Пшимановский, Януш

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Пшимановский Януш»)
Перейти к: навигация, поиск
Януш Пшимановский
(польск. Janusz Przymanowski)
Дата рождения:

20 января 1922(1922-01-20)

Место рождения:

Варшава

Дата смерти:

4 июля 1998(1998-07-04) (76 лет)

Место смерти:

Варшава

Род деятельности:

писатель, поэт, публицист

Язык произведений:

польский

Награды:

Я́нуш Пшимано́вский (польск. Janusz Przymanowski) (20 января 1922, Варшава — 4 июля 1998, Варшава) — польский писатель, поэт и публицист, полковник Войска Польского.





Биография

Януш Пшимановский родился 20 января 1922 года. Во время его учёбы на историческом факультете Варшавского университета нападением Германии на Польшу началась Вторая мировая война. Пшимановский ушёл воевать добровольцем.

После поражения Польши был интернирован как военнослужащий польской армии на территории СССР, жил в Сибири. В 1943 году, узнав о наборе добровольцев в формирующееся Войско Польское, записался добровольцем.

С 1945 года работал военным журналистом, редактором военных изданий, был офицером главного политического управления Войска Польского. Подружился на войне с офицером Советской Армии А. С. Деминовым, который впоследствии погиб при освобождении Польши. Дебютировал как писатель в 1950 году книгой о подвигах поляков в годы Второй мировой войны. В дальнейшем продолжал тему войны в своих произведениях.

В начале 1960-х годов в соавторстве с Овидием Горчаковым написал книгу «Вызываем огонь на себя» о мужестве и героизме советских и польских подпольщиков, действовавших в посёлке Сеща. В 1965 году четырёхсерийный фильм, снятый по этой книге кинорежиссёром Сергеем Колосовым, был показан по телевидению.

В 19641970 годах написал повесть «Четыре танкиста и собака», по которому в Польше был снят одноимённый телевизионный сериал из трёх частей и 21 серии. Сам снялся в этом сериале в эпизодической роли фотографа в последней серии фильма.

В 1966 году написал документальную повесть «Студзянки» о танковом сражении между поляками и немцами у местечка Студзянки.

В 19801985 годах был депутатом польского сейма.

В 1987 году написал книгу «Память», к которой увековечил имена польских и советских солдат, погибших при освобождении Польши.

Библиография (советские издания)

  • Вызываем огонь на себя (совместно с Овидием Горчаковым)
    • Горчаков О. А. Вызываем огонь на себя / Горчаков О. А., Пшимановский Я. — М.: Мол. гвардия, 1960. — 238 с.: ил., портр.
  • Януш Пшимановский, Ханна Прокопчук, Роман Мурани. Память. — Варшава: Polʹskoe agentstvo Interpress, 1987. — 183 с.; язык издания — русский. Перевод под ред. Клавдии Козакевич — 562 с. (сборник имён советских и польских солдат погибших при освобождении Польши от немецко-фашистских захватчиков), с цв./ч-б. илл.; формат 32 см. ISBN 8322322690; 8322322682
  • Студзянки
    • Пшимановский Я. Студзянки / [Авториз. пер. с польск. П. Костикова и др. Предисл. ген. брони Министра нац. обороны ПНР В. Ярузельского]. — М.: Воениздат, 1969. — 382 с.: ил.
  • Четыре танкиста и собака
    • Пшимановский Я. Четверо танкистов : Повесть. Пер. с польск. / [Илл.: Г. А. Сотсков]. — М.: Воениздат, 1967. — 367 с.: ил.
    • Пшимановский Я. Четыре танкиста и собака: повесть / Пер. с польск. О. Акимченко [и др. Илл.: Н. А. Абакумов]. Кн. 1. — М.: Воениздат, 1970. — 439 с.: ил.
    • Пшимановский Я. Четыре танкиста и собака: повесть / Пер. с польск. О. Акимченко [и др. Илл.: Н. А. Абакумов]. Кн. 2. — М.: Воениздат, 1971. — 414 с.: ил.
    • Пшимановский Ян. Четыре танкиста и собака: Повесть. Пер. с польского / Пшимановский Ян. — М.: Дет. лит., 1970. — 223 с.: ил.
  • Пшимановський Я. Витівки Йонатана Коота: Повість: Для серед. шк. віку / Пер. з пол. Ю. Г. Попсуєнка. — К.: Веселка, 1988. — 220 с.: іл.
  • Януш Пшимановсий. Рыцари Серебряного Щита. Перевод с польского Владимира Сашонко. Дет.лит.1964.

Фильмография

Награды

Напишите отзыв о статье "Пшимановский, Януш"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Пшимановский, Януш

– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.