Пушки вместо масла

«Пушки вместо масла» (нем. Kanonen statt Butter) — популярный пропагандистский лозунг в Третьем рейхе. Появился в 1936 году в поддержку милитаристской политики германского государства, автором считается наци № 3 Рудольф Гесс. В приговоре Международного военного трибунала на Нюрнбергском процессе использование Гессом этого лозунга в поддержку жертвы немецкого народа ради гитлеровской политики энергичного перевооружения приводилось в обоснование его преступлений против мира. Выражение «Пушки вместо масла» стало впоследствии крылатым выражением, символом политики государства, готовящегося к агрессии, пренебрегая благосостоянием народа.

На партийном съезде гау Берлин 17 января 1936 года министр пропаганды Йозеф Геббельс заявил: «При необходимости мы сможем обойтись без масла, но никогда — без пушек». В условиях продовольственного дефицита в стране эту мысль в своей речи на торжественном открытии зала имени Адольфа Гитлера в Хофе 11 октября 1936 года подхватил заместитель фюрера Рудольф Гесс. Лозунг «Пушки вместо масла» иногда ошибочно приписывается Герману Герингу, который сам лозунг не использовал. В своём выступлении в поддержку четырёхлетнего плана в Берлинском дворце спорта спустя несколько дней после речи Гесса он заявил, что вообще отказался от масла и благодаря этому уже неплохо похудел.

Литература

• Tim Schanetzky. «Kanonen statt Butter» // Kanonen statt Butter: Wirtschaft und Konsum im Dritten Reich. — München: Verlag C.H.Beck oHG, 2015. — ISBN 978-3-406-67515-7.
• Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений / Авт.-сост. В. Серов. — М.: Локид-Пресс, 2005. — ISBN 5-320-00323-4.
• Нюрнбергский процесс. Сборник материалов в 8-ми томах / Лебедева Н. С. — М.: Юридическая литература, 1999. — Т. 8.

Отрывок, характеризующий Пушки вместо масла

– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.