Пшеворская культура

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Пшеворская культура
Железный век

Ареал Пшеворской культуры
Локализация

южная и центральная Польша

Датировка

II век до н. э.IV век

Носители

германцы (вандалы, бургунды, лугии), славяне (венеды)

Преемственность:
Поморская
Подклёшевых погребений
Суковско-дзедзицкая
Пражская
Прешовская

Пшеворская культура — археологическая культура железного века (II века до н. э. — IV век), распространённая на территории южной и центральной Польши. Была названа по польскому городу Пшеворску (Подкарпатское воеводство), около которого были найдены первые артефакты.





Генетические связи

Ранее эту территорию занимала непосредственно предшествовавшая ей и ещё более распространённая лужицкая культура. Данная культура развивалась из культуры подклёшевых погребений при влиянии латенезированных культур[1]. Происхождение пшеворской культуры на основе позднепоморской культуры, генетически связанной с культурой подклешевых погребений, как показало исследование погребальной обрядности, проделанное А. Невенгловским, связано с территорией нижней Силезии и примыкающей части Великопольши, испытавших позднее довольно ощутимое ясторфское влияние[2]. Эта культура родственна соседней зарубинецкой культуре, существовавшей в то же время. Во II веке пшеворцы мигрируют на средний Дунай, где они формируют прешовскую культуру, а также на территорию Западной Украины. На базе северного варианта пшеворской культуры в междуречье средних течений Одера и Вислы сформировалась суковско-дзедзицкая культура (лехитская культура)[3]. В конце IV века развитие провинциальноримской пшеворской культуры прервалось нашествием воинственных кочевых племен — гуннов. Часть местного германского населения мигрировала на Запад в пределы Римской империи.

Материальная культура

Иногда культуру называют провинциально римской, поскольку при раскопках захоронений обнаруживают большое количество фрагментов римских кольчуг, которые использовались наемными германцами из вспомогательных частей римской армии. При раскопках памятников данной культуры также находят застежки-фибулы[4]. Носители пшеворской культуры имели развитое вооружение: мечи, дротики[5]. Керамика изготавливалась с использованием гончарного круга[6].

Этническая принадлежность

Одни исследователи считают данную культуру славянской и отождествляют её носителей с венедами[7]. Писатели древнеримской эпохи описывали эту территорию как занятую лугиями (К. Годловский, В. Новаковский)[8]. Основу населения зубрецкой (волыно-подольской) группы пшеворских памятников составляли славяне[9].

В пределах западной части территории пшеворской культуры, как считают, находились мелкие германские племена гарниев, гелизиев, манимов и наганарвалов[7]. Некоторые исследователи отождествляют (включают в состав) носителей пшеворской культуры славян и кельтов. Однако не просматривается и полной преемственности с более поздними культурами: после IV века (нашествия гуннов) пшеворские памятники в Польше неизвестны. Часть пшеворских традиций наследует пражско-корчакская культура.

Палеогенетика

У представителей пшеворской культуры определены митохондриальные гаплогруппы H5 и U5a[10].

Напишите отзыв о статье "Пшеворская культура"

Примечания

  1. Седов В. В. [www.kodges.ru/78616-slavyane.-istoriko-arxeologicheskoe-issledovanie.html СЛАВЯНЕ Историко-археологическое исследование]
  2. Еременко В. Е. [www.archaeology.ru/EREMENKO/er_td1988.html Поморская культура, кельты в южной Польше и поморская версия сложения латенизированных культур // Древнее производство, ремесло и торговля по археологическим данным. ТД IV Конф. молодых ученых ИА АН СССР, М., 1988. — С. 111-113.]
  3. Валентин Седов, член-корреспондент РАН. [www.istrodina.com/rodina_articul.php3?id=157&n=11 Великое переселение] (рус.). Российский исторический иллюстрированный журнал «Родина». Проверено 3 июля 2008. [www.webcitation.org/65blriQQ5 Архивировано из первоисточника 21 февраля 2012].
  4. [naviny.by/rubrics/culture/2007/08/08/ic_news_117_275149/ Археологи обнаружили в Каменецком районе уникальную фибулу I—II веков нашей эры]
  5. [www.voloshba.nm.ru/tradition/sedov.htm Погребальный обряд славян в начале средневековья]
  6. [www.philology.ru/linguistics3/suprun-89f.htm Вопрос о времени и месте формирования славян]
  7. 1 2 Седов В. В. [vivovoco.astronet.ru/VV/JOURNAL/VRAN/03_07/SEDOV.HTM Этногенез ранних славян]
  8. Колобов А. В. [ancientrome.ru/publik/kolobov/kolob09.htm Римское военное снаряжение на дальней варварской периферии]
  9. Козак Д. Н. Венеди. Київ: Институт археологии НАНУ, 2008. 470 с.
  10. [repozytorium.amu.edu.pl/jspui/handle/10593/2702 Juras, A. (2012) Ethnogenesis of the Slavs in the light of ancient DNA analyses / Etnogeneza Słowian w świetle badań kopalnego DNA, thesis.]

Ссылки

  • [www.archaeology.ru/Download/Kozak/Kozak_1990_Przeworskaja.pdf Козак Д. Н. Пшеворская культура]

Отрывок, характеризующий Пшеворская культура

Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.