массы, что привело к товарному дефициту и чёрному рынку. Экономическое положение ещё больше ухудшилось, когда упали цены на медь на мировом рынке и произошла девальвация доллара, от курса которого серьёзно зависела экспортная экономика Чили. В мае 1973 года в президентском послании конгрессу Альенде писал: «Мы должны признать, что оказались неспособными создать соответствующее новым условиям руководство экономикой, что нас захватил бюрократический смерч, что у нас нет необходимых инструментов для изъятия прибылей буржуазии и что политика перераспределения доходов проводилась в отрыве от реальных возможностей экономики».

С октября 1972 года началась массовая забастовка грузоперевозчиков, практически парализовавшая транспортное сообщение. События плавно перетекли в гражданскую войну, в день происходило до 30 терактов, которые организовывала организация «Патриа и либертад» (взрыв ЛЭП, мостов, железных дорог). Левые экстремисты совершали экспроприации банков, нападения на магазины и полицейских^{[уточнить]}. Всего к августу 1973 г. было уничтожено свыше 200 мостов, шоссейных и железных дорог, нефтепроводов, электроподстанций, ЛЭП и других объектов. Их общая стоимость составляла 32 % годового бюджета Чили. Из-за диверсий весной погибла половина собранного урожая фруктов и овощей, а также несколько тысяч голов домашнего скота.. Терактами, вызвавшими наибольший резонанс, были убийство ультралевыми террористами лидера правого крыла ХДП Суховича в июне 1971 года и убийство (вероятно членами «Патриа и либертад») военно-морского адъютанта президента в июле 1973 года. В июне 1973 произошла попытка правого военного переворота. 25 августа 1973 года 30 военных моряков захватили радиостанцию и призвали к неповиновению командованию флота. Прокуратура ВМС арестовала в связи с этим 200 человек и выдвинула обвинения в заговоре против генерального секретаря Соцпартии К. Альтамирано и Гарретона.

22 августа 1973 года оппозиционное правительству правоцентристское большинство в Палате депутатов одобрило (81 против 47 голосов) давно готовившееся «соглашение палат» о незаконности действий правительства. Альенде были предъявлены обвинения в авторитарных устремлениях и стремлении уничтожить роль законодательной власти; в пренебрежении решениями судов и покровительству преступникам, связанным с правящей партией; в покушениях на свободу слова, арестах, избиениях и пытках оппозиционных журналистов и иных граждан; в покушениях на университетскую автономию; в покушениях на собственность; в незаконном преследовании забастовщиков; в терроре населения с помощью вооруженных банд; во введении в образование марксистской идеологии и т. д.

Цели переворота

• Целью переворота являлось свержение законно избранного президента-социалиста Сальвадора Альенде, которого не удалось отстранить от власти невоенным путём.

• Пиночет и его сторонники объясняли необходимость свержения Альенде стремлением не допустить гражданскую войну.

Кроме этого, левые и коммунистические источники утверждают, что целями являлись:

• Прекращение экономических преобразований, проводившихся правительством Народного единства, в частности аграрной реформы и национализации крупной промышленности.
• Возвращение национализированных предприятий прежним владельцам, включая корпорации США.
• Возвращение Чили в орбиту влияния США.
• Вооружённый разгром левого движения, влиятельного в Чили, включая социалистов, коммунистов, ультралевое движение MIR, радикалов и левых демохристиан.

Ход переворота

Военный переворот начался в ночь с 10 на 11 сентября 1973 года на кораблях ВМС Чили, участвовавших в совместных с ВМС США манёврах «Унитас», проходивших у берегов Чили. Несколько сот (точное число до сих пор неизвестно) матросов и офицеров — сторонников Народного единства — было расстреляно, и трупы их сброшены в море. Мятеж также отказался поддержать один из командиров военных кораблей, который был арестован и помещён в импровизированную тюрьму на островах Кирикина.

Ранним утром 11 сентября корабли ВМС обстреляли порт и город Вальпараисо, затем высадили десант и захватили город.

В 6:30 утра мятежники начали операцию по захвату столицы Чили Сантьяго. Были захвачены телецентр и ряд стратегических объектов. Принадлежавшие правым радиостанции «Агрикультура», «Минерия» и «Бальмаседо» передали заявление мятежников о перевороте и создании военной хунты в составе командующего сухопутными силами генерала Аугусто Пиночета, командующего ВМС адмирала Хосе Мерино, командующего ВВС генерала Густаво Ли и исполняющего обязанности директора корпуса карабинеров генерала Сесара Мендосы.

Поддерживавшие Народное единство радиостанции «Порталес» и «Корпорасьон», передававшие заявления Альенде, были разбомблены ВВС. После этого были захвачены штаб-квартиры партий, входящих в Народное единство.

В 9:10 утра радиостанция «Магальянес» — последняя работавшая станция, поддерживавшая Альенде, — передала в эфир последнее обращение президента к чилийскому народу. Непосредственно в ходе трансляции обращения радиостанция была подвергнута авиабомбардировке, а затем захвачена мятежниками. Все находившиеся в здании радиостанции сотрудники (по разным данным, от 46 до 70 человек) были убиты.

В 9:15 мятежники под командованием генерала Хавьера Паласиоса начали обстрел и штурм президентского дворца «Ла Монеда», который защищало около 40 человек. Штурм осуществлялся с участием танков и авиации. Предложение мятежников о капитуляции в обмен на разрешение беспрепятственно покинуть Чили защитники «Ла Монеды» отвергли. В 14:20 здание президентского дворца было захвачено. Президент С. Альенде погиб. Согласно официальной версии хунты, подтверждённой в 2011 году в результате эксгумации тела Альенде, он совершил самоубийство. До публикации результатов эксгумации 2011 года существовали предположения, что Альенде был убит.

Официально состояние «осадного положения», введённого для совершения переворота, сохранялось в течение месяца после 11 сентября. По оценкам, за этот период в Чили было убито свыше 30 тысяч человек. Специальной комиссией под руководством епископа Серхио Валеча к августу 2011 года документально установлены были личности 3065 жертв террора. Все бессудные убийства, совершённые в ходе военного переворота 1973 года, попали под амнистию, объявленную Пиночетом в 1978 году. Закон об амнистии не был отменён и после падения диктатуры Пиночета, и чилийские суды не рассматривали иски от жертв переворота 1973 года. Однако в настоящий момент осуждены некоторые наиболее активные участники пиночетовского террора — М. Контрерас, М. Краснов, М. Морен Брито.

Был создан ряд концентрационных лагерей для политических заключенных, наиболее известным из которых является концлагерь, созданный на стадионе в Сантьяго. На стадионе «Чили», также превращённом в концлагерь, в частности, подвергался пыткам и был убит известный режиссёр, поэт, композитор и певец Виктор Хара.

В искусстве

• Шведская писательница Сунь Аксельссон, бывшая свидетельницей тогдашних событий, написала о них книгу «Террор в Чили».
• Действие художественного фильма «Пропавший без вести» разворачивается в Чили в первые дни, а затем недели после переворота.
• Событиям 1973 г. в Чили посвящены фильмы «Ночь над Чили» (1977), «В Сантьяго идёт дождь» (1976), «Кентавры» (1978).
• Один из короткометражных фильмов проекта «11 сентября» (2002) рассказывает о перевороте в Чили.
• На перевороте завязано действие фильма «Колония Дигнидад».

См. также

• В Сантьяго идёт дождь
• Проект FUBELT
• Массовые убийства в Индонезии 1965—1966 годов
• Бойня в университете Таммасат

Литература

• Вильегас С. Стадион в Сантьяго. Преступления чилийской военной хунты. — М.: Прогресс, 1976.
• Трагедия Чили. Материалы и документы. — М.: Издательство политической литературы; Издательство Агентства печати Новости, 1974.
• Чили: боль и борьба. — М.: Правда, 1974.
• Chile. Libro negro. Köln, Pahl-Rugenstein, 1974.
• James R. Whelan. Out of the ashes. Life, death and transfiguration of democracy in Chile, 1833-1988. — Regnery Pub, 1989. — 1120 p. — ISBN 978-0895265531.

Ссылки

• Сальвадор Альенде. [scepsis.ru/library/id_796.html «Последнее обращение к чилийскому народу»]
• Тарасов А. Н.:
  • [saint-juste.narod.ru/pin.htm Хватит врать о Пиночете! Правда о Чили]
  • [saint-juste.narod.ru/crocodile.htm Верите, что можно подружиться с крокодилом?]
• Лисандро Отеро. [scepsis.ru/library/id_1185.html Разум и сила: Чили. Три года Народного единства.]
• [scepsis.ru/library/id_1922.html Из материалов Первого Международного общественного трибунала над чилийской хунтой]
• Иосиф Лаврецкий. [saint-juste.narod.ru/Allende.html Мятеж]
• Резолюция Палаты депутатов Чили от 22 августа 1973 года, обвиняющая правительство Альенде в нарушениях Конституции и законов [www.josepinera.com/chile/chile_acuerdo_camara_en.htm] (англ.яз) и [www.josepinera.com/chile/chile_acuerdo_camara.htm] (исп.яз.)
• Pinera J. «A House Divided. How Allende Destroyed Democracy in Chile». «Society», September/October 2005, Vol.42, No 6. [www.josepinera.com/libros/neveragain.htm]
• [www.josepinera.com/libros/casa_dividida.htm Pinera J. «Una Casa Dividida. Cómo el gobierno de Allende destruyó la democracia en Chile»]

Отрывок, характеризующий Военный переворот 1973 года в Чили

– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.


В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.