Онисим (Пылаев)

Епископ Онисим
Епископ Тульский
22 ноября 1933 — 18 июня 1936
Предшественник:	Флавиан (Сорокин)
Преемник:	Александр (Щукин)
Имя при рождении:	Михаил Владимирович Пылаев
Принятие монашества:	13 марта 1926 года

Епископ Онисим (в миру Михаил Владимирович Пылаев; 5 сентября 1876, село Куя, Белозерский уезд, Новгородская губерния — 27 февраля 1938) — епископ Русской православной церкви, епископ Тульский.

Причислен к лику святых Русской православной церкви в 2001 году.

Биография

Родился в семье псаломщика. В 1896 году окончил Новгородскую духовную семинарию и начал служить псаломщиком в крепостной церкви в Карсе. Через несколько лет (с 1902 или 1904 года) был рукоположен во иерея и служил священником 4-го стрелкового полка. С началом русско-японской войны направлен в действующую армию. Затем назначен в Нижний Новгород, священником 37-го Екатеринбургского полка.

В гражданскую войну сначала был письмоводителем 1-й бригады, затем (1918—1919) — казначей в 11-й нижегородской дивизии Красной армии.

В 1920 году был назначен священником в нижегородскую Свято-Троицкую Верхне-Посадскую церковь. Овдовел и 13 марта 1926 года был пострижен в монашество с именем Онисим, а 15 марта хиротонисан во епископа Краснобакинского, викария Нижегородской епархии. Чин хиротонии совершали: митрополит Сергий (Страгородский), епископ Дамиан (Воскресенский) и епископ Макарий (Знаменский). Поскольку ему было запрещено три года проживать в крупных городах «за участие в нелегальном богословском кружке», местом своего пребывания он выбрал Воткинск и 13 апреля 1926 года митрополитом Сергием (Страгородским) был назначен епископом Воткинским, викарием Сарапульской епархии. «За распространение нелегальной литературы контрреволюционного характера» 4 февраля 1928 года был арестован и 22 июня осуждён к трём годам заключения в Соловецком лагере особого назначения. Позднее он вспоминал, что ему в лагере было поручено, в частности, зажигать маяк — ездил туда и в бурю, лёжа в лодке, и по приезде от холода не мог зажечь фонарь.

Перед окончанием срока заключения, 3 января 1931 года получил ещё три года ссылки в Северный край и направлен в Архангельск, где жил до августа 1933 года. Сразу после досрочного освобождения был назначен, с 22 ноября 1933 года, епископом Тульским. Несмотря на запреты властей, помогал многим ссыльным и арестованным священнослужителям, оказывал им посильную помощь посылками, письмами. Назначал на приходы возвращавшихся из ссылок и заключения священников, также помогал им материально. Совершал монашеские постриги, которые также не одобрялись властями. Кафедральным собором в период его управления епархией был небольшой Ильинский храм (ранее — приходская церковь), который во время архиерейских служб был переполнен народом. 18 декабря 1935 года был арестован по обвинению в руководстве контрреволюционной группировкой и заключён в Бутырскую тюрьму в Москве. Вместе с ним были арестованы ещё 26 человек, в основном священники и монашествующие. По приговору Особого совещания при НКВД СССР был выслан на 5 лет на Север; жил в Каргополе. В Рождественский сочельник, 6 января 1938 года был вновь арестован, 13 января приговорён к расстрелу и 27 февраля расстрелян.

Канонизация

На заседании Священного Синода 17 июля 2001 года было принято решение включить его имя в Собор новомучеников и исповедников Российских XX века.

Включён в Собор Тульских святых, празднование Собору совершается 22 сентября.

Источники

• Дёгтева О. В. Нижегородские священнослужители — узники Соловков (краткий мартиролог) // «Нижегородская старина». — 2014. — № 39-40. — С. 82—84.
• [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_3851 Онисим (Пылаев)] на сайте «Русское православие»
• [www.solovki.ca/new_saints_12/12_19.htm ОНИСИМ (ПЫЛАЕВ) СВЯЩЕННОМУЧЕНИК, ЕПИСКОП ТУЛЬСКИЙ]
• [kuz3.pstbi.ccas.ru/bin/nkws.exe/ans/nm?HYZ9EJxGHoxITYZCF2JMTdG6XbuCfOXVe8kU86zfeu0ZcW0AeCKUe8gUUeiUd8WgeC0iceXb8E* Онисим (Пылаев Михаил Владимирович)]

Отрывок, характеризующий Онисим (Пылаев)

– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.