Пфеффер, Иоганнес
Поделись знанием:
К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)
– Я вам прямо скажу, – сказал князь Василий тоном хитрого человека, убедившегося в ненужности хитрить перед проницательностью собеседника. – Вы ведь насквозь людей видите. Анатоль не гений, но честный, добрый малый, прекрасный сын и родной.
– Ну, ну, хорошо, увидим.
Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто до сих пор происходившая во мраке, их жизнь вдруг осветилась новым, полным значения светом.
Княжна Марья вовсе не думала и не помнила о своем лице и прическе. Красивое, открытое лицо человека, который, может быть, будет ее мужем, поглощало всё ее внимание. Он ей казался добр, храбр, решителен, мужествен и великодушен. Она была убеждена в этом. Тысячи мечтаний о будущей семейной жизни беспрестанно возникали в ее воображении. Она отгоняла и старалась скрыть их.
«Но не слишком ли я холодна с ним? – думала княжна Марья. – Я стараюсь сдерживать себя, потому что в глубине души чувствую себя к нему уже слишком близкою; но ведь он не знает всего того, что я о нем думаю, и может вообразить себе, что он мне неприятен».
И княжна Марья старалась и не умела быть любезной с новым гостем. «La pauvre fille! Elle est diablement laide», [Бедная девушка, она дьявольски дурна собою,] думал про нее Анатоль.
M lle Bourienne, взведенная тоже приездом Анатоля на высокую степень возбуждения, думала в другом роде. Конечно, красивая молодая девушка без определенного положения в свете, без родных и друзей и даже родины не думала посвятить свою жизнь услугам князю Николаю Андреевичу, чтению ему книг и дружбе к княжне Марье. M lle Bourienne давно ждала того русского князя, который сразу сумеет оценить ее превосходство над русскими, дурными, дурно одетыми, неловкими княжнами, влюбится в нее и увезет ее; и вот этот русский князь, наконец, приехал. У m lle Bourienne была история, слышанная ею от тетки, доконченная ею самой, которую она любила повторять в своем воображении. Это была история о том, как соблазненной девушке представлялась ее бедная мать, sa pauvre mere, и упрекала ее за то, что она без брака отдалась мужчине. M lle Bourienne часто трогалась до слез, в воображении своем рассказывая ему , соблазнителю, эту историю. Теперь этот он , настоящий русский князь, явился. Он увезет ее, потом явится ma pauvre mere, и он женится на ней. Так складывалась в голове m lle Bourienne вся ее будущая история, в самое то время как она разговаривала с ним о Париже. Не расчеты руководили m lle Bourienne (она даже ни минуты не обдумывала того, что ей делать), но всё это уже давно было готово в ней и теперь только сгруппировалось около появившегося Анатоля, которому она желала и старалась, как можно больше, нравиться.
Маленькая княгиня, как старая полковая лошадь, услыхав звук трубы, бессознательно и забывая свое положение, готовилась к привычному галопу кокетства, без всякой задней мысли или борьбы, а с наивным, легкомысленным весельем.
Несмотря на то, что Анатоль в женском обществе ставил себя обыкновенно в положение человека, которому надоедала беготня за ним женщин, он чувствовал тщеславное удовольствие, видя свое влияние на этих трех женщин. Кроме того он начинал испытывать к хорошенькой и вызывающей Bourienne то страстное, зверское чувство, которое на него находило с чрезвычайной быстротой и побуждало его к самым грубым и смелым поступкам.
Общество после чаю перешло в диванную, и княжну попросили поиграть на клавикордах. Анатоль облокотился перед ней подле m lle Bourienne, и глаза его, смеясь и радуясь, смотрели на княжну Марью. Княжна Марья с мучительным и радостным волнением чувствовала на себе его взгляд. Любимая соната переносила ее в самый задушевно поэтический мир, а чувствуемый на себе взгляд придавал этому миру еще большую поэтичность. Взгляд же Анатоля, хотя и был устремлен на нее, относился не к ней, а к движениям ножки m lle Bourienne, которую он в это время трогал своею ногою под фортепиано. M lle Bourienne смотрела тоже на княжну, и в ее прекрасных глазах было тоже новое для княжны Марьи выражение испуганной радости и надежды.
«Как она меня любит! – думала княжна Марья. – Как я счастлива теперь и как могу быть счастлива с таким другом и таким мужем! Неужели мужем?» думала она, не смея взглянуть на его лицо, чувствуя всё тот же взгляд, устремленный на себя.
Ввечеру, когда после ужина стали расходиться, Анатоль поцеловал руку княжны. Она сама не знала, как у ней достало смелости, но она прямо взглянула на приблизившееся к ее близоруким глазам прекрасное лицо. После княжны он подошел к руке m lle Bourienne (это было неприлично, но он делал всё так уверенно и просто), и m lle Bourienne вспыхнула и испуганно взглянула на княжну.
«Quelle delicatesse» [Какая деликатность,] – подумала княжна. – Неужели Ame (так звали m lle Bourienne) думает, что я могу ревновать ее и не ценить ее чистую нежность и преданность ко мне. – Она подошла к m lle Bourienne и крепко ее поцеловала. Анатоль подошел к руке маленькой княгини.
– Non, non, non! Quand votre pere m'ecrira, que vous vous conduisez bien, je vous donnerai ma main a baiser. Pas avant. [Нет, нет, нет! Когда отец ваш напишет мне, что вы себя ведете хорошо, тогда я дам вам поцеловать руку. Не прежде.] – И, подняв пальчик и улыбаясь, она вышла из комнаты.
Все разошлись, и, кроме Анатоля, который заснул тотчас же, как лег на постель, никто долго не спал эту ночь.
«Неужели он мой муж, именно этот чужой, красивый, добрый мужчина; главное – добрый», думала княжна Марья, и страх, который почти никогда не приходил к ней, нашел на нее. Она боялась оглянуться; ей чудилось, что кто то стоит тут за ширмами, в темном углу. И этот кто то был он – дьявол, и он – этот мужчина с белым лбом, черными бровями и румяным ртом.
Она позвонила горничную и попросила ее лечь в ее комнате.
M lle Bourienne в этот вечер долго ходила по зимнему саду, тщетно ожидая кого то и то улыбаясь кому то, то до слез трогаясь воображаемыми словами рauvre mere, упрекающей ее за ее падение.
Маленькая княгиня ворчала на горничную за то, что постель была нехороша. Нельзя было ей лечь ни на бок, ни на грудь. Всё было тяжело и неловко. Живот ее мешал ей. Он мешал ей больше, чем когда нибудь, именно нынче, потому что присутствие Анатоля перенесло ее живее в другое время, когда этого не было и ей было всё легко и весело. Она сидела в кофточке и чепце на кресле. Катя, сонная и с спутанной косой, в третий раз перебивала и переворачивала тяжелую перину, что то приговаривая.
– Я тебе говорила, что всё буграми и ямами, – твердила маленькая княгиня, – я бы сама рада была заснуть, стало быть, я не виновата, – и голос ее задрожал, как у собирающегося плакать ребенка.
Старый князь тоже не спал. Тихон сквозь сон слышал, как он сердито шагал и фыркал носом. Старому князю казалось, что он был оскорблен за свою дочь. Оскорбление самое больное, потому что оно относилось не к нему, а к другому, к дочери, которую он любит больше себя. Он сказал себе, что он передумает всё это дело и найдет то, что справедливо и должно сделать, но вместо того он только больше раздражал себя.
«Первый встречный показался – и отец и всё забыто, и бежит кверху, причесывается и хвостом виляет, и сама на себя не похожа! Рада бросить отца! И знала, что я замечу. Фр… фр… фр… И разве я не вижу, что этот дурень смотрит только на Бурьенку (надо ее прогнать)! И как гордости настолько нет, чтобы понять это! Хоть не для себя, коли нет гордости, так для меня, по крайней мере. Надо ей показать, что этот болван об ней и не думает, а только смотрит на Bourienne. Нет у ней гордости, но я покажу ей это»…
Сказав дочери, что она заблуждается, что Анатоль намерен ухаживать за Bourienne, старый князь знал, что он раздражит самолюбие княжны Марьи, и его дело (желание не разлучаться с дочерью) будет выиграно, и потому успокоился на этом. Он кликнул Тихона и стал раздеваться.
«И чорт их принес! – думал он в то время, как Тихон накрывал ночной рубашкой его сухое, старческое тело, обросшее на груди седыми волосами. – Я их не звал. Приехали расстраивать мою жизнь. И немного ее осталось».
– К чорту! – проговорил он в то время, как голова его еще была покрыта рубашкой.
| Иоганнес Пфеффер | |
| Johannes Pfeffer | |
 Руины кирхи в Кумачёво | |
| Дата рождения: |
(1650) 1668 |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Подданство: | |
| Гражданство: | |
| Жанр: |
скульптор |
| Стиль: |
Один из крупнейших мастеров эпохи Возрождения и раннего барокко |
Иоганнес Пфеффер (нем. Johannes Pfeffer) — немецкий скульптор. Один из крупнейших мастеров эпохи Возрождения и раннего барокко. С 1670 года Руины кирхи в Кумачёво работал знаменитый немецкий скульптор и декоратор Иоганнес Пфеффер.[1][2][3][4][5]
- 1668: алтарь в Церковь в Калининград (Ной-Россгартенская кирха; Пол.: Neurossgarten (Królewiec) , нем.: Neuroßgarten-Königsberg).[6][5]
- 1668: Кафедра в Церковь в Логвино (Пол.: Logwino , нем.: Medenau).[6][7]
- 1668: Кафедра в Церковь в Котельниково (Пол.: Kotielnikowo, нем.: Wargen).[6][7]
- 1670: Кафедра в Церковь в Русское (Пол.: Russkoje, нем.: Germau).[6][8]
- 1660/1670: Кафедра и алтарь в Церковь в Гурово-Илавецке (Пол.: Górowo Iławeckie, нем.: Landsberg).[6]
- 1672: алтарь в Церковь в Котельниково (Пол.: Kotielnikowo, нем.: Wargen).[6][9]
- 1673 Кафедра и алтарь в Церковь в Южный (Пол.: Južnyj, нем.: Jesau).[10]
- 1673 Кафедра в Церковь в Балтийск (Пол.: Bałtyjsk, нем.: Pillau).[6][10]
- 1676:алтарь в Церковь в Рябиновка (Пол.: Rjabinowka, нем.: Schmoditten.[11]
- 1676:алтарь в Церковь в Кумачёво (Пол.: Kumaczowo, нем.: Kumehnen).[6][12]
- 1676/1677: алтарь в Альт-Россгартенская кирха в Калининград (Пол.: Altrossgarten (Królewiec) , нем.: Altroßgarten-Königsberg).[13][5]
- 1676/77:алтарь в Церковь в Бартошице (Пол.: Bartoszyce , нем.: Bartenstein).[14]
- 1676/77: Эпита́фия Ганс Христоф Шловют (нем.:Hans Christoph von Schlobhut) в Церковь в Бартошице (Пол.: Bartoszyce , нем.: Bartenstein).[15].
- 1677: Эпита́фия Иоганнес Сохер (нем.: Johannes Soher) в Церковь в Балтийск (Пол.: Bałtyjsk , нем.: Pillau).[16]
- 1677:Кафедра в Советск в Бартошице (Пол.: Sowieck , нем.: Tilsit).[14]
- 1680:алтарь в Церковь в Ушаково (Пол.: Uszakowo , нем.: Brandenburg am frischen Haff).[17]
- 1680:алтарь в Церковь в Некрасово, (Пол.: Niekrasowo , нем.: Schaaken).[18]
- 1680:алтарь в Церковь в Багратионовск, (Пол.: Bagrationowsk , нем.: Preußisch Eylau).[19]
- 1681: алтарь в Церковь в Багратионовск, (Пол.: Bagrationowsk , нем.: Preußisch Eylau).[19]
- 1681: алтарь в Церковь в Дружба, (Пол.: Drużba , нем.: Allenburg).[20]
- 1681: Алтарь в Церковь в Соколика (Пол.: Sokolica, нем.: Falkenau).[21]
- 1682: Алтарь в Церковь в Марянка (Па́сленк) (Пол.: Marianka, нем.: Marienfelde in Preußisch Holland).[22]
- 1683: Алтарь в Церковь в Поречье (Пол.: Poreče, нем.: Allenau).[23]
- 1683: Алтарь в Церковь в Жабин (Пол.: Żabin, нем.: Szabienen).[24]
- 1683: Кафедра и алтарь в Церковь в Родново (Пол.: Rodnowo, нем.: Reddenau).[25]
- 1687: Кафедра и алтарь в Церковь в Добрый (Годково) (Пол.: Dobry (Godkowo), нем.: Döbern).[25]
Напишите отзыв о статье "Пфеффер, Иоганнес"
Примечания
- ↑ Антон Ульбрих (Anton Ulbrich): Geschichte der Bildhauerkunst in Ostpreußen vom Ende des 16. Jahrhunderts bis gegen 1870 = История скульптуры в Восточной Пруссии с шестнадцатого века до приблизительно 1870, Кёнигсберг 1926—1929, C. 249-270.
- ↑ Кристиан Кроллманн (Christian Krollmann): Altpreußische Biographie = прусский Биография, Кёнигсберг 1941.
- ↑ Карл-Отто Заур (Karl-Otto Saur): Allgemeines Künstlerlexikon = Энциклопедия художников .
- ↑ Геберт Майнхард Мюльпфордт (Herbert Meinhard Mühlpfordt): Königsberger Skulpturen und ihre Meister 1255-1945 = Кёнигсбергская скульптура и её мастера 1256-1945, Вюрцбург 1970, C. 110.
- ↑ 1 2 3 Тиме-Беккер : Allgemeines Lexikon der Bildenden Künstler von der Antike bis zur Gegenwart. tom 26, Lipsk 1932, C. 526
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Антон Ульбрих:История скульптуры в Восточной Пруссии с шестнадцатого века до приблизительно 1870, Кёнигсберг 1926—1929, C. 259.
- ↑ 1 2 Антон Ульбрих:История скульптуры в Восточной Пруссии с шестнадцатого века до приблизительно 1870, Кёнигсберг 1926—1929, C. 251.
- ↑ Антон Ульбрих:История скульптуры в Восточной Пруссии с шестнадцатого века до приблизительно 1870, Кёнигсберг 1926—1929, C. 252.
- ↑ Антон Ульбрих:История скульптуры в Восточной Пруссии с шестнадцатого века до приблизительно 1870, Кёнигсберг 1926—1929, C. 252f.
- ↑ 1 2 Антон Ульбрих:История скульптуры в Восточной Пруссии с шестнадцатого века до приблизительно 1870, Кёнигсберг 1926—1929, C. 255.
- ↑ Антон Ульбрих:История скульптуры в Восточной Пруссии с шестнадцатого века до приблизительно 1870, Кёнигсберг 1926—1929, C. 254.
- ↑ Антон Ульбрих:История скульптуры в Восточной Пруссии с шестнадцатого века до приблизительно 1870, Кёнигсберг 1926—1929, C. 249.
- ↑ Антон Ульбрих:История скульптуры в Восточной Пруссии с шестнадцатого века до приблизительно 1870, Кёнигсберг 1926—1929, C. 260.
- ↑ 1 2 Антон Ульбрих:История скульптуры в Восточной Пруссии с шестнадцатого века до приблизительно 1870, Кёнигсберг 1926—1929, C. 262.
- ↑ Антон Ульбрих:История скульптуры в Восточной Пруссии с шестнадцатого века до приблизительно 1870, Кёнигсберг 1926—1929, C. 261-262.
- ↑ Антон Ульбрих:История скульптуры в Восточной Пруссии с шестнадцатого века до приблизительно 1870, Кёнигсберг 1926—1929, C. 252.
- ↑ Антон Ульбрих:История скульптуры в Восточной Пруссии с шестнадцатого века до приблизительно 1870, Кёнигсберг 1926—1929, C. 263, 265.
- ↑ Антон Ульбрих:История скульптуры в Восточной Пруссии с шестнадцатого века до приблизительно 1870, Кёнигсберг 1926—1929, C. 263, 264.
- ↑ 1 2 Антон Ульбрих:История скульптуры в Восточной Пруссии с шестнадцатого века до приблизительно 1870, Кёнигсберг 1926—1929, C. 263, 266, 267.
- ↑ Антон Ульбрих:История скульптуры в Восточной Пруссии с шестнадцатого века до приблизительно 1870, Кёнигсберг 1926—1929, C. 263, 269.
- ↑ Антон Ульбрих:История скульптуры в Восточной Пруссии с шестнадцатого века до приблизительно 1870, Кёнигсберг 1926—1929, C. 263, 265.
- ↑ Антон Ульбрих:История скульптуры в Восточной Пруссии с шестнадцатого века до приблизительно 1870, Кёнигсберг 1926—1929, C. 263, 267, 270.
- ↑ Антон Ульбрих:История скульптуры в Восточной Пруссии с шестнадцатого века до приблизительно 1870, Кёнигсберг 1926—1929, C. 263.
- ↑ Антон Ульбрих:История скульптуры в Восточной Пруссии с шестнадцатого века до приблизительно 1870, Кёнигсберг 1926—1929, C. 268.
- ↑ 1 2 Антон Ульбрих:История скульптуры в Восточной Пруссии с шестнадцатого века до приблизительно 1870, Кёнигсберг 1926—1929, C. 269.
Отрывок, характеризующий Пфеффер, Иоганнес
– Пускай выходит, мне всё равно, – закричал он тем пронзительным голосом, которым он кричал при прощаньи с сыном.– Я вам прямо скажу, – сказал князь Василий тоном хитрого человека, убедившегося в ненужности хитрить перед проницательностью собеседника. – Вы ведь насквозь людей видите. Анатоль не гений, но честный, добрый малый, прекрасный сын и родной.
– Ну, ну, хорошо, увидим.
Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто до сих пор происходившая во мраке, их жизнь вдруг осветилась новым, полным значения светом.
Княжна Марья вовсе не думала и не помнила о своем лице и прическе. Красивое, открытое лицо человека, который, может быть, будет ее мужем, поглощало всё ее внимание. Он ей казался добр, храбр, решителен, мужествен и великодушен. Она была убеждена в этом. Тысячи мечтаний о будущей семейной жизни беспрестанно возникали в ее воображении. Она отгоняла и старалась скрыть их.
«Но не слишком ли я холодна с ним? – думала княжна Марья. – Я стараюсь сдерживать себя, потому что в глубине души чувствую себя к нему уже слишком близкою; но ведь он не знает всего того, что я о нем думаю, и может вообразить себе, что он мне неприятен».
И княжна Марья старалась и не умела быть любезной с новым гостем. «La pauvre fille! Elle est diablement laide», [Бедная девушка, она дьявольски дурна собою,] думал про нее Анатоль.
M lle Bourienne, взведенная тоже приездом Анатоля на высокую степень возбуждения, думала в другом роде. Конечно, красивая молодая девушка без определенного положения в свете, без родных и друзей и даже родины не думала посвятить свою жизнь услугам князю Николаю Андреевичу, чтению ему книг и дружбе к княжне Марье. M lle Bourienne давно ждала того русского князя, который сразу сумеет оценить ее превосходство над русскими, дурными, дурно одетыми, неловкими княжнами, влюбится в нее и увезет ее; и вот этот русский князь, наконец, приехал. У m lle Bourienne была история, слышанная ею от тетки, доконченная ею самой, которую она любила повторять в своем воображении. Это была история о том, как соблазненной девушке представлялась ее бедная мать, sa pauvre mere, и упрекала ее за то, что она без брака отдалась мужчине. M lle Bourienne часто трогалась до слез, в воображении своем рассказывая ему , соблазнителю, эту историю. Теперь этот он , настоящий русский князь, явился. Он увезет ее, потом явится ma pauvre mere, и он женится на ней. Так складывалась в голове m lle Bourienne вся ее будущая история, в самое то время как она разговаривала с ним о Париже. Не расчеты руководили m lle Bourienne (она даже ни минуты не обдумывала того, что ей делать), но всё это уже давно было готово в ней и теперь только сгруппировалось около появившегося Анатоля, которому она желала и старалась, как можно больше, нравиться.
Маленькая княгиня, как старая полковая лошадь, услыхав звук трубы, бессознательно и забывая свое положение, готовилась к привычному галопу кокетства, без всякой задней мысли или борьбы, а с наивным, легкомысленным весельем.
Несмотря на то, что Анатоль в женском обществе ставил себя обыкновенно в положение человека, которому надоедала беготня за ним женщин, он чувствовал тщеславное удовольствие, видя свое влияние на этих трех женщин. Кроме того он начинал испытывать к хорошенькой и вызывающей Bourienne то страстное, зверское чувство, которое на него находило с чрезвычайной быстротой и побуждало его к самым грубым и смелым поступкам.
Общество после чаю перешло в диванную, и княжну попросили поиграть на клавикордах. Анатоль облокотился перед ней подле m lle Bourienne, и глаза его, смеясь и радуясь, смотрели на княжну Марью. Княжна Марья с мучительным и радостным волнением чувствовала на себе его взгляд. Любимая соната переносила ее в самый задушевно поэтический мир, а чувствуемый на себе взгляд придавал этому миру еще большую поэтичность. Взгляд же Анатоля, хотя и был устремлен на нее, относился не к ней, а к движениям ножки m lle Bourienne, которую он в это время трогал своею ногою под фортепиано. M lle Bourienne смотрела тоже на княжну, и в ее прекрасных глазах было тоже новое для княжны Марьи выражение испуганной радости и надежды.
«Как она меня любит! – думала княжна Марья. – Как я счастлива теперь и как могу быть счастлива с таким другом и таким мужем! Неужели мужем?» думала она, не смея взглянуть на его лицо, чувствуя всё тот же взгляд, устремленный на себя.
Ввечеру, когда после ужина стали расходиться, Анатоль поцеловал руку княжны. Она сама не знала, как у ней достало смелости, но она прямо взглянула на приблизившееся к ее близоруким глазам прекрасное лицо. После княжны он подошел к руке m lle Bourienne (это было неприлично, но он делал всё так уверенно и просто), и m lle Bourienne вспыхнула и испуганно взглянула на княжну.
«Quelle delicatesse» [Какая деликатность,] – подумала княжна. – Неужели Ame (так звали m lle Bourienne) думает, что я могу ревновать ее и не ценить ее чистую нежность и преданность ко мне. – Она подошла к m lle Bourienne и крепко ее поцеловала. Анатоль подошел к руке маленькой княгини.
– Non, non, non! Quand votre pere m'ecrira, que vous vous conduisez bien, je vous donnerai ma main a baiser. Pas avant. [Нет, нет, нет! Когда отец ваш напишет мне, что вы себя ведете хорошо, тогда я дам вам поцеловать руку. Не прежде.] – И, подняв пальчик и улыбаясь, она вышла из комнаты.
Все разошлись, и, кроме Анатоля, который заснул тотчас же, как лег на постель, никто долго не спал эту ночь.
«Неужели он мой муж, именно этот чужой, красивый, добрый мужчина; главное – добрый», думала княжна Марья, и страх, который почти никогда не приходил к ней, нашел на нее. Она боялась оглянуться; ей чудилось, что кто то стоит тут за ширмами, в темном углу. И этот кто то был он – дьявол, и он – этот мужчина с белым лбом, черными бровями и румяным ртом.
Она позвонила горничную и попросила ее лечь в ее комнате.
M lle Bourienne в этот вечер долго ходила по зимнему саду, тщетно ожидая кого то и то улыбаясь кому то, то до слез трогаясь воображаемыми словами рauvre mere, упрекающей ее за ее падение.
Маленькая княгиня ворчала на горничную за то, что постель была нехороша. Нельзя было ей лечь ни на бок, ни на грудь. Всё было тяжело и неловко. Живот ее мешал ей. Он мешал ей больше, чем когда нибудь, именно нынче, потому что присутствие Анатоля перенесло ее живее в другое время, когда этого не было и ей было всё легко и весело. Она сидела в кофточке и чепце на кресле. Катя, сонная и с спутанной косой, в третий раз перебивала и переворачивала тяжелую перину, что то приговаривая.
– Я тебе говорила, что всё буграми и ямами, – твердила маленькая княгиня, – я бы сама рада была заснуть, стало быть, я не виновата, – и голос ее задрожал, как у собирающегося плакать ребенка.
Старый князь тоже не спал. Тихон сквозь сон слышал, как он сердито шагал и фыркал носом. Старому князю казалось, что он был оскорблен за свою дочь. Оскорбление самое больное, потому что оно относилось не к нему, а к другому, к дочери, которую он любит больше себя. Он сказал себе, что он передумает всё это дело и найдет то, что справедливо и должно сделать, но вместо того он только больше раздражал себя.
«Первый встречный показался – и отец и всё забыто, и бежит кверху, причесывается и хвостом виляет, и сама на себя не похожа! Рада бросить отца! И знала, что я замечу. Фр… фр… фр… И разве я не вижу, что этот дурень смотрит только на Бурьенку (надо ее прогнать)! И как гордости настолько нет, чтобы понять это! Хоть не для себя, коли нет гордости, так для меня, по крайней мере. Надо ей показать, что этот болван об ней и не думает, а только смотрит на Bourienne. Нет у ней гордости, но я покажу ей это»…
Сказав дочери, что она заблуждается, что Анатоль намерен ухаживать за Bourienne, старый князь знал, что он раздражит самолюбие княжны Марьи, и его дело (желание не разлучаться с дочерью) будет выиграно, и потому успокоился на этом. Он кликнул Тихона и стал раздеваться.
«И чорт их принес! – думал он в то время, как Тихон накрывал ночной рубашкой его сухое, старческое тело, обросшее на груди седыми волосами. – Я их не звал. Приехали расстраивать мою жизнь. И немного ее осталось».
– К чорту! – проговорил он в то время, как голова его еще была покрыта рубашкой.
