Шодерло де Лакло, Пьер
| Пьер Шодерло де Лакло | |
| Pierre Ambroise François Choderlos de Laclos | |
 | |
| Имя при рождении: |
Пьер Амбруаз Франсуа Шодерло де Лакло |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
5 сентября 1803 (61 год) |
| Место смерти: | |
| Род деятельности: | |
| Жанр: | |
| Язык произведений: | |
Пьер Амбруа́з Франсуа́ Шодерло́ де Лакло́ (фр. Pierre Ambroise François Choderlos de Laclos; 18 октября 1741, Амьен — 5 сентября 1803, Таранто) — французский генерал и изобретатель, известный главным образом как автор эпистолярного романа «Опасные связи».
Карьера
Пьер Амбруаз Франсуа Шодерло де Лакло происходит из семьи небогатых дворян, увлекавшихся литературой. Получил образование артиллериста в фр. École royale d'artillerie de La Fère (ныне Политехническая школа), по окончании которой получил в 1763 году чин лейтенанта и был назначен в гарнизон Туля.
В начале революции Лакло познакомился с герцогом Орлеанским (будущим Филиппом Эгалите), был его секретарём и поддерживал все его интриги. В 1791 году он стал членом якобинского клуба и, после неудачного бегства Людовика XVI, агитировал за низложение короля и регентство герцога Орлеанского. Когда Эгалите был арестован в марте 1793 года, Лакло был так же посажен в тюрьму и окончательно освобождён лишь после падения Робеспьера. Во время Консульства был начальником артиллерии Рейнской армии.
Изобретения
Шодерло де Лакло, кроме своей литературной деятельности, был талантливым артиллеристом-изобретателем. В сентябре 1792 года он организовал массовое производство полых разрывных ядер нового образца для революционной армии, что предопределило стратегическую победу в битве при Вальми. «Канонада при Вальми» заложила основу для лидерства французской артиллерии в Европе. Снаряды Шодерло де Лакло стали прообразом современных артиллерийских снарядов. Доклад об изобретении новой модели лафета Шодерло де Лакло представил в сентябре 1802 года.
Также он предложил систему нумерации домов на улицах Парижа, близкую к современной: чётные на одной стороне, нечётные — на другой, в отличие от габсбургской системы, где номера домов присваивались по мере возведения новых строений. Свой проект о нумерации домов на улицах Парижа он подал в «Журналь де Пари» 17 июня 1787 г.[1]
Литературное творчество
Посмертную славу Лакло принёс его нравоописательный роман «Опасные связи» («Les liaisons dangereuses», Амстердам и Париж, 1782), одно из наиболее читаемых прозаических произведений XVIII века. Сатирический роман о нравах французской аристократии был написан с применением характерных для того времени эпистолярного стиля и фривольности, с нравоучительным наказанием порока в конце. Немедленно после выхода в свет роман приобрёл популярность, первый тираж (2000 экземпляров) был распродан в течение месяца, последовало переиздание, которое в 1782—1783 годах сопровождалось примерно пятьюдесятью контрафактными публикациями романа.
Сатира Лакло против графини Дюбарри («Une épître à Margot») в своё время также пользовалась популярностью (строки из неё Пушкин использовал в качестве эпиграфа к одному из своих первых стихотворений, «К Наталье»).
Лакло написал также «Poésies fugitives» (сборник лёгкой поэзии) и продолжение труда Вилата «Тайные причины переворота девятого термидора» («Causes secrètes de la révolution du neuf Thermidor»).
Напишите отзыв о статье "Шодерло де Лакло, Пьер"
Примечания
- ↑ Choderlos de Laclos, Pierre-Ambroise-François, « Projet de numérotage des rues de Paris », in Pierre-Ambroise-François Choderlos de Laclos, Œuvres complètes. Paris, Gallimard, 1979, p. 597-600.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Шодерло де Лакло, Пьер
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
