Курпфальц

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Пфальц (курфюршество)»)
Перейти к: навигация, поиск

Курфюршество Пфальц или (сокращённо) Курпфальц (нем. Kurpfalz, в старинных источниках «Churpfalz» или «Wahlpfalz») — название существовавшего до 1803 года в рамках Священной Римской империи территориального образования со столицей сначала в Гейдельберге, затем в Мангейме. С 1214 года Пфальцем правили Виттельсбахи старшей линии.

Пфальцграфство Рейнское (нем. Pfalzgrafschaft bei Rhein), также называемое Рейнский Пфальц (нем. Rheinische Pfalzgrafschaft), возникло из рейнско-лотарингского пфальцграфства и располагалось с эпохи Высокого Средневековья в средней части области верхнего Рейна. Наряду с королём Богемии пфальцграф рейнский считался старшим из всех светских курфюрстов.

Под Курпфальцем понимается не некоторая чётко определённая географическая или этнографическая область, а скорее «лоскутное одеяло». Ядро территории располагалось по обеим сторонам среднего течения Рейна от Хунсрюка на северо-западе до восточного склона Оденвальда у Мосбаха и южной части Крайхгау недалеко от Бреттена, Книтлингена и монастыря Маульбронн.

В Курпфальц входили части современных территорий федеральных земель Баден-Вюртемберг, Рейнланд-Пфальц, Гессен, Бавария (Верхний Пфальц), Саарланд, а также принадлежащий в настоящее время Франции регион Эльзас.





Первые владельцы

Владельцами Курпфальца были пфальцграфы Лотарингии («дворцовые графы»), местопребыванием которых был первоначально дворец Карла Великого в имперской столице Ахене. Уже в XI веке они получили в наследственное владение графство Пфальц и принадлежавшие к нему земли, чем обеспечили себе место в числе имперских князей.

После смерти пфальцграфа Германа II пфальцграфы утратили своё значение для Лотарингии. Территория пфальцграфства сокращена до округов вокруг Рейна, а его правители получили титул пфальцграфов Рейнских.

Когда пфальцграф Герман III умер без наследников, император Фридрих I отдал в 1156 году рейнский Пфальц своему сводному брату, Конраду Швабскому.

По смерти Конрада, во владение Пфальцем вступил в 1195 году его зять, Генрих I Брауншвейгский, старший сын Генриха-Льва; но так как Генрих в борьбе за немецкую корону держал сторону своего брата, императора Оттона IV, против Фридриха II, то не мог удержать за собой Пфальц, и передал его своему сыну, Генриху II, после смерти которого в 1214 году император Фридрих II отдал это княжество герцогу Людвигу I Баварскому и его сыну Оттону II, женатому на Агнесе, дочери Генриха I Брауншвейгского. Таким образом, в 1214 году Пфальц перешел во владение Виттельсбахского дома.

Правление старших Виттельсбахов

Сыновья Оттона, Людвиг II Строгий и Генрих, правили после смерти отца сначала вместе, но в 1255 году разделились: Людвиг II (умер в 1294 году) получил Рейнский Пфальц и Верхнюю Баварию, Генрих — Нижнюю Баварию.

Из сыновей Людвига II, Рудольф I (умер в 1319 году) получил курфюршеское достоинство и Пфальц, а Людвиг — Верхнюю Баварию. С этого же времени рейнским пфальцграфам принадлежала должность имперского стольника (нем.) и имперского викария областей Рейна, Франконии и Швабии.

В 1314 году Людвиг избран был германским королём под именем Людовик IV. Между братьями возникла война; позднее Людвиг помирился с сыновьями Рудольфа, предоставив им пфальцские владения и часть Баварии, впоследствии называвшуюся Верхним Пфальцем.

Преемниками Рудольфа были последовательно его три сына: Адольф (умер в 1327 году), Рудольф II и Рупрехт I.

Рудольф II (умер в 1353 году) присоединил к Рейнскому Пфальцу так называемый новый Пфальц. С императором Людвигом он в 1329 году заключил в Павии договор, в силу которого избирательная функция исполнялась попеременно то Баварией, то Пфальцем.

Рупрехт I (умер в 1390 году) продал часть Верхнего Пфальца императору Карлу IV, а тот за это предоставил ему одному курфюршеское достоинство. В Золотой булле 1356 года пфальцграфы Рейна были включены в число семи имперских выборщиков. В 1386 году Рупрехт основал Гейдельбергский университет.

Его преемником сделался племянник, сын Адольфа, Рупрехт II (умер в 1398 году). Сын и преемник последнего, Рупрехт III, был избран в 1400 году королём Германии под именем Рупрехт I, доказывая тем самым, что Курпфальц относился к числу важнейших светских территорий империи.

В XV веке и первой половине XVI века курфюрстами Пфальца были последовательно Людвиг III, Людвиг IV, Фридрих I Победоносный, Филипп, Людвиг V, Фридрих II и Отто Генрих. Со смертью последнего в 1559 году пресеклась старшая линия и курфюршеское достоинство досталось Фридриху III из младшей (зиммернской) линии.

Правление зиммернской линии

Ему наследовали Людвиг VI, Фридрих IV и Фридрих V. В период Реформации Курпфальц принял протестантизм, в связи с чем Фридрих V в 1619 году согласился принять предложенную ему местными протестантами богемскую корону. Разъярённый император Фердинанд II конфисковал его пфальцские владения и курфюршеское достоинство, передав их в 1623 году его двоюродному брату, Максимилиану I Баварскому.

Провалившаяся «богемская авантюра» и последовавшее за ней поражение в Тридцатилетней войне, в ходе которой стране пришлось много вынести, стали поворотным пунктом в истории Курпфальца. Хотя по Вестфальскому миру Курпфальц и был сохранён, прежнего значения он уже никогда больше не достигал. Сын Фридриха V, Карл-Людвиг, получил по Вестфальскому миру обратно Нижний Пфальц, вновь созданное (восьмое) звание курфюрста и должность Erzschatzmeister’a, а Верхний Пфальц, прежнее курфюршеское достоинство и Erztruchsessamt остались за Баварией.

Правление нойбургской линии

Карл, сын Карла-Людвига, был последним из зиммернской линии. Курфюршество и принадлежавшие к нему земли перешли к его двоюродному брату, католику — пфальцграфу Нойбургскому, Филиппу-Вильгельму в 1685 году. Людовик XIV оспорил наследование, прикрываясь правами своей ятровки Лизелотты (дочери Карла-Людвига), и ввёл в Пфальц французские войска, которые разрушили резиденцию курфюрста. Разразилась война за пфальцское наследство.

Филипп Вильгельм сумел сохранить престол. Ему наследовал сын, Иоганн-Вильгельм, герцог Юлиха и Берга, который по смерти пфальцграфа Леопольда-Людвига Фельденцского получил в 1694 году его земли. Как Иоганн-Вильгельм, так и его брат и преемник, Карл-Филипп, умерли бездетно; тогда курфюрстшество перешло к зульцбахской линии в лице Карла-Теодора в 1742 году.

Правление зульцбахской линии

Наступивший после смерти курфюрста Максимилиана-Иосифа Баварского династический кризис вылился в войну за баварское наследство. В итоге баварские владения были в 1777 году соединены с пфальцскими, кроме небольшой части, отошедшей к Австрии. Пфальцское курфюршество заняло опять своё прежнее, пятое место в совете курфюрстов и получило опять свою должность Erztruchsess, a Erzschatzmeisteramt уступило Вельфам.

Правление биркенфельдской линии

Карлу-Теодору, умершему бездетным, наследовал в 1799 году герцог Цвейбрюкенский, Максимилиан Иосиф, который, в силу люневильского мира 1801 года, должен был уступить другим князьям (преимущественно баденскому и гессен-дармштадтскому) правобережный Рейнский Пфальц, а земли, расположенные по левую сторону Рейна, перешли к Франции. Германская медиатизация прекратила существование Курпфальца, его территория была разделена.

По парижским мирным договорам 1814 и 1816 годов Германии возвращены были пфальцские земли, лежащие по ту сторону Рейна; большую часть из них получила Бавария, остальные — Гессен-Дармштадт и Пруссия.

Эпонимы

См. также

Источник

Напишите отзыв о статье "Курпфальц"

Отрывок, характеризующий Курпфальц

Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.