Торгутский побег

Исход Торгуудов (каз. Шаңды жорық, Пыльный поход) — массовое переселение в 1771 году волжских калмыков, среди которых преобладали торгуты, из пределов Российской империи в Империю Цин.

Причины

Во время правления ханов Дондук-Даши (1741—1761) и Убаши (1761—1771) царское правительство стало проводить политику ограничения ханской власти. В 1760-х годах в ханстве усилились кризисные явления, связанные с колонизацией калмыцких земель русскими помещиками и крестьянами, сокращением пастбищных угодий, ущемлением прав феодальной верхушки, вмешательством царской администрации в калмыцкие дела. Зимой 1767—1768 гг. была снежной и морозной, в калмыцких улусах начался падёж скота. Бедствия народа усилил правительственный Указ 1768 года, запретивший продажу хлеба калмыкам в неустановленных местах. Начался массовый голод. Кроме того, российское правительство в целях облегчения мобилизации калмыков и привлечения их в боевых действиях русско-турецкой войны (1768—1774) запретило переходить им на левый берег реки Волги. Сокращение территории кочевий калмыков правительственными указами вызвало истощение пастбищ. В улусах вновь начался падёж скота. После устройства укрепленной Царицынской линии в районе основных кочевий калмыков стали селиться тысячи семей донских казаков. Ссужение района кочевий обостряло внутренние отношения в ханстве. В этих условиях распространение получила идея возврата на историческую родину — в Джунгарию, находившейся на тот момент под властью маньчжурской империи Цин.

Хронология событий

Торгутский побег готовился в течение ряда лет (1767—1770). 5 января 1771 году волжские калмыки во главе с ханом Убаши подняли улусы, кочевавшие по левобережью Волги, и начали свой переход в Центральную Азию на свою историческую родину — в Джунгарию. Всего вышло 33 000 кибитки или около 169 000 человек. . Для противодействия перекочёвке калмыков правительство Екатерины II разослало циркуляр яицким казакам, губернатору в Оренбург и ханам подвластных казахских жузов. Яицкие казаки не смогли задержать войска Убаши, которые сожгли и разгромили форты и крепости недавно созданной Яицкой линии на участке в 70 верст (крепости Кулагинскую, Калмыковую в Индерских горах, Сорочиковую (Сарайчиковую) и форпосты: Зеленовский, Атаманский, Красный Яр, Котельный, Харькинов и Гребенщиков) и в течение недели переправляли через Яик (Урал) свои семьи и скот. Некоторым российским отрядам выступить в погоню помешали внутренние причины, такие как Яицкое казачье восстание 1772 года. Тем не менее в февраля в погоню выступил отряд Оренбургских казаков, а 12 апряля из Орской крепости вышел регулярный отряд под командованием Траубенберга, также вышли отряды из некоторых других городов. но их действия не имели успеха из-за позднего реагирования, недостатка продовольствия и фуража..

Путь калмыков проходил через казахские степи. Казахские ханы: Абылай Среднего жуза, Нурали Младшего жуза и Эрали Старшего жуза ещё с самого начала получили указ остановить калмыков, также и Цинское пограничье поручило им же не допускать калмыков к каким либо пастбищным местам, казахские правители и сами были не прочь захватить скот и пленных, они собрали большое войско с целью противодействия калмыкам . В результате калмыки начали подвергаться нападению казахских отрядов. Но силы калмыков были настолько превосходящими, что при всем желании и старании, казахские отряды не могли подступиться к калмыкам. Нападения были, в результате которых они захватывали скот или несколько семей, но действия калмыков были не только адекватными, но и более жесткими, в результате казахи больше теряли, чем приобретали. Тем не менее калмыки с самого начала пути, вынуждены были беспрерывно сражаться защищая свои семейства от плена или гибели а стада от расхищения.

Вскоре калмыки достигли озера Балхаш, где значительная часть калмыков отравилась недоброкачественной водой, здесь, на берегу Балхаша, калмыки, можно сказать, и потерпели самое большое поражение, за весь путь именно на берегу этого озера калмыки понесли наиболее значительные потери, понеся огромный урон в людях и скоте, заболело или погибло около половины народа. Этим воспользовались киргизы, которые начали нападать на утомлённых калмыков пытаясь захватить людей и скот, калмыкам приходилось отбиваться. Вскоре, пройдя многочисленные бедствия, калмыки в числе около 70 000 человек, оставшихся от изначально вышедшей 170 — тысячной орды, достигли цинской границы.. Их встретила цепь китайских пограничных войск, и вскоре они были размещены цинскими войсками. . .

Последствия

Этот поход обернулся национальной трагедией калмыков. В пути небольшой по численности калмыцкий этнос потерял погибшими в боях, от ран, холода, голода, болезней, а также пленными около 100 000 человек, лишился почти всего скота — основного богатства. Около 70 — тысяч калмыков достигли Цинской границы.

Отрывок, характеризующий Торгутский побег

– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.
Молчание это было прервано одним из братьев, который, подведя Пьера к ковру, начал из тетради читать ему объяснение всех изображенных на нем фигур: солнца, луны, молотка. отвеса, лопаты, дикого и кубического камня, столба, трех окон и т. д. Потом Пьеру назначили его место, показали ему знаки ложи, сказали входное слово и наконец позволили сесть. Великий мастер начал читать устав. Устав был очень длинен, и Пьер от радости, волнения и стыда не был в состоянии понимать того, что читали. Он вслушался только в последние слова устава, которые запомнились ему.
«В наших храмах мы не знаем других степеней, – читал „великий мастер, – кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое нибудь различие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастье с ближним твоим, и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой величества“.
Кончил он и привстав обнял Пьера и поцеловал его. Пьер, с слезами радости на глазах, смотрел вокруг себя, не зная, что отвечать на поздравления и возобновления знакомств, с которыми окружили его. Он не признавал никаких знакомств; во всех людях этих он видел только братьев, с которыми сгорал нетерпением приняться за дело.
Великий мастер стукнул молотком, все сели по местам, и один прочел поучение о необходимости смирения.
Великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько записывали другие.
Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.


На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.
– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.
Князь Василий внушительно взглянул на Пьера. – Мне из хороших источников известно, что вдовствующая императрица принимает живой интерес во всем этом деле. Ты знаешь, она очень милостива к Элен.