Скандал вокруг квартиры патриарха Кирилла

Скандал вокруг квартиры патриарха Кирилла («Пыльное дело») — получившие широкую огласку в СМИ события вокруг судебного иска к бывшему министру здравоохранения и священнику Украинской православной церкви Юрию Шевченко, который причинил ущерб квартире и имуществу Патриарха Московского и всея Руси Кирилла в доме на набережной (Москва, ул. Серафимовича, 2).

Внимание прессы и общественности привлекли факты того, что предстоятелю Русской православной церкви на правах собственности принадлежит элитное жильё в центре Москвы (5-комнатная квартира площадью 144,8 м²), проживание и регистрация в этом жилье гражданки Лидии Михайловны Леоновой, которая, не будучи собственником квартиры и не имея доверенности от собственника, выиграла иск на сумму около 20 млн руб. у Юрия Шевченко.

В связи с этими событиями журналисты и блогеры обвиняли Патриарха Кирилла в рейдерстве, попытке захвата чужой квартиры, сведении счётов с православным священником, который был рукоположен на Украине и служил в Москве без благословения Патриарха.

Сам Патриарх Кирилл в апреле 2012 года отверг все подозрения и заявил, что рассматривает скандал как информационную кампанию против Церкви.

Вскоре после скандала высказывались предположения, что резонансное «Пыльное дело» приведёт к резкому увеличению заявляемых в суде сумм ущерба, и повысит интерес проводящих ремонт граждан к страхованию своей ответственности. .

История конфликта

11 октября 2010 года проживающая и зарегистрированная в Доме на набережной Лидия Михайловна Леонова обнаружила в квартире, принадлежащей Патриарху Кириллу, плотный слой пыли. В тот же день она обратилась в Государственное унитарное предприятие города Москвы по эксплуатации высотных административных и жилых домов (ГУП ЭВАЖД) с заявлением о случившемся и просьбой установить причину произошедшего. Комиссия из представителей управы района «Якиманка», ГУП ЭВАЖД и Мосжилинспекции при осмотре установила, что пыль попала из квартиры проживающего этажом ниже Шевченко, в которой на тот момент производились ремонтные работы. Согласно заключению Мосжилинспекции, причиной случившегося являлись произведённые в квартире Шевченко незаконные работы по демонтажу несущих перегородок и вентиляционных камер.

В связи с тем, что стороной Шевченко оспаривался состав и происхождение пыли, Леонова вновь обратилась в ГУП ЭВАЖД с просьбой определить химический состав пыли и методы устранения загрязнения. Для выполнения этих требований 19 ноября 2010 года между ГУП ЭВАЖД и Институтом общей и неорганической химии имени Н. С. Курнакова РАН (ИОНХ) был заключен договор, а 19 ноября 2010 года из квартиры были взяты пробы. Сотрудниками ИОНХа был проведён анализ состава строительной пыли, попавшей в квартиру патриарха, в результате которого было выявлено, что она содержит опасные для здоровья компоненты, включая наночастицы, способные вызвать онкологические заболевания. Экспертиза также установила, что единственным способом устранения загрязнения является нанесение сплошного покрытия, связывающего наночастицы.

14 декабря 2010 года ГУП ЭВАЖД запросил Российскую государственную библиотеку(РГБ), о возможности проведения работ по очистке книг, находящихся в квартире. Вместе с запросом в РГБ были отправлены 8 образцов книг, а также заключение ИОНХ. Согласно заключению РГБ, для устранения загрязнения было необходимо провести двойную сухую полистовую очистку книг, после чего провести анализ на наличие пыли, содержащей наночастицы. По предварительной оценке, стоимость работ составляла от 12 до 15 миллионов рублей. В последующем научно-техническим отделом РГБ была составлена точная оценка стоимости очистки книг, которая составила 13 974 400 рублей.

В ноябре 2011 года Лидия Леонова обратилась в Замоскворецкий районный суд с иском к Юрию Шевченко. Иск включал в себя следующие пункты: перевозка предметов из квартиры Гундяева и обратно — 376 тыс. рублей, ремонт квартиры — 7,3 млн рублей, аренда аналогичной жилплощади на время ремонта — 2,1 млн рублей, испорченная мебель и предметы интерьера — 2,6 млн рублей, спецочистка 970 книг — 6,3 млн рублей, уборка имущества — 151 тыс. рублей. Замоскворецкий суд удовлетворил иск Леоновой в полном объеме, взыскав 19,7 млн руб. Позже с таким решением согласился Мосгорсуд. В решении суда установлено, что, делая ремонт и перепланировку в своей квартире на десятом этаже, ответчик нанёс ущерб истице, проживающей над ним на одиннадцатом этаже, загрязнив имущество строительной пылью.

В марте 2012 года Мосгорсуд отклонил кассационную жалобу Шевченко, и таким образом решение Замоскворецкого суда о возмещении ущерба вступило в законную силу, 5 апреля 2012 присуждённые 20 млн рублей были выплачены истице Леоновой ответчиком Шевченко. Со слов сына Шевченко, средства получены от продажи принадлежащей ему квартиры в Санкт-Петербурге.

Несмотря на то, что сам предстоятель РПЦ в иске не фигурировал и доверенности на его подачу не выдавал, скандал ассоциировался с его именем как с хозяином квартиры, где произошла эта история.

Скандал с квартирой совпал по времени с делом «Pussy Riot» и редактированием сотрудниками Патриарха документальной фотографии встречи Кирилла с министром юстиции Александром Коноваловым, когда выяснилось, что сотрудница патриаршей пресс-службы подретушировала его изображение на фото, чтобы убрать с запястья Кирилла дорогие часы, ношение которых он вообще отрицал. Последний факт, вызвавший негативную реакцию общественности, был официально признан пресс-службой РПЦ .

Разъяснения Патриарха

Как сообщил в конце марта 2012 года Патриарх Кирилл журналисту Владимиру Соловьёву, это жильё ему в 1994 году предоставил заместитель мэра Москвы Лужкова Владимир Ресин; «принял постановление о выделении квартиры» президент Борис Ельцин. По более точным опубликованным данным, решение о предоставлении квартиры приняло в 1994 году Правительство Москвы № 986-РП. При этом митрополит Кирилл не был в Москве «бездомным»: как председатель Отдела внешних церковных связей Патриархии он имел служебную резиденцию в Серебряном Бору. Впоследствии жильё было приватизировано. По словам Соловьёва, Патриарх сказал, что сам не провёл в этой квартире и «недели жизни», но перевёз туда обширную библиотеку, которая досталась ему от отца. В квартире, разъяснил Патриарх, проживают две его троюродные сестры (одна из них Л. М. Леонова, в девичестве Холодова; о личности второй нет никаких сведений), которые и сообщили предстоятелю РПЦ о том, что квартира была засыпана плотной строительной пылью из-за ремонта этажом ниже. Высказываясь в поддержку иска Леоновой, Патриарх Кирилл заявил, что простить Шевченко было бы некорректно: «Да и я по максимуму постарался — например, вместо двойной очистки согласился на одинарную, что сэкономило существенную сумму денег», — разъяснил глава Русской православной церкви. Дальнейшую судебную тяжбу вела одна из его сестёр, Леонова, но никакие церковные структуры к этому отношения не имели. Как заверил журналиста Соловьёва Патриарх, деньги, которые по иску выплатил Леоновой экс-министр здравоохранения Шевченко, пойдут на чистку библиотеки и благотворительность.

Судебные решения

В апреле 2012 года адвокаты Шевченко обжаловали определение Мосгорсуда в Верховном суде РФ — в надзорном порядке, мотивируя свои действия завышенной с их точки зрения суммой компенсации, а также тем, что Леонова не является собственником или совладельцем квартиры Владимира Гундяева, которой причинён ущерб, доверенности от него не имела, а следовательно вообще не вправе была подавать иск. Также в Замоскворецкий суд в начале мая был подан повторный иск к Владимиру Гундяеву о «неосновательном обогащении» с требованием передать Юрию Шевченко пришедшее в негодность имущество: 13 стульев, два дивана, кресло и три ковра, как предметы, за порчу которых выплачена полная стоимость. Рассматривая иск сестры патриарха, Замоскворецкий суд признал: эти вещи так сильно испачканы, что необходимо заменить их на новые. За их порчу семья экс-министра уже заплатила и теперь обвиняет патриарха в том, что он захотел взять и деньги, и мебель. Все иски были оставлены без рассмотрения.

Комментируя вторичный отказ Замоскворецкого суда, истцы обращали внимание, что адвокат Леоновой Елена Забралова и председатель Мосгорсуда Ольга Егорова давно и хорошо знакомы, в 1998 году в соавторстве выпустили книгу «В стенах суда».

Представители Шевченко объявили о намерении обратиться в Европейский суд по правам человека в Страсбурге.

Мнения и реакция

Сумма иска и неясный статус Леоновой вызвали многочисленные критические обсуждения в СМИ и блогосфере.

Внимание прессы привлекло и то, что в связи с допущенными каноническими нарушениями возбуждена проверка и начаты процедуры по лишению Юрия Шевченко священного сана. Данная процедура была инициирована ещё до инцидента с запылением квартиры.

По мнению журналиста радиостанции «Эхо Москвы» Сакена Аймурзаева, которое он высказал в своем блоге и которое повторило ряд изданий, сам факт владения квартирой входит в противоречие с обетом нестяжания, который даёт при постриге каждый монах. Продолжая ту же тему, ряд источников цитируют ссылку стороны Шевченко, приведённую в кассационной жалобе в качестве аргумента за отмену судебного решения: согласно Уставу Василия Великого, в соответствии с 6-м правилом Двукратного Собора и Уставом РПЦ, патриарх, будучи монахом, не вправе владеть какой-либо собственностью. Но это место в Уставе Василия Великого касается только монаха, живущего в братстве, а не епископа, — толкует 40 правило Святых апостолов протоиерей Андрей Новиков.

Театральный режиссёр Кирилл Серебренников указал на вскрывшуюся после упомянутых скандалов огромную проблему — недоверия части общества руководству РПЦ, сращения власти и церкви, лицемерия власти и церкви.

Председатель Синодального отдела по взаимоотношениям церкви и общества Всеволод Чаплин заявил, что история с квартирой является частью более крупной кампании, которая «направлена на дестабилизацию ситуации в стране, которая также направлена против народа, против армии, полиции, против правительства и так далее», и что «в сердце этой кампании — маленькая группа прозападно настроенных москвичей и жителей других больших городов, прозападная часть российских финансовых кругов, политических институтов и медийной элиты».

Члены общественной палаты Анатолий Кучерена и Сергей Марков, лидер КПРФ Геннадий Зюганов в апреле 2012 года высказали мнение, что против Патриарха развёрнута массированная информационная атака, носящая «общеевропейский характер» и ставящая задачу «вестернизировать Россию и для этого сломать традиционную структуру российской государственности». По мнению Зюганова, критика в адрес РПЦ выгодна «всем, кто не желает видеть Россию сильной, умной, образованной и духовно и морально подготовленной».

Журналист Владимир Соловьёв в связи инцидентами Pussy Riot, конфликтом по поводу квартиры упрекает либеральную прессу во лживости, замалчивании всего, что должно говорить о правде. В частности, он отмечает, что не поднимается вопрос, почему у принявшего сан Шевченко 3 квартиры в том же доме; что журналисты заменяют «бывший министр здравоохранения» на «кардиохирург», чтобы вызвать симпатию к Шевченко. Журналист называет это «либералистическими приёмчиками». В то же время Соловьёв отмечает, что термин «нанопыль» неудачный и гораздо точнее было бы употребить термин «мелкодисперсная взвесь».

Опрошенные Росбалт юристы (Владимир Жеребёнков, Максим Столяров, Игорь Трунов) заявили, что в российской практике впервые основанием для возмещения ущерба заявлено загрязнение квартиры «нанопылью», а также утверждали, что сумма в 20 млн.руб., взысканная за причинение ущерба одной квартире, беспрецедентна для российской судебной практики. По мнению Трунова, имели место предвзятость суда, а по мнению Жеребёнкова — возможно, элементы лоббизма.

Ссылки

• [www.rosbalt.ru/blogs/2012/03/27/962145.html «Пыльное дело»: от суда к заговору]
• [www.gosnews.ru/justice/themes/30 Квартира Патриарха: в чём суть скандального судебного решения?]
• [rostov.dkvartal.ru/firms/98674216/articles/6752 Продолжается обсуждение истории с квартирой в Доме на набережной]
• [www.odnako.org/blogs/show_17236/ К коммунальным спекуляциям вокруг Патриарха: «нехорошая квартира» — это этажом ниже]

Отрывок, характеризующий Скандал вокруг квартиры патриарха Кирилла

И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.