Пуха, Николай Тимофеевич

Николай Тимофеевич Пуха
укр. Микола Тимофійович Пуха
Дата рождения	20 мая 1915(1915-05-20)
Место рождения	с. Малинино, Кубанская область, Российская империя (ныне Тимашёвский район, Краснодарский край)
Дата смерти	1 июля 1989(1989-07-01) (74 года)
Место смерти	Славянск-на-Кубани, Краснодарский край, РСФСР, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	артиллерия
Годы службы	1937—1940 и 1941—1946
Звание	капитан
Часть	в годы Великой Отечественной войны:  • 822-й артиллерийский полк 300-й стрелковой дивизии;  • 214-й артиллерийский полк 38-й стрелковой дивизии;  • 153-й гвардейский артиллерийский полк 73-й гвардейской стрелковой дивизии
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Никола́й Тимофе́евич Пу́ха (1915—1989) — советский военный. Участник Великой Отечественной войны. Герой Советского Союза (1945). Гвардии капитан.

Биография

Николай Тимофеевич Пуха родился 20 мая 1915 года в селе Малинино Кавказского отдела Кубанской области Российской империи (ныне хутор Димитрова Тимашёвского района Краснодарского края Российской Федерации) в крестьянской семье. Украинец. Родом из кубанских казаков. По окончании семи классов школы работал в колхозе.

В 1929 году в СССР был принят первый пятилетний план развития страны. Начавшиеся процессы индустриализации требовали большого количества рабочих рук. В 1931 года по комсомольской путёвке Николай Тимофеевич уехал на Украину. В 1933 году он окончил школу фабрично-заводского ученичества в Днепропетровске. С 1934 года работал машинистом паровой турбины на Запорожском коксохимическом заводе. В 1937 году Н. Т. Пуха был призван в Рабоче-крестьянскую Красную Армию. Отслужил срочную и сверхсрочную службу. Демобилизовавшись в 1940 году в звании старшины, Николай Тимофеевич вернулся в Запорожье на прежнее место работы. В марте 1941 года его приняли в ряды ВКП(б).

Вновь в Красную Армию Н. Т. Пуха был призван Орджоникидзевским районным военкоматом города Запорожье 11 августа 1941 года. С того же времени старшина Н. Т. Пуха на Юго-Западном фронте в должности командира орудия 822-го артиллерийского полка 300-й стрелковой дивизии 38-й армии. Боевое крещение принял в боях по ликвидации немецкого плацдарма на левом берегу Днепра в районе Кременчуга. В августовских сражениях на Днепре 300-я стрелковая дивизия понесла тяжёлые потери. В начале сентября 1941 года дивизия была выведена на переформирование, однако в связи со сложной обстановкой на фронте скоро вернулась в действующую армию и участвовала в боях на шоссе Полтава — Харьков. Прикрывая отход своего полка на оборонительные рубежи на реке Чутовка, в бою у села Войновка Полтавской области расчёт старшины Н. Т. Пухи на несколько часов задержал продвижение немецко-фашистских войск, после чего благополучно отошёл на заранее подготовленные позиции. В бою за село Чутово Николай Тимофеевич при отражении четырёх контратак противника продемонстрировал образцы стойкости и мужества, а также хорошее знание артиллерийского дела. В ожесточённом бою его расчёт уничтожил 5 вражеских миномётов, 4 пулемёта и до 60 солдат и офицеров вермахта. Политруководство полка рекомендовало направить Н. Т. Пуху для дальнейшего обучения. В декабре 1941 года Николай Тимофеевич окончил краткосрочные армейские курсы младших лейтенантов и был назначен командиром огневого взвода 6-й батареи своего полка.

С декабря 1941 года по июнь 1942 года 300-я стрелковая дивизия вела оборонительные бои в Харьковской области в районе Купянска. После провала майского наступления советских войск под Харьковом дивизии пришлось отражать атаки численно превосходящих сил противника, рвавшегося к Дону. В боях у села Новый Бурлук 10-15 июня 1942 года командир огневого взвода младший лейтенант Н. Т. Пуха со своими бойцами продемонстрировал подлинный героизм. Отражая атаки немцев, артиллеристы Пухи подбили 2 танка и уничтожили пулемётную точку. Затем, прикрывая отход своего полка на новые оборонительные позиции, Николай Тимофеевич, используя рельеф местности и маскировку, грамотно организовал оборону моста через реку Сухой Бурлук, что позволяло ему в течение суток в условиях непрекращающейся бомбёжки и артиллерийско-миномётного обстрела неприятеля не допускать переправы вражеских подразделений. В ходе боя его огневой взвод уничтожил до 180 немецких солдат и офицеров и отошёл на новые рубежи по приказу командира батареи, полностью сохранив материальную часть.

С августа 1942 года младший лейтенант Н. Т. Пуха на Сталинградском фронте. Во время Сталинградской битвы 300-я стрелковая дивизия удерживала позиции на островах Зайцевском, Спорном, Песчаном, Большом и Малый Пеньковатых в русле Волги, не давая возможности противнику переправиться на левый берег реки. Артиллерия дивизии оказывала большую поддержку советским частям, оборонявшимся непосредственно в Сталинграде. Осенью 1942 года Николаю Тимофеевичу присвоили звание лейтенанта, и вскоре перевели на должность командира батареи 214-го артиллерийского полка 38-й стрелковой дивизии. С декабря 1942 года Н. Т. Пуха в составе своего подразделения воевал на Донском фронте, участвовал в операции «Кольцо», в ходе которой была ликвидирована окружённая в Сталинграде группировка немецко-фашистских войск. За отличие в боях 38-я стрелковая дивизия приказом НКО СССР № 104 от 1 марта 1943 года была преобразована в 73-ю гвардейскую стрелковую дивизию, а гвардии лейтенант Н. Т. Пуха стал командиром батареи 153-го гвардейского артиллерийского полка.

В апреле 1943 года 73-я гвардейская стрелковая дивизия в составе 64-й армии, вскоре преобразованной в 7-ю гвардейскую, была переброшена на Воронежский фронт и заняла оборонительные позиции к востоку от Белгорода. Во время Курской стратегической оборонительной операции батарея гвардии лейтенанта Н. Т. Пухи 5-6 июля 1943 года вела бой у совхоза Батрацкая Дача. Отражая атаки противника, артиллеристы Пухи подбили 2 танка, уничтожили 2 автомашины с боеприпасами, миномётную батарею, противотанковое орудие, подавили огонь миномётной батареи и шестиствольного миномёта, истребили до 180 солдат и офицеров неприятеля. Под натиском противника 7-я гвардейская армия отступила на северо-восток, но всё же сумела сдержать наступление немцев на корочинском направлении и в ходе контрудара Воронежского фронта отбросила противника на исходные позиции. 18 июля 1943 года по тактическим соображениям армия была передана Степному фронту, в составе которого участвовала в Белгородско-Харьковской операции. В августовских боях на Курской дуге Николай Тимофеевич был контужен, но быстро вернулся в строй.

В сентябре 1943 года 73-я гвардейская стрелковая дивизия в составе 7-й гвардейской и 57-й армий вела бои в Левобережной Украине. Н. Т. Пуха, получивший к этому времени звание гвардии старшего лейтенанта, со своей 2-й батареей участвовал в освобождении города Краснограда, форсировал Днепр, участвовал в боях за расширение плацдарма на правом берегу реки, получившего название Бородаевского. В период с 5 по 25 октября 1943 года его батарея прокладывала путь своей пехоте и отражала многочисленные контратаки противника в районе Бородаевских хуторов и села Томаковка Верхнеднепровского района Днепропетровской области, уничтожив при этом 3 артиллерийских орудия, 5 пулемётных точек, миномётную батарею, 2 автомашины с боеприпасами и до 50 солдат и офицеров вермахта. Когда во время одной из контратак группе немецких автоматчиков удалось просочиться в тыл батареи, Николай Тимофеевич поднял расчёты в атаку и отбросил немцев, после чего благополучно сменил огневые позиции.

В ноябре 1943 года войска 2-го Украинского фронта провели Пятихатскую операцию, в ходе которой 73-я гвардейская стрелковая дивизия вышла к реке Ингулец севернее Кривого Рога, где вела оборонительные бои до февраля 1944 года. 22 февраля дивизия в составе 57-й армии была передана 3-му Украинскому фронту. В боях в Правобережной Украине гвардии старший лейтенант Н. Т. Пуха принимал участие в освобождении районов Николаевской и Одесской областей (Березнеговато-Снигирёвская и Одесская операции), форсировал Южный Буг и Днестр. Затем сражался в Молдавии, Румынии, Болгарии и Югославии, в составе своего подразделения освобождал город Белград. Особо Николай Тимофеевич отличился в Апатин-Капошварской операции при форсировании Дуная и в боях за плацдарм на левом берегу реки.

14 ноября 1944 года с передовым стрелковым батальоном дивизии гвардии старший лейтенант Н. Т. Пуха форсировал реку Дунай у югославского села Батина. С ходу развернув орудия, артиллеристы отразили контратаку противника, тем самым оказав существенную помощь стрелковым подразделениям в закреплении плацдарма. 15 ноября немцы бросили на ликвидацию плацдарма до роты автоматчиков при поддержке двух самоходных артиллерийских установок. Подпустив противника на близкое расстояние, артиллеристы подожгли одну САУ, после чего открыли шквальный огонь по вражеской пехоте. Потеряв самоход и до 30 солдат, противник отступил на исходные позиции. В боях за расширение плацдарма на левом берегу Дуная Николай Тимофеевич находился в боевых порядках пехоты и огнём своей батареи обеспечивал её продвижение вперёд. 20 ноября немцы, ведя шквальный пулемётный огонь в районе высоты 205,0, заставили стрелковые подразделения залечь. Выдвинув орудия на прямую наводку, гвардии старший лейтенант быстро уничтожил четыре огневые точки врага, после чего под прикрытием своей батареи с двумя пушками выдвинулся на высоту и открыл шквальный огонь по контратакующей немецкой пехоте, пытавшейся восстановить прежнее положение. В ночь с 22 на 23 ноября стремительным броском Н. Т. Пуха ворвался в село Змаевац и, подавив узлы сопротивления врага, способствовал взятию населённого пункта стрелковым подразделением. При прорыве обороны немцев в ночной атаке с 25 на 26 ноября Николай Тимофеевич огнём своей батареи проложил путь пехоте, уничтожив 2 пулемётные точки и до 60 военнослужащих вермахта. Преследуя отступающего противника, он ворвался в село Каранац, где закрепился до утра. С рассветом 26 ноября немцы силой до батальона перешёл в контратаку. Проявив хладнокровие и выдержку, артиллеристы подпустили немецкие цепи на 70 метров. Одновременно связисты и разведчики батареи обошли немецкую пехоту с фланга и тыла. Шквальным огнём с нескольких сторон артиллеристы обратили немцев в бегство, уничтожив до 40 вражеских солдат. Всего за период с 14 по 27 ноября 1944 года батарея гвардии старшего лейтенанта Н. Т. Пухи уничтожили 2 САУ, 8 пулемётных точек и до 180 солдат и офицеров неприятеля, обеспечив успех стрелковых подразделений в боях за плацдарм. За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом отвагу и геройство указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года гвардии старшему лейтенанту Пухе Николаю Тимофеевичу было присвоено звание Героя Советского Союза.

Прорвав оборону противника, 73-я гвардейская стрелковая дивизия в составе 57-й армии прошла с боями около 100 километров от Дуная до линии немецкой обороны «Маргарита» на участке южнее озера Балатон, где в марте 1945 года отражала контрудар немецких и венгерских войск в ходе Балатонской оборонительной операции. Отразив наступление противника, части 3-го Украинского фронта практически без оперативной паузы начали Венскую операцию. Гвардии капитан Н. Т. Пуха участвовал во взятии венгерских городов Надьбайом и Бёхёнье, боях под Надьканижей, штурме немецких укреплений на австрийско-венгерской границе, сражался на территории Австрии. 20 апреля 1945 года его отозвали с фронта и направили в Ленинградскую высшую артиллерийскую школу, которую он окончил уже после войны. Но в армии гвардии капитан Н. Т. Пуха прослужил недолго. В 1946 году по состоянию здоровья он уволился в запас. Окончив Краснодарскую краевую партийную школу, Николай Тимофеевич с 1959 по 1965 год работал председателем горисполкома города Славянска-на-Кубани Краснодарского края. Затем возглавлял экспериментальный тарный завод. Умер Николай Тимофеевич 1 июля 1989 года. Похоронен в Славянске-на-Кубани.

Награды

• Медаль «Золотая Звезда» (24.03.1945);
• орден Ленина (24.03.1945);
• орден Октябрьской Революции;
• два ордена Отечественной войны 1-й степени (13.11.1943; 11.03.1985);
• орден Отечественной войны 2-й степени (07.09.1943);
• два ордена Красной Звезды (16.08.1942; 08.02.1943);
• медали, в том числе:
  • медаль «За оборону Сталинграда».

Память

• Бюст Героя Советского Союза Н. Т. Пухи установлен в городе Тимашёвске Краснодарского края.
• Именем Героя Советского Союза Н. Т. Пухи названа улица в городе Славянск-на Кубани.
• Имя Героя Советского Союза Н. Т. Пухи увековечено на Аллее Героев в парке города Славянск-на Кубани.

Литература

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1988. — Т. 2 /Любов — Ящук/. — 863 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-203-00536-2.
• Кубани славные сыны: очерки о Героях Советского Союза кубанцах, совершивших подвиги в годы Великой Отечественной войны: в 4 книгах. Книга 2. — Краснодар: Краснодарское книжное издательство, 1985. — С. 183—188. — 250 с.

Документы

• [podvignaroda.mil.ru/ Общедоступный электронный банк документов «Подвиг Народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»]. [www.webcitation.org/667oHlgwN Архивировано из первоисточника 13 марта 2012].

[www.podvignaroda.ru/?n=20135672 Орден Отечественной войны 1-й степени (наградной лист и приказ о награждении от 13.11.1943)]. [www.webcitation.org/6JPs9jRrP Архивировано из первоисточника 6 сентября 2013].

[www.podvignaroda.ru/?n=1517182456 Орден Отечественной войны 1-й степени (информация из карточки награждённого к 40-летию Победы)]. [www.webcitation.org/6JPsB8mDI Архивировано из первоисточника 6 сентября 2013].

[www.podvignaroda.ru/?n=19072808 Орден Отечественной войны 2-й степени (наградной лист и приказ о награждении)]. [www.webcitation.org/6JPsCVHOF Архивировано из первоисточника 6 сентября 2013].

[www.podvignaroda.ru/?n=10586674 Орден Красной Звезды ((наградной лист и приказ о награждении от 16.08.1942)]. [www.webcitation.org/6JPsDrP8R Архивировано из первоисточника 6 сентября 2013].

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=15112 Пуха, Николай Тимофеевич]. Сайт «Герои Страны».

• [www.az-libr.ru/Persons/000/Src/0008/c9efa692.shtml Пуха Николай Тимофеевич на www.az-libr.ru]. [www.webcitation.org/6JPsHrvTd Архивировано из первоисточника 6 сентября 2013].
• [slavhistory.ru/article/a-153.html Пуха Николай Тимофеевич на сайте общества любителей истории и краеведения и художественно-исторического Совета при главе муниципального образования Славянский район]. [www.webcitation.org/6JPsIlsjo Архивировано из первоисточника 6 сентября 2013].

Отрывок, характеризующий Пуха, Николай Тимофеевич

В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.


Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.