Пухальский, Владимир Вячеславович

Владимир Вячеславович Пухальский
Владимир Вячеславович Пухальский
Основная информация
Имя при рождении	Владимир Вячеславович Пухальский
Дата рождения	21 марта 1848(1848-03-21)
Место рождения	Минск, Российская империя
Дата смерти	23 февраля 1933(1933-02-23) (84 года)
Место смерти	Киев, УССР
Профессии	композитор, педагог,пианист

Владимир Вячеславович (также ― Вацлавович) Пухальский (21 марта (2 апреля) 1848, Минск, Российская империя ― 23 февраля 1933, Киев, СССР) ― российский и советский пианист, композитор, педагог.

Биография

Занимался в Минске с детских лет на скрипке и фортепиано. Во время приезда в город С. Монюшко, был им прослушан и удостоен похвалы. В своих мемуарах (Государственный Дом-музей П. И. Чайковского) вспоминает, что польский композитор предрёк ему великое музыкальное будущее. Учился в Петербургской консерватории по классам фортепиано Теодора Лешетицкого, теории музыки и композиции ― у Ю. Иогансена и Н. Зарембы. Окончив консерваторию в 1874, два года преподавал в ней же, в 1876―1933 ― в Киевском музыкальном училище (преобразованном в 1913 при его активном участии в консерваторию, в которой первый год был директором, а затем заведующим кафедрой специального фортепиано). В 1877―1888 входил в состав дирекции Киевского музыкального общества, отвечая за музыкальные программы симфонических и камерных вечеров. 18 мая 1909 г. был избран Почетным членом Киевского отделения ИРМО. Пухальский выступал как пианист на протяжении более тридцати лет. Пробовал себя в композиции. Написал концерт для фортепиано ре минор (1883), который играл множество раз (последний раз — в Ростове-на-Дону под управлением Р. М. Глиэра), «Гимн музыке», который исполнялся в торжествах по случаю открытия Киевской консерватории. Композиторское наследие Пухальского включает оперу «Валерия», этюды и другие учебные сочинения для фортепиано, романсы. Под его редакцией были изданы фортепианные сочинения многих композиторов. Как общественный деятель, много сделал для становления и развития музыкальной жизни Киева. По сути, только с его приездом концертная жизнь города приобрела устойчивость и регулярность. За период его директорства (1876—1913) Киевское музыкальное училище стало одним из ведущих профессиональных музыкальных учебных заведений.

В своей педагогической деятельности Пухальский развивал традиции Т. Лешетицкого, воспитал ряд крупных пианистов, среди которых Владимир Горовиц, его сестра Регина Горовиц, Г. М. Коган, Л. В. Николаев, А. Браиловский, К. Н. Михайлов, Юлий Исерлис, Анна Артоболевская, Неонила Скоробагатько, Авраам Сатановский, Болеслав Яворский, Арнольд Альшванг, Сигизмунд Лисицкий, Николай Тутковский и другие. Правильнее было бы сказать, что Пухальский был создателем киевской фортепианной школы.

Источник

• Музыкальная энциклопедия. Гл. ред. Ю. В. Келдыш. М.: Советская энциклопедия, 1973―1982.
• Зильберман Ю., Смилянская Ю.: Киевская симфония Владимира Горовица, К., 2002.

Отрывок, характеризующий Пухальский, Владимир Вячеславович

Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.