Бадольо, Пьетро

Пьетро Бадольо, маркиз Саботино и герцог Аддис-Абебский Pietro Badoglio, marchese del Sabotino e duca di Addis Abeba<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
председатель Совета министров Италии
25 июля 1943 — 9 июня 1944
Монарх:	Виктор Эммануил III
Предшественник:	Бенито Муссолини
Преемник:	Иваноэ Бономи
Рождение:	28 сентября 1871(1871-09-28) Граццано-Монферрато, Италия
Смерть:	31 октября 1956(1956-10-31) (85 лет) Граццано-Монферрато, Италия
Отец:	Марио Бадольо
Мать:	Антониэтта урожд. Питтарелли
Военная служба
Годы службы:	1891—1944
Звание:	Маршал Италии (1926)
Сражения:	Первая итало-эфиопская война Итало-турецкая война Первая мировая война Вторая итало-эфиопская война Вторая мировая война
Награды:

Пьетро Бадольо (итал. Pietro Badoglio; 28 сентября 1871 — 1 ноября 1956) — маршал Италии (25 июня 1926), герцог Аддис-Абебский, маркиз Саботино, премьер-министр, который принял власть над страной после свержения Муссолини в 1943 г., объявил нейтралитет и вывел Италию из Второй мировой войны.

В годы, предшествующие Первой мировой войне

Пьетро Бадольо родился 28 сентября 1871 года, в родовом поместье в Граццано-Монферрато. Его отцом был богатый фермер Марио Бадольо, а матерью Антониэтта Питтарелли. Выбрав карьеру военного, Бадольо блестяще окончил военное училище и в возрасте 20 лет поступил на службу в армию. Службу начал в артиллерии. Затем окончил Военную академию в Турине и 17 августа 1892 года был переведён лейтенантом в 19-й артиллерийский полк, базирующийся во Флоренции.

В 1896 году в составе итальянского экспедиционного корпуса был отправлен в Эфиопию. В марте 1896 итальянский экспедиционный корпус был почти полностью уничтожен в битве при Адуа. Лейтенант Бадольо был тяжело ранен в этом сражении, был вынесен с поля боя и вскоре был отправлен на родину. За участие в итало-эфиопской войне был произведён в капитаны.

Следующей войной Пьетро Бадольо стала Ливийская кампания. За эту войну он получил чин майора и продолжил службу в Ливии — новой колонии Италии. В 1914 году был отозван в метрополию для штабной работы.

Первая мировая война

Ко вступлению Италии в Первую мировую войну Бадольо, будучи уже подполковником, занимал должность начальника оперативного отдела штаба 2-й армии, а затем был переведён начальником штаба 4-й дивизии, действующий в районе Горицы. В марте 1916 года итальянские войска, пытаясь облегчить положение союзников под Верденом, провели наступление в Горицком направлении. В ходе кровопролитного сражения Бадольо был дважды ранен, но успех этого наступления не смог улучшить положение дел на фронте. Однако Бадольо был замечен и произведён в полковники.

С мая 1916 года полковник Бадольо получил под своё командование 78-й пехотный полк и был назначен советником начальника итальянского Генерального штаба генерала Армандо Диаза. За время войны Бадольо быстро продвигался по службе. Он отличился в ряде сражений, особенно в операции у горы Сабатино в ходе сражений на Изонцо 7—17 августа 1916 года. Здесь он во главе 78-го пехотного полка, двух батальонов 58-го и 115-го пехотных полков и двух сапёрных рот атаковал горный массив Сабатино и выбил занимавшие его австро-венгерские части. В том же году произведён в генерал-майоры. В 1917 году участвовал в военных действиях в горной Италии, а затем некоторое время командовал артиллерийским корпусом. В ноябре 1917 года Бадольо назначается заместителем начальника штаба Верховного командования. На него была возложена большая часть штабной работы при подготовке наступления итальянской армии. Он был представителем Италии на подписании перемирия. В 1919 году сменил Диаса на посту начальника Генерального штаба.

Между войнами

После войны представлял Италию на Международном совете в Париже. Получил титул маркиза Саботино. С ноября 1919 года Бадольо занимает должность чрезвычайного комиссара в Венеции. Через два года Пьетро Бадольо вышел в отставку и был направлен послом в Бразилию.

Несмотря на то, что Бадольо был убеждённым противником фашизма, Муссолини после прихода к власти уговорил его вернуться в Генеральный штаб. В 1926 году дуче присвоил Пьетро Бадольо звание маршала. Но Бадольо так и не смог сработаться с Муссолини. Бадольо требовал создание единого органа управления всеми вооружёнными силами Италии, Муссолини же хотел сосредоточить все военные министерства в своих руках. В 1928 году Бадольо был отправлен в почётную ссылку на должность генерал-губернатора Ливии, где прослужил до 1933 года.

В 1933 году маршал Бадольо в третий раз за свою жизнь стал начальником Генерального штаба. В 1936 году, в связи с неудачами генерала де Боно в итало-эфиопской войне, дуче снимает его с поста, а главнокомандующим итальянскими силами в Эфиопии назначает Пьетро Бадольо. Благодаря руководству Бадольо итальянским войскам удалось 5 мая 1936 года занять столицу Эфиопии Аддис-Абебу и выиграть войну. Маршал Бадольо был назначен вице-королём новой колонии и получил титул герцога Аддис-Абебского.

В 1937 году Бадольо возвращается в Рим, где продолжает работу в генштабе. Его новой задачей стала координация действий итальянского корпуса, посланного Муссолини в помощь генералу Франко, во время Гражданской войны в Испании.

Вторая мировая война

Когда Италия объявила о своих территориальных претензиях к Албании, Бадольо пытался убедить дуче, что страна не готова к войне.

После поражений в войне с Грецией дуче пытался свалить всю вину на военных, но Пьетро Бадольо честно заявил, что истинной причиной поражений является бездумная политика Муссолини. Это и решило судьбу маршала. В начале декабря 1940 года Бадольо вышел в отставку, уступив пост начальника Генерального штаба Уго Кавальеро.

После разгрома итало-германских войск под Эль-Аламейном, потери Ливии и одновременно гибели 8-й армии под Сталинградом в элите стал зреть заговор против Муссолини и в пользу подписания мира со странами антигитлеровской коалиции. Один из такого рода заговоров возник среди военных, причем Бадольо считал необходимым смещение не только Муссолини, но и короля, как скомпрометировавшего себя связью с фашизмом [shulenina.narod.ru/Polit/Mussolini/gl_3_2.html]. Однако король Виктор Эммануил сам присоединился к заговорщикам. По его поручению герцог Акварона установил контакт с маршалом Бадольо, который, по мнению короля, как никто другой подходил на должность нового главы правительства. 10 июля 1943 года союзники начали высадку на Сицилии. 15 июля Пьетро Бадольо сформировал «запасной» кабинет правительства. 25 июля 1943 года Муссолини был смещен и арестован. В этот же день Бадольо был назначен главой правительства.

Заняв пост премьер-министра, Бадольо оказался в очень сложном положении. Он не мог сразу же перейти на сторону союзников, так как немцы сразу бы оккупировали страну. Бадольо ввёл военное положение и подавил выступления коммунистов, которые бы могли спровоцировать немцев. Благодаря ему состоялись мирные переговоры между Италией и союзниками, в июле 1943 года в Лиссабоне, которые затем продолжились в Сицилии, где 3 сентября 1943 года были подписаны условия безоговорочной капитуляции. Однако 8 сентября Италия была оккупирована немцами.13 октября 1943 года под руководством Бадольо Италия объявила войну Германии . Бадольо возглавлял правительство Италии в первый период участия Италии в войне на стороне союзников 1943-1944 которое включает в себя все антифашистские партии в том числе лидер Итальянской коммунистической партии Пальмиро Тольятти, который был министром в правительстве в марте 1944 . В июне 1944 года итальянская армия , американские и британские войска вошли в Рим.В июне 1944 года Бадольо отступает премьер-министерский пост Иваное Бономи.

После войны

9 июня 1944 года Пьетро Бадольо подал в отставку. Дважды его пытались посадить на скамью подсудимых: сначала он был приговорен заочно к смертной казни по решению военного трибунала, созванного в Вероне Муссолини в конце 1943 года, а затем уже после войны — по обвинению международного трибунала. От тюрьмы его спасло только личное вмешательство Черчилля.

В 1947 году все обвинения с Пьетро Бадольо были сняты, и он удалился в своё родовое поместье. Первый премьер-министр послефашистской Италии умер в Граццано-Монферрато 31 октября 1956 года.

Список литературы

1. Лубченков, Ю. Н. Сто великих полководцев Второй мировой. — М.: Вече, 2005. — 480 с. — (100 великих). — ISBN 5-9533-0573-7.
2. Гордиенко А. Н. Командиры Второй мировой войны. Т. 2., Мн., 1998. ISBN 985-437-627-3

Отрывок, характеризующий Бадольо, Пьетро

– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.