Пфеффер-Вильденбрух, Карл

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Карл Пфеффер-Вильденбрух
Karl Pfeffer-Wildenbruch
Дата рождения

12 июня 1888(1888-06-12)

Место рождения

Рюдерсдорф, Германская империя

Дата смерти

29 января 1971(1971-01-29) (82 года)

Место смерти

Билефельд, Западная Германия

Принадлежность

Германская империя Германская империя
Веймарская республика Веймарская республика
Третий рейх Третий рейх

Род войск

Германская имперская армия
Полиция порядка
Войска СС

Годы службы

1907—1945

Звание

обергруппенфюрер, генерал войск СС и полиции

Командовал

4-я полицейская гренадерская дивизия СС
6-й корпус СС
9-й хорватский горный корпус СС

Сражения/войны

Первая мировая война
Вторая мировая война

Награды и премии
В отставке

заключённый

Карл Пфеффер-Вильденбрух (нем. Karl Pfeffer-Wildenbruch; 12 июня 1888, Рюдерсдорф-Калькберге, провинция Бранденбург — 29 января 1971, Билефельд, Северный Рейн-Вестфалия) — командир соединений войск СС, обергруппенфюрер СС и генерал войск СС и полиции, кавалер Рыцарского креста Железного креста с Дубовыми листьями.





Биография

Ранние годы

Карл Пфеффер-Вильденбрух родился 12 июня 1888 года в Рюдерсдорфе. После окончания средней школы он стал кадетом в 22-й полевой артиллерии, в марте 1907 года получил звание лейтенанта, в августе 1908 и 1911 годов. командовал военно-технической школой в Берлине.

Первая мировая война

С началом Первой мировой войны командовал батареей, был полковым адъютантом, затем стал штабным офицером в немецком генеральном штабе. Позже служил в Багдаде под командованием фельдмаршала Кольмар фон дер Гольца, который был командиром 1-й турецкой армией. В конце 1917 года он вернулся в Германию, в качестве штатного офицера 11-й пехотной дивизии (англ.).

Межвоенный период

В августе 1919 года он поступил на службу в полицию, всё время проводил в имперском министерстве внутренних дел и стал начальником полиции в городах Оснабрюк и Магдебург.

Вторая мировая война

12 марта 1939 вступил в СС (билет № 292 713), назначен в штаб рейхсфюрера СС[1]. 1 октября 1939 года он получил в командование дивизию СС «Полицай» четвёртую полицейскую гренадерскую дивизию СС в ранге группенфюрера СС и генерал-лейтенанта полиции и командовал ею до 20 ноября 1940. C 1941 по 1943 возглавлял колониальную полицию (нем.) министерства рейха[2][3].

С 8 октября 1943 года по 11 июня 1944 командовал 6-м корпусом СС, с повышением до обергруппенфюрера генерала полиции и войск СС. С 30 августа 1944 — командующий частями СС в Венгрии (со штаб-квартирой в Будапеште)[1], участвовал в первых боях на озере Балатон (не путать с Балатонской операцией). В декабре 1944 года был назначен командиром 9-го хорватского горного корпуса СС, дислоцировавшегося в Будапеште. Он был ответственным за оборону столицы Венгрии, после того как она была окружена наступающими советскими войсками с 24 декабря 1944 года по 11 февраля 1945 года. За это он был награждён Рыцарским крестом 11 января 1945 года, а 4 февраля 1945 года получил к нему Дубовые Листья. 12 февраля 1945 генерал был взят в плен при попытке покинуть Будапешт[1], а 10 августа 1949 года военным трибуналом войск МВД Латвийской ССР приговорён к 25 годам заключения в лагерях[1]. 9 октября 1955 в качестве неамнистированного преступника передан властям ФРГ и ими освобождён[1].

Смерть

Карл Пфеффер-Вильденбрух погиб в результате дорожно-транспортного происшествия 29 января 1971 года в городе Билефельд.

Награды

Напишите отзыв о статье "Пфеффер-Вильденбрух, Карл"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 [www.hrono.ru/biograf/bio_p/pfeffer_v.html Пфеффер-Вильденбрух Карл]
  2. [www.peoples.ru/military/fascism/cc/karl_pfeffer-wildenbruch/index.html Карл Пфеффер-Вильденбрух]
  3. По информации, указанной в статье Полиция порядка в Третьем рейхе#Организация полиции порядка — эта полиция была расформирована в 1941 году.

Отрывок, характеризующий Пфеффер-Вильденбрух, Карл

– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.