Пущин, Иван Петрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Пётрович Пущин
Дата рождения

1754(1754)

Дата смерти

7 октября 1842(1842-10-07)

Место смерти

Санкт-Петербург, Российская империя

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Род войск

Российский Императорский флот

Годы службы

1769—1842

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Командовал

яхта «Петергоф»

Сражения/войны

Русско-турецкая война (1768—1774)

Награды и премии
Связи

отец Пущин, Пётр Иванович (1723—1812)
сыновья:
Пущин, Иван Иванович (1798—1859),
Пущин, Михаил Иванович (1800—1869),
Пущин, Николай Иванович (1803—1874),
Пущин, Пётр Иванович (1813—1856)

Ива́н Петро́вич Пу́щин (1754 — 19 октября 1842, Санкт-Петербург) — генерал-лейтенант, участник русско-турецкой войны 1769—1774, сенатор.





Происхождение

Происходил из дворян Осташковского уезда Тверской губернии. Сын адмирала Петра Ивановича Пущина (1723—1812) и Коро́ткой Евфимии Матвеевны (1726—1810).

Биография

В 1765 году поступил в Морской шляхетный корпус кадетом и 15 декабря 1769 года был произведён в чин гардемарина. В 1769—1772 годах совершал учебные плавания из Кронштадта в Архангельск на кораблях «Слон» и «Нарчин» и 15 сентября 1772 года был произведён в чин мичмана.

В 1772 году на 66-пушечном корабле «Граф Орлов» в составе эскадры под командованием контр-адмирала В. Я. Чичагова, он перешёл из Кронштадта в Архангельск, а 28 октября участвовал в сражении при Патрасе. В 1773—1775 годах на том же корабле был в крейсерстве в Архипелаге, а в 1775—1776 годах на фрегате «Богемия» перешёл из Ливорно в Кронштадт и 21 апреля 1777 года произведён в чин лейтенанта.

В 1778 году Пущин был назначен командовать придворной яхтой «Петергоф», и в 1779—1786 годах плавал на судах галерного флота. 1 мая 1783 года произведён в чин капитан-лейтенанта. С 18 марта 1784 года по 25 апреля 1785 года находился в командировке в Смоленске, для постройки судов. За эти труды Пущин награждён орденом Св. Владимира 4-й степени.

17 мая 1787 года Пущин был произведён в чин капитана 2-го ранга и в том же году командуя галерой «Днепр», плавал от Киева до Екатеринославля в составе флотилии на которой находилась Екатерина II.

5 мая 1788 года Иван Петрович был назначен капитаном над галерным портом и в том же году под его наблюдением приготовлено и отправлено в компанию двадцать семь судов, в следующем — семьдесят девять судов, а в 1790 году — семьдесят два судна. Кроме того, построено к ним тридцать десантных судов и пятьдесят катеров. За труды по снаряжению судов Пущин в 1789 году был награждён орденом Св. Владимира 3-й степени и 1 января 1790 года произведён в чин капитана 1-го ранга.

С 1793 года по определению Адмиралтейств-коллегии, был отправлен в Кронштадт и там вступил в должность капитана над Кронштадтским портом, где производилась починка кораблей и фрегатов под его присмотром, а также снаряжение судов в компанию. 13 ноября 1796 года Пущин был произведён в чин капитана бригадирского ранга. В 1797 году Пущину был вручен патент на командорство Ордена Св. Иоанна Иерусалимского.

26 марта Иван Петрович назначен обер-интендантом, 6 апреля сдал порт и вступил в заведование интендантской экспедицией. 23 сентября 1798 года он был произведён в чин генерал-майора, в 1802 году в чин генерал-лейтенанта, а 4 апреля 1805 года определён временным членом Адмиралтейств-коллегии. В 1806 году Пущин был назначен управляющим Хозяйственной экспедицией морского генерал-кригс-комиссариата, а в октябре 1808 года назначен управляющим Исполнительной экспедицией с оставлением в предыдущей должности. 23 декабря 1808 года ему был пожалован орден Св. Анны 1-й степени. 1 мая 1810 года Пущин был освобождён от управления Хозяйственной экспедиции.

С 10 августа 1821 года ему повелено присутствовать в Правительственном Сенате, с последующим назначением в Межевой Департамент Сената. В 1834 году Пущин был награждён орденом Белого орла.

Семья

  • Прадед — Никифор Афанасьевич Пущин (1647—?)
  • Дед — Иван Никифорович Пущин (1690—?)
  • Отец — Пётр Иванович Пущин (11 декабря 1723—7 декабря 1812)
  • Мать — Евфимия Матвеевна Короткая (4 июня 1726—4 апреля 1810)
  • Брат — Павел Петрович Пущин (19 июня 1768 — 14 февраля 1828).
  • Сестра — Евдокия Петровна Пущина, в замужестве — Бухарина. Супруг — Яков Бухарин.
  • Супруга — Александра Михайловна, в девичестве Рябинина, (1771—1841), дочь вице-адмирала Михаила Ильича Рябинина, сестра Е. М. Рябинина и А. М. Рябинина.[1]

Дети:

  • Евдокия Ивановна (?—1860). Супруг — Яков Иванович Бароцци (?—не позднее 1854) — участник Отечественной войны 1812 года. Награждён Золотой шпагой с надписью «За храбрость», полковник, действительный статский советник, член масонской ложи «Овидий».
  • Екатерина Ивановна (1791—1866). Супруг — Иван Александрович Набоков (11 марта 1787—21 апреля 1852)
  • Иван Иванович (4 мая 1798—3 апреля 1858) — коллежский асессор, судья Московского надворного суда. Декабрист. Супруга — Наталья Дмитриевна, в 1-м браке — Фонвизина, урождённая Апухтина.
  • Анна Ивановна (1793—1867). Супруг — Валериан Иванович Фенин (1803—1871)
  • Мария Ивановна (1795—1844). Супруг — Иван Васильевич Казак Малиновский (1796—10 февраля 1873), лицеист, друг А. С. Пушкина. Полковник.
  • Михаил Иванович (1800—1869) — декабрист, был сослан на поселение в Сибирь, а в конце 1826 года отправлен рядовым в Кавказскую армию. Во время персидской (1827), а затем турецкой (1828—1829) войн отличался храбростью и исключительными военными способностями, был фактическим руководителем инженерных работ в армии Паскевича и в солдатской шинели разжалованного постоянно присутствовал на военных советах у главнокомандующего. Ещё с лицейских лет был знаком с Пушкиным, когда вместе с братом (и другими друзьями поэта — Дельвигом, Кюхельбекером и Вольховским) был участником Бурцовского кружка. Оставил воспоминания. Первая супруга — 1831 — Софья Петровна Пальчикова (?—1835), сестра лицеиста Владимира Петровича Пальчикова.[2] Вторая супруга — с 1836 — Мария Яковлевна, урождённая Подкользина.[3]
  • Николай Иванович (7 марта 1803—1874) — служил во флоте (1818—1827), чиновник Министерства юстиции, тайный советник (1860). Супруга — Мария Николаевна, урождённая Завалишина.
  • Варвара Ивановна (1 октября 1804—19 марта 1881, Псков)[4]
  • Пётр Иванович (1813—1856)

Источники

  • Патент И. П. Пущину на командорство Ордена Св. Иоанна Иерусалимского (1797). ЖАЛОВАННЫЕ ГРАМОТЫ НА ВОТЧИНЫ, ЧИНЫ И ДВОРЯНСТВО Ф. 154 , 2211 ед. хр. , 1474—1914 (коп. с 1389) . Оп. 1 — 4 // ДЕЛА ПО ВНУТРЕННЕМУ УПРАВЛЕНИЮ. Центральный государственный архив древних актов СССР. Путеводитель. В четырех томах. Том 1. 1991

Напишите отзыв о статье "Пущин, Иван Петрович"

Ссылки

  • [www.parichi.by/history/ ПАРИЧИ. СПРАВОЧНО — ИНФОРМАЦИОННЫЙ ПОРТАЛ Г. П. ПАРИЧИ]
  • [www.parichideti.110mb.com/parichi.html Моя маленькая Родина — Паричи]
  • [ru.rodovid.org/wk/Запись:273294 Пущин, Иван Петрович] на «Родоводе». Дерево предков и потомков

    Примечания

    1. [print.biografija.ru/?id=113741 Двух из оставшихся после него сыновей было тогда же Высочайше повелено принять во флот, а дочь его Александра Михайловна, впоследствии Пущина, была взята во дворец]
    2. [prbibl.info/board/184 Лицейский приятель Пушкина Пальчиков]
    3. [www.parichi.by/articles/2/30/ Петухов А. В. О Паричах.]
    4. [is-tok.ru/publ/nekropol/nekropol/provincialnyj_nekropol_pr_pja/28-1-0-317 Провинциальный Некрополь.]


  • Отрывок, характеризующий Пущин, Иван Петрович

    Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
    Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
    Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
    Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


    5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
    День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
    Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
    Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
    Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
    – Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
    – А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
    Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
    – Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
    – Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
    – Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
    – Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
    И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
    В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
    – А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
    Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
    – А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
    Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.


    8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
    Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
    Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
    Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.