Пшесецкая, Вера Николаевна

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Пшесецкая Вера»)
Перейти к: навигация, поиск

Вера Николаевна Пшесецкая (1879 — 1945 или 1946) — российская художница, член группы художников-космистов «Амаравелла».

О жизни Пшесецкой известно не слишком многое. Согласно воспоминаниям её соратника по «Амаравелле» Б. А. Смирнова-Русецкого, она происходила из курляндского рода фон Мантейфель и выросла в Санкт-Петербурге, но затем ушла из семьи, чтобы стать актрисой и певицей, выступая под сценическим именем Вера Пшесецкая; играла, в частности, в антрепризе Незлобина. Недолгое время была замужем за Петром Успенским, интересовалась различными эзотерическими практиками, была известна также под мистическими именами Руна и Рунегильда. В 1923 году вошла в число создателей группы художников-космистов «Амаравелла», рисовала своих друзей из «Амаравеллы» в виде Богов (поскольку все они считали, что уже прожили множество жизней). Утверждается также, что Пшесецкая часто встречалась с Н. К. Рерихом. В 1930 году была арестована и выслана, умерла в ссылке в Архангельской области. Почти всё художественное наследие Пшесецкой утрачено, сохранились 4 работы маслом и 1 пастелью[1].

Андрей Леонидович Никитин, историк тщательно изучавший историю мистических течений России первой половины XX века, писал: «Сейчас трудно утверждать, но какое-то влияние во второй половине 20-х годов Зубакин, по-видимому, оказал на группу рериховских последователей „Амаравелла“, во главе которой стояла артистка В. Н. Руна-Пшесецкая…». Это косвенно подтверждается тем, что встречи группы проходили на её квартире в Трубниковском переулке.

В Международном Центре-Музее имени Н. К. Рериха 7-го октября 2000 года была открыта выставка картин группы художников-космистов «Амаравелла»: С.Шиголева, П.Фатеева, В.Пшесецкой (Руны), А.Сардана, Б.Смирнова-Русецкого и В.Черноволенко.

В Государственном музее искусств Республики Каракалпакии им. И. В. Савицкого в мае 2010 г. состоялась выставка графики и живописи художников — космистов «Амаравелла», в которой экспонировались работы Руны Пшесецкой.

Напишите отзыв о статье "Пшесецкая, Вера Николаевна"



Литература

  • Зорин С. М., «Прорыв художника в мир инобытия». Москва: «Дельфис» № 17(1/1999)
  • Никитин А. Л. «Мистики, розенкрейцеры, тамплиеры в Советской России». Исследования и материалы М.: «Аграф». 2000
  • Величко Е. М. Международная научно-общественная конференция в МЦР. Москва: «Дельфис» № 24(4/2000)
  • Величко Е. М.; Дроздова-Черноволенко М. Ф., «Амаравелла», Москва: «Дельфис» № 24(4/2000)
  • Грибова З. П. «Духовная мать „Амаравеллы“», Москва: «Дельфис» № 50 и № 51(3/2007)

Фильмы

  • «Сотвори Мир», документальный фильм. Режиссёр В. В. Орехов. 1979 г.
  • «Амаравелла», видеофильм Санкт-Петербургской ТВ-студии. Режиссёры Е. Плугатарёва, Л. Тележко. 1997 г.

Примечания

Отрывок, характеризующий Пшесецкая, Вера Николаевна

Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.