Мюгабюр, Пьер-Ксавье
| Его Превосходительство архиепископ Пьер-Ксавье Мюгабюр Pierre-Xavier Mugabure<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| ||
| ||
|---|---|---|
| 27 июня 1906 года — 27 мая 1910 года | ||
| Церковь: | Римско-католическая церковь | |
| Предшественник: | архиепископ Пьер-Мари Осуф | |
| Преемник: | архиепископ Франсуа Бонн | |
| Рождение: | 1 сентября 1850 | |
| Смерть: | 27 мая 1910 (59 лет) | |
| Принятие священного сана: | 19 сентября 1874 год | |
| Епископская хиротония: | 22 июня 1902 год | |
Пьер-Ксавье́ Мюгабю́р (фр. Pierre-Xavier Mugabure MEP[1], 1 сентября 1850, Франция — 27 мая 1910 года, Токио, Япония) — католический прелат, миссионер, архиепископ Токио с 27 июня 1906 года по 27 мая 1910 год, член миссионерской организации «Парижское общество заграничных миссий».
Биография
19 сентября 1874 года Пьер-Ксавье Мюгабюр был рукоположён в священника, после чего был отправлен на миссию в Японию.
21 марта 1902 года Римский папа Лев XIII назначил Пьера-Ксавье Мюгабюра вспомогательным епископом архиепархии Токио и титулярным епископом Сагалассуса. 22 июня 1902 года состоялось рукоположение Пьера-Ксавье Мюгабюра в епископа, которое совершил архиепископ Токио Пьер-Мари Осуф в сослужении с епископом Нагасаки Жюлем-Альфонсом Кузеном и епископом Хакодате Александром Берлио.
27 июня 1906 года Римский папа Пий X назначил Пьера-Ксавье Мюгабюра архиепископом Токио.
Скончался 27 мая 1910 года в Токио.
Напишите отзыв о статье "Мюгабюр, Пьер-Ксавье"
Примечания
Ссылки
- [www.catholic-hierarchy.org/bishop/bmagabure.html Информация] (англ.)
| Предшественник: архиепископ Пьер-Мари Осуф |
Архиепископ Токио 27 июня 1906 год — 27 мая 1910 год |
Преемник: архиепископ Франсуа Бонн |
Отрывок, характеризующий Мюгабюр, Пьер-Ксавье
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.
Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
