Пфорр, Франц
| Франц Пфорр | |
| нем. Franz Pforr | |
 Автопортрет, 1810, Институт Штеделя | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Стиль: | |
Франц Пфорр (нем. Franz Pforr; 5 апреля 1788, Франкфурт-на-Майне — 16 июня 1812, Рим) — немецкий художник-романтик.
Биография и творчество
Отец Франца Пфорра, Иоганг Георг Пфорр, был художником, специализировавшимся на изображениях лошадей. Мать, Иоганна Кристиана Пфорр, происходила из художественной семьи Тишбейн. В 12 лет Франц Пфорр потерял родителей, на следующий год единственного брата и с 1801 года воспитывался в Касселе у дяди, известного художника Иоганна Генриха Вильгельма Тишбейна. Там он начал заниматься живописью и в 1805 году поступил в Академию художеств в Вене, где его преподавателем стал художник-классицист Генрих Фридрих Фюгер.
Пфорр и его соученики Людвиг Фогель, Иоганн Конрад Готтингер и Фридрих Овербек были недовольны обучением, ожидая вместо ориентации на классическое искусство более современного подхода и внимания к духовным ценностям. Они видели собственный путь в искусстве в сближении с искусством старых мастеров.
В 1809 году молодые художники основали Союз святого Луки, художественное объединение, пропагандировавшее идеи романтизма. Это привело к конфликту в самой Академии, в результате чего Овербек в 1810 году был из неё исключён, и члены Союза святого Луки, включая Пфорра, отправились в Италию и 20 июня 1810 года прибыли в занятый наполеоновскими войсками Рим, где поселились в здании монастыря Сан-Исидоро. Их целью было изучение работ старых итальянских мастеров и возвращение к искусству итальянского Возрождения. Это движение стало позже известно под названием назарейского и сыграло большую роль в развитии европейского романтизма начала XIX века.
Пфорр умер от туберкулёза в Риме в возрасте 24 лет, не дожив до признания своего творчества.
Наследие Пфорра составляют лишь шесть картин («Граф фон Габсбург», «Въезд императора Рудольфа в Базель», «Святой Георгий», «Автопортрет», а также аллегория дружбы на себя и Овербека) и несколько сотен рисунков, включая иллюстрации к Дон Кихоту и к поэме Гёте Гёц фон Берлихинген. Несмотря на это, его причисляют к основателям и важнейшим представителям немецкого романтизма. В его творчестве сильна религиозная тематика.
Напишите отзыв о статье "Пфорр, Франц"
Литература
- Rudolf Bachleitner: Die Nazarener, ISBN 3-453-41182-X
- Wilhelm Adolf Schmidt: Pforr, Franz. In: Allgemeine Deutsche Biographie (ADB). Band 25. Duncker & Humblot, Leipzig 1887, S. 702 f.
- Ingeborg Dorchenas, [www.bautz.de/bbkl/p/pforr_f.shtml Franz Pforr], In: Biographisch-Bibliographisches Kirchenlexikon (BBKL). Band 7, Herzberg 1994, ISBN 3-88309-048-4, Sp. 433—438.
Ссылки
- [www.art-drawing.ru/gallery/category/831-pforr-franz Пфорр Франц. Картины]
Отрывок, характеризующий Пфорр, Франц
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
