Пущин, Пётр Иванович

Пётр Иванович Пущин
Дата рождения	11 декабря 1723(1723-12-11)
Дата смерти	7 (19) декабря 1812(1812-12-19) (89 лет)
Место смерти	Санкт-Петербург
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	Российский Императорский флот
Годы службы	1745- 1802
Звание	адмирал
Сражения/войны	Семилетняя война Русско-турецкая война (1768—1774)
Награды и премии
Связи	старший сын И. П. Пущин младший сын П. П. Пущин
В отставке	с 1802 года

Пётр Иванович Пущин (11.12. 1723 - 7.12.1812) — адмирал, флагман гребного флота, участник Семилетней и Русско-турецкой 1768—1774 войн, сенатор.

Происхождение

Из дворян Тверской губернии. Родился 11 (22) декабря 1723 года в семье капитана 1-го ранга Ивана Михайловича Пущина.

Биография

• 27 апреля 1743 г. был определён в Морскую Академию, а 1 мая 1745 года, окончив полный курс академии, был произведен в гардемарины.
• 24 мая 1748 году был произведён в мичмана и назначен командиром канонерского корабля "Юпитер".
• В 1750 г. командовал фрегатом "Архангел Михаил".
• 13 ноября 1751 г. по окончании кампании был произведён в унтер-лейтенанты.
• В 1752 г. отправился в Ревель, где и находился в течение всего 1753 года на брандвахтенном фрегате "Св. Яков".
• В 1755 году командовал фрегатом "Второй",
• 18 марта 1756 г. был произведён в корабельные секретари, и затем назначен командиром корабля "Ингерманланд".
• 27 марта 1757 г. произведён в лейтенанты.
• 10 апреля 1762 г. произведён в капитан-лейтенанты.
• В начале 1764 г. командовал кораблем "Св. Михаил", сделав на нем переход из Ревеля в Кронштадт.
• 20 апреля 1764 г. был произведён в капитаны 2-го ранга и назначен командиром корабля "Дмитрий Ростовский", на котором плавал по Балтийскому морю.
• В 1765 г. во время путешествия Императрицы Екатерины II из Петербурга в Шлиссельбург Пущин командовал торншхоутом "Ладога", затем плавал на яхте "Андрей". Оценен Императрицею «как энергичный и развитой офицер».
• В сентябре 1765 года Пущин был привлечен к занятию архивными делами Адмиралтейств-Коллегии, находившимися в большом беспорядке. Менее чем в один год под его руководством архив был разобран и приведен в полный порядок.
• В 1766 году Пущин был переведён из корабельного флота в галерный и был отправился в Тверь, где руководил постройками галер, а по окончании этих работ производил испытание сооруженных судов посредством пробного плавания по Волге от Твери до Казани.
• 2 мая 1767 года за успешную постройку судов на Волге был произведён в капитаны 1-го ранга и назначен сопровождать Государыню во время её путешествия в том же году от Твери до Симбирска в качестве командира 12-баночной галеры "Тверь".
• 5 июня 1767 года, в 7-м часу утра, Пущин высадил венценосную путешественницу в г. Симбирске, пройдя, таким образом, по Волге 1410 верст в 27 дней.
• В 1768 году Пущин с командами возвратился из Ярославля в Петербург.
• В 1769 году был послан в Тавров, а в мае месяце был послан с Икорецкой верфи к Азову, а в августе ему выпало главное наблюдение за промером устья рек, впадающих в Азовское море.
• В октябре 1769 года Пущин отправился во флотилию, стоявшую при крепости св. Дмитрия Ростовского, где и находился до отъезда вице-адмирала Сенявина, после чего вступил в главное командование Азовской флотилией. Во время этого командования Пущин заболел и просил о переводе в Петербург.
• С 1770 г. - назначен временно исполняющим делами главного командира над галерным портом (в отсутствие графа И.Г. Чернышева). Как опытный моряк, Пущин получил командование над пятью галерами, предназначенными для плавания по Финляндским шхерам, с практическою целью обучения рекрут. Плавание это Пущин совершил на галере "Свирепый".
• 27 декабря 1771 г. был командирован на р. Хопёр «для приведения в порядок всего, касавшегося предстоящей постройки судов». В постройке судов Пущин выказал столько понимания и умения распоряжаться этим сложным делом, что в 1772 году на него была возложена постройка транспортных судов и двух фрегатов при Новохоперской крепости. В продолжение одного года Пущин блестяще выполнил возложенное на него поручение, за что и получил особую благодарность с отдачей о том в приказе от Адмиралтейств-Коллегии.
• В декабре 1772 г. возвратился в Петербург, где его ожидало ответственное назначение — исправляющим должность капитана над Кронштадтским портом.
• 17 мая 1774 г. Пущин Высочайшим указом был пожалован в чин бригадира и утвержден командиром порта.
• 1 января 1779 г. был произведён в контр-адмиралы с оставлением капитаном порта
• 28 июля 1782 года произведён в вице-адмиралы и назначен генерал-интендантом флота.
• 14 марта 1784 года был отправлен в Смоленск для построения на реке Днепре судов, предназначенных к предпринимаемому путешествию Императрицы в Крым.
• 2 апреля 1787 года согласно указу «командование флотилией, назначенной к плаванию по Днепру до Екатеринослава» было возложено на генерал-интенданта вице-адмирала Пущина. В вознаграждение за командование флотилией Пущин был награждён орденом св. Александра Невского.
• 19 мая 1787 года Пущин, по возвращению в Петербург, «вступил в отправление своих обязанностей» и в том же году был назначен присутствовать в Адмиралтейств-Коллегии.
• 27 марта 1788 года был назначен исполняющим обязанности главного командира Кронштадтского порта (вместо адмирала Грейга). После смерти адмирала Грейга Пущин был утвержден главным командиром Кронштадтского порта, причем в Высочайшем указе о назначении его было между прочим сказано, что местопребывание Пущина может быть по его личному усмотрению: "где больше надобности находить будет".
• С 1790 г. - адмирал.
• 15 октября 1791 года ему было поручено заведовать работами по исправлению канала Петра Великого на острове Котлине.
• 17 декабря 1796 года, по вступлении на престол Императора Павла, был награждён орденом св. Апостола Андрея Первозванного
• 12 февраля 1797 г. адмирал Пущин был командирован в Москву, а 26-го марта того же года получил новое назначение — командиром дивизии "Белого Флага" Балтийского флота.
• 5 апреля 1797 года в день коронации императора Павла Первого, Пущину Высочайше было пожаловано 1300 душ крестьян в старостове Бобруйском, Минской губернии (эта награда была высшею по числу душ, розданных в то время Императором) в местечке Паричи .
• 7 июля 1797 года адмиралу Пущину были поручены работы по постройке Кронштадтских гаваней, а 12 июля того же года Высочайшим указом был назначен главнокомандующим Балтийским гребным флотом, с оставлением главным командиром Кронштадтского порта. Затем 3 августа Пущин был командирован из Кронштадта в Петербург, для присутствования в Адмиралтейств-Коллегии и для принятия командования над гребным флотом.
• 27 октября 1797 года был назначен сенатором в 4-ый Департамент с оставлением в должности главного командира Балтийского гребного флота и Кронштадтского порта.
• С 1798 г. - присутствующий в Сенате.
• С 1799 г. - флагман гребного флота.
• С 21 мая 1802 года в отставке.

7 (19) декабря 1812 года умер в Санкт-Петербурге и был погребен на Смоленском кладбище.

Семья

Жена, Короткоя Евфимия Матвеевна (1726 - 1810).

Сыновья, Иван (1754-1842) - генерал-лейтенант, сенатор, и Павел (1768-1828) - сенатор.

Память

«Будучи специалистом галерного дела, Пущин в продолжение Семилетней войны пробыл с Кашкиным и Иваном Крузе на наших галерах в Куришгафе. Это был неутомимый деятель, хотя несколько сухой и весьма требовательный к подчиненным. Как мореходный практик, Пущин не был выдающимся среди моряков; он даже считал себя совершенно несведущим в этой отрасли морского искусства, зато портовое хозяйство было им образцово поставлено. Он знал все имущество Кронштадтского порта наперечет до мельчайших подробностей, причем у него наготове всегда были запасы, которые в экстренных случаях не раз сослужили России хорошую службу. Эти-то качества придавали ему огромный вес в глазах заведывающего Морским ведомством Великого Князя Павла Петровича и вице-президента Адмиралтейств-Коллегии гр. И. Г. Чернышева, которые и выдвинулн его по службе, поставив его на ту высоту, на которой он пребывал во время царствований Екатерины II, Павла І и начала царствования Императора Александра Павловича.»

Награды

• Орден Святого Александра Невского (1787)
• Орден Святого апостола Андрея Первозванного (1796)

Источники

• "Морской Сборник" 1867 г., № 11 и 1871 г., № 8;
• Архив Морского Министерства, т. III, СПб. 1882 г.;
• Материалы сенатора Баранова в Историческом Обществе;
• "Кронштадтский Вестник" 1867 г., № 110;
• Головачев, Действия русского флота в войне со шведами. СПб., 1870, стр. 23;
• "Русская Старина" 1872 г., т. V, стр. 145; 1876, т. XV, 497; 1888, т. LVIII, стр. 546; т. LIX, стр. 472, 473, 475; 1896, ноябрь, 434—444;
• "Исторический Вестник" 1881, т. VI, стр. 683; "Сын Отечества" 1849 г., № 5, стр. 22.

Ссылки

[ru.rodovid.org/wk/Запись:273307 Пущин, Пётр Иванович] на «Родоводе». Дерево предков и потомков

Отрывок, характеризующий Пущин, Пётр Иванович

– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.


В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.