Пушкин, Лев Александрович

Лев Александрович Пушкин
Дата рождения	17 февраля 1723(1723-02-17)
Место рождения	Санкт-Петербург
Дата смерти	25 октября 1790(1790-10-25) (67 лет)
Место смерти	Москва
Принадлежность	Россия Россия
Род войск	Артиллерия
Годы службы	1739—1763
Звание	полковник
Часть	Семёновский лейб-гвардии полк
Награды и премии
Связи	дед А. С. Пушкина

Лев Александрович Пушкин (17 февраля 1723 — 25 октября 1790) — дед А. С. Пушкина. Артиллерии полковник. Гвардии капитан, с 23 сентября 1763 подполковник в отставке.

Биография

Лев Александрович Пушкин родился в семье сержанта Преображенского полка Александра Петровича Пушкина (1686—1725) и Авдотьи Ивановны Головиной, дочери адмирала И. М. Головина. В двухлетнем возрасте Лев и его сестра Мария остались сиротами: 17 декабря 1725 года отец в припадке безумия убил мать и через несколько месяцев скончался, когда следствие было еще не закончено. Ещё в детстве он был записан в Семёновский лейб-гвардии полк. В 1739 году был определён капралом в артиллерию, в которой и прослужил до своего выхода в отставку в сентябре 1763 года, подполковником. Жил в Петербурге.

В 1762 году жил в Москве. Во время вступления на престол императрицы Екатерины II, в 1762 году, как писал поэт, «во время мятежа остался верен Петру III и не хотел присягать Екатерине и был посажен в крепость вместе с Измайловым». Об этом Пушкин упоминал неоднократно, в том числе в «Моей родословной»:

Мой дед, когда мятеж поднялся
Средь Петергофского двора,
Как Миних, верен оставался
Паденью Третьего Петра.
Попали в честь тогда Орловы,
А дед мой — в крепость, в карантин.

Однако архивные данные свидетельствуют, что это, скорее всего, лишь семейная легенда. Фактически в это время Л. А. Пушкин проживал в Москве и в 1762 году участвовал в церемониях по случаю въезда в Москву Екатерины II. Документы 1763—1764 годов также свидетельствуют о том, что он жил в Москве и не был в заключении. В подтверждение своей версии А. С. Пушкин ссылался на сочинения французских историков К. Рюльера и Ж. Кастера, но у них упоминался просто «офицер Пушкин», видимо, не тождественный деду поэта.

Л. А. Пушкин, как вспоминает его сын, действительно находился некоторое время под домашним арестом, но, видимо, не из-за политики, а «за непорядочные побои находящегося у него на службе Венецианина, Харлампия Меркадии» (см. ниже).

В отставке Л. А. Пушкин жил в Москве, в Троицкой слободе и в своих поместьях. Владелец поместий: Лытогори, Ананьина пустошь, сел Саблино и Лобково Зарайского уезда Рязанского наместичества и др. На его средства был построен Успенский храм в селе Большое Болдино. Во время освещения храма 5 марта 2011 года архиепископ Георгий заметил, что это «день памяти святителя Льва, епископа Катанского, являющегося тезоименитым святым Льва Александровича Пушкина (…), который и построил Успенскую церковь в селе Большое Болдино».

Умер в Москве 25 октября 1790 года. Могила его находилась в Сергиевском приделе Малого собора Донского монастыря.

Личная жизнь и качества

• Первая жена — Мария Матвеевна Воейкова (ок. 1724 — после 1757), дочь д.с.с. Матвея Фёдоровича.

Дети:

1. Николай Львович (1748 — 25 сентября 1821, Москва; похоронен в Симоновском монастыре) — артиллерии полковник. Женат на Анне Васильевне Измайловой (1754—1827), сестре писателя В. В. Измайлова.
2. Пётр Львович (13 января 1751 — 15 мая 1825) — подполковник. Женат на Казинской. Пушкин владел доставшимся от него по наследству имением Кистенево.
3. Александр Львович (р. 1757 — 1790-е гг.)

• Вторая жена — Ольга Васильевна Чичерина (5 июня 1737 — 22 января 1802, похоронена на кладбище Донского монастыря). Бабушка поэта. Замужем с весны 1763 года. Дочь полковника Василия Ивановича Чичерина и Лукии Васильевны Приклонской.

Дети:

1. Сергей Львович (23 мая 1770 — 29 мая 1848) — капитан Л.гв. Измайловского полка; с 1797 года майор в отставке.
2. Василий Львович (март 1767 — 20 августа 1830, Москва; похоронен в Донском монастыре) — поэт и писатель.
3. Анна Львовна (20 марта 1769 — 14 октября 1824).
4. Елизавета Львовна (13 августа 1776 — 27 сентября 1848); муж — Сонцов Матвей Михайлович.

Сам Пушкин писал о Льве Александровиче: «Дед мой был человек пылкий и жестокий» и далее рассказывал:

Первая жена его, урожденная Воейкова, умерла на соломе, заключенная им в домашнюю тюрьму за мнимую или настоящую её связь с французом, бывшим учителем его сыновей и которого он весьма феодально повесил на черном дворе.

Эту историю опровергал отец Пушкина, Сергей Львович, и действительно, документы свидетельствуют о другом развитии событий. Венецианец Харлампий Меркади преподавал в России французский, итальянский и греческий языки. Некоторое время он служил в доме Л. А. Пушкина, потом у брата его жены А. М. Воейкова. В 1754 году Пушкин и Воейков избили Меркади и он был отправлен в деревню Воейкова, где некоторое время пробыл в домашней тюрьме. Вырвавшись оттуда, Меркади обратился в суд. В 1756 году дело было разобрано военным судом и было установлено, что основным виновником является Воейков. Скорее всего, семейная жизнь Л. А. Пушкина после этого пошла своим чередом, так как в 1757 году у супругов родился еще один сын — Александр. Пушкин писал и о дурном обращении Льва Александровича со второй женой:

Вторая жена его, урождённая Чичерина, довольно от него натерпелась. Однажды он велел ей одеться и ехать с ним куда-то в гости. Бабушка была на сносях и чувствовала себя нездоровой, но не смела отказаться. Дорогой она почувствовала муки. Дед мой велел кучеру остановиться, и она в карете разрешилась чуть ли не моим отцом.

По мнению Ю. И. Левиной, в этом рассказе смешались истории о деде Льве Александровиче и прадеде Пушкина — Александре Петровиче, в припадке безумия убившем свою жену Авдотью: «Отражение близких этому ситуаций имеется в следственном деле: в последние дни перед убийством, в весьма возбужденном состоянии, он много раз отправлялся в гости вместе с беременной женой. В показаниях соседа приводится такая бытовая деталь: „И стал Пушкин говорить жене понести образ до церкви, а она ему, Пушкину, говорит, чтоб де пеша с собою не брал её, того ради, что она чревата, и за дальностью церкви…“».

Источники информации

• «Знание — сила» № 1, 1981: Натан Эйдельман. «В родню свою неукротим…».

Отрывок, характеризующий Пушкин, Лев Александрович

В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.


Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.