Путятин, Евфимий Васильевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Евфимий Васильевич Путятин
Дата рождения:

8 (20) ноября 1803(1803-11-20)

Место рождения:

Санкт-Петербург,
Российская империя

Дата смерти:

16 (28) октября 1883(1883-10-28) (79 лет)

Место смерти:

Париж, Франция

Награды и премии:

Иностранные:

Граф (с 06.12.1855) Евфи́мий Васи́льевич Путя́тин (8 (20) ноября 1803, Петербург — 16 (28) октября 1883, Париж) — русский адмирал, государственный деятель и дипломат. В 1855 году подписал первый договор о дружбе и торговле с Японией. В 1861—1862 гг. возглавлял Министерство народного просвещения.





Биография

Происходил из дворянского рода Путятиных[1], восходящего к XV веку[2]: старший сын отставного капитан-лейтенанта Василия Евфимьевича Путятина (1779—1805; новгородского помещика, соседа графа Аракчеева[3]) и Елизаветы Григорьевны Путятиной (дочери генерала-майора, члена государственной адмиралтейств-коллегии, гражданского губернатора Гродно и Киева Григория Ивановича Бухарина).

Детство провёл в родовой усадьбе Пшеничище Чудовской волости Новгородского уезда. По воле родителей поступил в Морское училище, где отлично учился. После подведения итогов выпускного экзамена оказался первым по выпуску. 1 марта 1822 года получил чин мичмана и в том же году был назначен в кругосветное плавание на фрегате «Крейсер» под командой Михаила Петровича Лазарева. Путешествие, начавшееся 17 августа, заняло 3 года: экспедиция проходила по маршруту Кронштадт — Рио-де-Жанейро — мыс Доброй Надежды — Русская Америка — мыс Горн — Кронштадт. По его итогам Путятин был награждён орденом и двойным окладом жалованья. В 1826 году был назначен капитаном Лазаревым мичманом на линейный корабль «Азов». Участвовал в Наваринском сражении 20 октября 1827, был награждён орденом Владимира IV степени.

С 1828 по 1832 совершил несколько переходов из Средиземного моря в Балтику, провёл 18 кампаний, был награждён орденом святого Георгия IV степени. В 1832 году по приказу главнокомандующего Черноморским флотом М. П. Лазарева, выполнял опись берегов и промеры глубин проливов Дарданеллы и Босфор[4]. В 1834 году был произведён в капитан-лейтенанты и назначен командиром корвета «Ифигения» и фрегата «Агатополь». В 1838—1839 годах участвовал в высадке при занятии мыса Адлер, местечек Туапсе и Шапсуху. При высадке на мысе Субаши был ранен в ногу. За успешно проведённые операции был произведён в капитаны I ранга. В 1841 году временно оставил службу на море и отправился в Англию для закупки пароходов в Черноморский флот.

Дипломатическая служба

В 1842 году Путятин по приказу Николая I отправился с поручением в Персию. Целью поручения было встретиться с шахом Ирана Мохаммед-шахом и упрочить русскую торговлю на Каспийском море, главным препятствием для которой было пиратство, которым занимались туркмены. По приказу Путятина в Астрабадском заливе была организована военная станция и путём решительных действий усмирены пираты. Затем Путятин убедил персидского шаха отменить ограничения по торговле с Россией, принял меры по разграничению водных пространств для рыболовства и настоял на установлении пароходного сообщения между устьем Волги, Кавказом и Персией. По возвращении в Петербург занимался вопросами кораблестроения, часто отправляясь в дипломатические поездки в Англию, Нидерланды, Турцию, Египет и другие страны. В 1843 году Путятиным был разработан план организации экспедиции к восточным морским границам Китая и Японии. В докладной записке на имя государя императора Путятин писал:

«Благоразумно исследовать восточную нашу границу с Китаем… Доселе мы знаем только то, что на всем протяжении восточного берега нет ни одного благонадежного порта. Залив между материком и Сахалином нам вовсе не известен. Отыскание более удобного порта в этих местах, чем Охотск… уже само по себе не есть предмет бесполезный, а потому можно было бы поручить экспедиции осмотреть и описать означенные малоизвестные берега. С плаванием судов в Охотском море не было бы несовместимым соединить и новую попытку для открытия сношения с Японией».

Экспедиция была снаряжена, однако по совету министра финансов Е. Ф. Канкрина Николай I приказал её отложить, так как она «могла повредить кяхтинской торговле». 15 июня 1849 года контр-адмирал Свиты Путятин[5] был произведён в генерал-адъютанты[6], в том же году женился на дочери английского адмирала Чарльза Ноульса, получившей при православном крещении имя Марии Васильевны Путятиной (1823—1879). В 1851 Ефимий Путятин был произведён в чин вице-адмирала.

Первая экспедиция в Японию

В 1852 г. императорское правительство решилось на попытку открыть дипломатические отношения с Японией. Великий князь Константин Николаевич поддержал старый план Путятина по укреплению позиций России на Тихом океане. Причиной для спешки в организации экспедиции послужил тот факт, что с целью заключения торгового договора с Японией из Америки снаряжалась эскадра под руководством Мэттью Перри. Та страна, которая бы первая прервала многовековую политику самоизоляции Японии (сакоку) получила бы наиболее выгодные условия для торговли. В состав экспедиции кроме Путятина вошли И. А. Гончаров (чиновник торгового ведомства, секретарь Путятина, известный русский писатель), И. А. Гошкевич (чиновник, знаток китайского и корейского языков), А. Ф. Можайский и архимандрит Аввакуум (учёный-востоковед, синолог). В качестве судна был выбран фрегат «Паллада» под руководством опытного моряка-черноморца флигель-адъютанта И. С. Унковского. Фрегат вышел из Кронштадта 7 (19) октября 1852 года: маршрут пролегал вокруг Африки, через Индийский океан. В ходе путешествия выяснилось, что фрегат «Паллада» оказался непригоден для такой экспедиции, и из Петербурга был вызван другой, более надёжный 52-пушечный фрегат — «Диана» (построен в Архангельске в 1852 году) под командой С. С. Лесовского[7].

Спустя месяц после первого визита Перри, 12 августа 1853 года «Паллада» прибыла в порт Нагасаки, однако японские уполномоченные приняли письмо российского министра иностранных дел графа Нессельроде сёгуну только 9 сентября 1853. Во время посещения Нагасаки Путятин продемонстрировал японским изобретателям действие парового двигателя, что помогло Хисасигэ Танака впоследствии создать первый японский паровоз. Видя, что переговоры принимают затяжной характер, Путятин решил отправиться сначала в Манилу, а потом в Корею, по пути производя опись восточного побережья Приморья и собирая материал для лоций. Экспедицией под руководством Путятина были открыты заливы Посьета, Ольги и острова Римского-Корсакова[7]. 11 (23) июля 1854 года фрегат «Диана» соединился с отрядом Путятина в заливе Де-Кастри[8][9], на нём экспедиции Путятина предстояло направиться в Японию на продолжение переговоров, которые стали особенно актуальны из-за начала Восточной (Крымской) войны. Фрегат «Паллада» был отбуксирован в Константиновскую бухту Императорской Гавани, где его поставили на зимовку (был затоплен там же в 1856 году[10]).

Путятин на фрегате «Диана» прибыл в Японский порт Симода 22 ноября (4 декабря1854 года, спустя почти полгода после второго визита Перри и подписания им Канагавского соглашения, положившего конец японской политике самоизоляции. 10 (22) декабря в Симоде начались переговоры, однако 11 (23) декабря в результате опустошительного землетрясения и последовавшего за ним цунами фрегат «Диана» был серьёзно повреждён, а 7 (19) января 1855[9] при транспортировке в бухту Хэда, в которой планировалось его отремонтировать, корабль экспедиции затонул. Экипаж экспедиции, потерявший трёх матросов, был вынужден переселиться на берег, где была организована помощь местному населению, пострадавшему в результате цунами: в Симоде из 1000 домов уцелело только 60[8][9].

Экспедиция Путятина была расквартирована в деревне Хэда. В городе Симода 26 января (7 февраля) в храме Гёкусэндзи был подписан первый договор о дружбе и торговле между Россией и Японией, известный как Симодский трактат. Японскую сторону при заключении договора представлял Тосиакира Кавадзи. Согласно Симодскому трактату двумя странами устанавливались дипломатические отношения; для русских судов открывались порты Хакодатэ, Нагасаки и Симода, где разрешались торговые сделки в ограниченных размерах и под присмотром японских чиновников; в одном из портов назначался российский консул (первым консулом в Японии стал Иосиф Гошкевич), а также устанавливались границы: Японии отходила часть Курильских островов: Итуруп, Кунашир, Шикотан и группа островов Хабомаи. Сахалин объявлялся неразделённой демилитаризованной зоной. На Симодский трактат ссылается сегодня Японское правительство в нерешённом вопросе о территориальной принадлежности Курильских островов.

Пребывание русских моряков в Хэда послужило началом сотрудничеству Японии и России в области науки и техники. По просьбе Путятина, экспедиции были выделены рабочие и материал для строительства судна, на котором русские моряки смогли вернуться в Россию. Для Японии это был первый опыт строительства кораблей западного образца. Шхуна под названием «Хэда» была спущена на воду 14 (26) апреля. 26 апреля (8 мая) Путятин с частью экспедиции отправился в Россию[11]. По образцу «Хэды» японцами было построено ещё шесть шхун; на следующий год первая шхуна «Хэда» была передана японской стороне вместе с научными приборами, а также 52 пушками, снятыми с затонувшего фрегата «Диана»[12].

По возвращении в Петербург за успех дипломатической миссии Путятин получил титул графа и был назначен начальником штаба Кронштадтского военного губернатора. В 1856—1857 гг. — российский военно-морской агент в Лондоне и Париже.

Дипломатическая миссия в Китае и следующие путешествия в Японию

В 1857 году Путятину было поручено возглавить дипломатическую миссию в Китай с целью заключить торговый договор и добиться свободного права на въезд граждан Российской империи. После двух неудачных попыток пересечь границу Китая с суши и с моря, Путятин сумел войти в Пекин только в составе международного посольства вместе с представителями Англии и Франции. В том же году Путятин предпринял второе путешествие в Японию. В Нагасаки им был заключён дополнительный договор о торговле, дававший русским купцам дополнительные льготы, а также разрешавший русским приезжать самим или с семьями «на временное или постоянное житье»[13]. В декабре Путятин в качестве императорского комиссара был назначен начальником тихоокеанской эскадры. Все морские переходы миссия Путятина осуществляла на колёсном пароходе-корвете «Америка». В ходе экспедиции были открыты бухты св. Ольги и св. Владимира, был исследованы Амурский залив, пролив Босфор Восточный и остров Русский.

12 июля 1858 года в Тяньцзине Путятин первым из представителей европейских держав заключил торговый договор с Китаем, по которому, кроме определения границ, свободный доступ во внутренние регионы Китая получали русские миссионеры. Из Китая Путятин вновь отправился в Японию, где 7 августа в Эдо заключил ещё один выгодный договор, по которому Япония обязывалась открыть для русских судов вместо Симоды более удобный порт, упростить торговлю и разрешить открытие в Японии православной церкви. Так как императорское правительство было больше озабочено вопросами торговли, вопрос об изменении невыгодного для России территориального межевания не ставился.

Гражданская служба, поздние годы

По возвращении в Россию 26 августа 1858 года Путятин был произведён в адмиралы и назначен на должность морского агента в Лондоне. За границей Путятин заинтересовался вопросами образования и опубликовал книгу «Проект преобразования морских учебных заведений, с учреждением новой гимназии». 2 июля 1861 года Путятин был назначен на пост министра народного просвещения.

Им был осуществлён ряд реформ в области высшего образования: были введены матрикулы (зачётные книжки), обязательное посещение лекций и плата за обучение. Последние два нововведения особенно больно ударили по разночинной молодёжи. Путятин, будучи очень религиозным человеком, решил полностью перевести начальное образование в сферу деятельности церкви. По его указу вводились специальные двухгодичные курсы для преподавателей начальной школы, куда могли поступать только выпускники духовных семинарий. Также большой резонанс получил циркуляр от 21 июля 1861 года, которым запрещались любые студенческие собрания. Эти и другие нововведения спровоцировали беспорядки среди студентов, которые узнали о них в начале учебного года: в Петербурге и Казани произошли столкновения с полицией. Также Путятину не удалось ввести в российских университетах преподавание японского языка, о необходимости изучения которого министр образования несколько раз докладывал царю. Беспорядки вынудили царское правительство 22 сентября закрыть Петербургский университет, что лишь увеличило волнения среди молодёжи. Некомпетентность министра стала очевидной, и 6 января 1862 года Путятин подал в отставку, а на его место был назначен тайный советник А. В. Головнин[14].

Кроме деятельности на сфере высшего образования, Путятин возглавил специальный комитет «особый» и «секретный», целью работы которого был проект создания Обуховского завода. Проект удалось «протолкнуть» с помощью энтузиазма и энергичности Н. К. Краббе и завод был основан 4 (16) мая 1863 года.

После своей отставки Путятин был назначен членом Государственного совета, помимо необременительных обязанностей в котором занимал почётные должности в различных комиссиях и обществах. В 1877 г. в связи с пятидесятилетием Наваринского сражения Путятину была назначена ветеранская пенсия в 171 руб. 42 коп. После смерти супруги 18 декабря 1879 года уехал из России в Париж.

По словам П. А. Валуева, «граф Путятин был известен за человека набожного, даже склонного к религиозному ригоризму, и слыл человеком с твердым характером и железной волей; вся его внешность имела аскетический оттенок»[15]. В мае 1883 года получил высшую российскую награду — орден св. Андрея Первозванного. Скончался 28 октября того же года в Париже. По завещанию погребён вместе с женой в Киево-Печерской лавре.

Семья

Женился 20.06.1845 г. в православной часовне на Уэлбек-стрит на Марии Васильевне Ноульс (Mary Knowles; 1823—1879)[16], дочери начальника департамента Английского морского управления[17], иногда ошибочного именуемого в русских источниках адмиралом[18]. Дети:

  • Василий (1846—1887 в Париже)
  • Ольга (1848—1890), фрейлина, член-учредитель и почетный член ИППО, «христианнейшая графиня»[19], покровительница православия на Дальнем Востоке, диаконисса православного храма в Эдо.
  • Мария (1850—1887), фрейлина.
  • Евгений (1852—1908), служил в лейб-гвардии Конно-артиллерийской бригаде, член-учредитель ИППО в 1882 г.
  • Елизавета (1853—?)
  • Августин (1856—1877), поручик лейб-гвардии Преображенского полка.

Признание и память

Адмирал Путятин был почётным членом нескольких учёных обществ, включая Петербургскую академию наук[20] и Императорское православное Палестинское общество. В его честь назван остров Путятина в заливе Петра Великого, а также мыс в бухте Провидения (Анадырский залив Берингова моря).

Имя Путятина носили два корабля Дальневосточного морского флота: теплоход-лесовоз польской постройки грузовместимостью 4846 тонн (спущен на воду в 1966, продан совместному вьетнамскому предприятию в 1993)[21] и самоходный плашкоут (спущен на воду в 2004 году).

Награды

Российской империи:

Медали:

Иностранных государств:

Упоминания в литературе и искусстве

Памятники

  • Бюст-памятник Е. В. Путятину установлен в 1999 в районе Новоалександровска. Скульптор — В. Н. Чеботарёв.
  • В Японии памятники Путятину имеются в городах Фудзи на острове Хонсю, в Симоде и Хэде. В Хэде и Симоде действуют музеи, посвящённые заключению Симодского трактата[24].

Напишите отзыв о статье "Путятин, Евфимий Васильевич"

Примечания

  1. Существует также княжеский род Путятиных, ведущий родословную от Рюрика.
  2. В. Корсакова. Путятины // Русский биографический словарь : в 25 томах / Под наблюдением председателя Императорского Русского Исторического Общества А. А. Половцева. — СПб., 1910. — Т. 15: Притвиц — Рейс. — С. 159.
  3. [fershal.narod.ru/Memories/Texts/Arakcheev/26_Gribbe.htm А. К. Гриббе — граф Алексей Андреевич Аракчеев (Из воспоминаний о Новгородских военных поселениях 1822—1826)].
  4. [www.vipdiplom.ru/books/25/113/3/ Лазарев Михаил Петрович]. // Большая советская энциклопедия. Т. 14., М., «Сов. энциклопедия», 1973
  5. [vivaldi.nlr.ru/bv000020076/view#page=73 Ефим Вас. Путятин // Свита Его Императорского Величества] // Адрес-календарь, или Общий штат Российской империи на 1848 год. Часть первая. — СПб.: Типография при Императорской Академии наук, 1848. — С. 40.
  6. Милорадович Г. А. [dlib.rsl.ru/viewer/01003547877#?page=42 Путятин Евфимий Васильевич // Царствование императора Николая I. (1825—1855 г.). Генерал-адъютанты] // Список лиц свиты их величеств с царствования императора Петра I по 1886 г. По старшинству дня назначения. Генерал-адъютанты, свиты генерал-майоры, флигель-адъютанты, состоящие при особах, и бригад-майоры. — Киев: Типография С.В. Кульженко, 1886. — С. 33.
  7. 1 2 Военно-морской словарь / Гл. ред. В. Н. Чернавин. — М.: Воениздат, 1990. — С. 130, 350. — 511 с. — ISBN 5-203-00174-X.
  8. 1 2 Крылов В.Я. Гибель «Дианы» // Александр Федорович Можайский. Жизнь замечательных людей.. — Л.: Молодая гвардия, 1951. — С. 31—44. — 271 с. — 50 000 экз.
  9. 1 2 3 [www.navy.su/puteshest/1803-1866/putesh66.html Плавание Лесовского на фрегате «Диана» (1853—1854) и гибель «Дианы» (1855)].
  10. [www.vokrugsveta.ru/quiz/?item_id=289 «Что случилось с Фрегатом „Паллада“»] — журнал «Вокруг света».
  11. Большая часть матросов и офицеров с «Дианы» была перевезена в Россию на американских кораблях до и после спуска «Хэды»
  12. ХЭДА // Япония от А до Я. Популярная иллюстрированная энциклопедия. (CD-ROM). — М.: Directmedia Publishing, «Япония сегодня», 2008. — ISBN 978-5-94865-190-3.
  13. ПУТЯТИН Евфимий Васильевич // Япония от А до Я. Популярная иллюстрированная энциклопедия. (CD-ROM). — М.: Directmedia Publishing, «Япония сегодня», 2008. — ISBN 978-5-94865-190-3.
  14. [www.auditorium.ru/books/197/Glava13.html Реформирование высшей школы России в 50-60-е годы XIX в.] — Социально-гуманитарные знания № 4, 1998 (недоступная ссылка)
  15. Дневник П. А. Валуева, министра внутренних дел. Том 1. Изд-во Академии наук СССР, 1961. С. 320.
  16. books.google.com/books?id=ZPEwAQAAMAAJ&pg=PA619
  17. А. А. Хисамутдинов. Белые паруса на Восточном Поморье. Изд-во Дальневосточного ун-та, 2001. С. 4.
  18. Ежегодник «Япония» за 2004—2005 гг. (М., Наука, 2004). С. 244.
  19. Арх. Киприан. О. Антонин Капустин, архимандрит и начальник Русской духовной миссии в Иерусалиме: 1817—1894 гг. М., Крутицкое патриаршее подворье, 1997. С. 177.
  20. [www.ras.ru/members/personalstaff1724/honorarymembers.aspx?ahmem=16 Список почётных членов РАН]
  21. [ntic.msun.ru/ntic/exhibition/fesco/second/f605.html Реестр флота ДВМП] (недоступная ссылка)
  22. [ranma.anime.ru/drujba.htm Фестиваль «Трудная дружба»] — отчёт с сайта [ranma.anime.ru/ Р.Ан. Ма] (недоступная ссылка)
  23. [www.khabarovsk.ru.emb-japan.go.jp/news/press-release/2001/01-03.htm Пресс-релиз] по случаю события генерального консульства Японии в Хабаровске.
  24. [www.countries.ru/?pid=1792 Места, связанные с историей японо-российских отношений.]

Литература

Ссылки

  • Виталий Гузанов. [web.archive.org/web/20071025095426/www.japantoday.ru/books/biblioteka/GUZANOV/01.shtml Самурай в России] (версия сайта от 25 октября 2007 года. web.archive.org)
  • ПУТЯТИН Евфимий Васильевич // Япония от А до Я. Популярная иллюстрированная энциклопедия. (CD-ROM). — М.: Directmedia Publishing, «Япония сегодня», 2008. — ISBN 978-5-94865-190-3.
  • [heda.jp/kanko/guide/history.htm Страница об истории Хэда.] (яп.)
  • [www.explan.ru/archive/2001/30/s10.htm «Душа, оставленная в Хэде»] — Статья Анны Пясецкой.
  • [www.japon.ru/?TextArchive&ID=134 «Весточка из далёкого прошлого»] — Статья Ёсиэ Уэно.
  • [www.vgd.ru/CEMETRY/lavraph.htm Фотография семейной могилы Путятиных] в Киево-Печерской лавре.
  • [marines.home.nov.ru/putatin.html Статья с сайта о мореплавателях-Новгородцах].
  • [web.archive.org/web/20070810214503/vestnik.tripod.com/articles/korea-discovery.html «150 лет русского „открытия“ Кореи»] — Сеульский вестник, № 91, декабрь 2004 г.
  • Волынец Алексей [warspot.ru/7112-rossiya-i-kitay-pervaya-popytka-voennogo-soyuza «Россия и Китай: первая попытка военного союза. Как две континентальные империи пытались „дружить“ против европейцев»]
Предшественник:
Евграф Петрович Ковалевский
Министр народного просвещения Российской империи
18611862
Преемник:
Александр Васильевич Головнин

Отрывок, характеризующий Путятин, Евфимий Васильевич

– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.


В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил: