Франкоалжирцы

Эта статья об этнической группе Алжира; об индейском народе см.: Черноногие.

Франкоалжирцы, «черноногие», Пье-нуар (фр. pied-noir, /pje.nwaʁ/; букв. «черноногий»; мн. ч.: pieds-noirs) — этнографический и историко-культурный термин для описания группы алжирцев европейского (французского, испанского, а также иногда еврейского) происхождения, составлявших значительную часть населения Алжира в период французской колониальной экспансии 1830—1962 годах. После обретения Алжиром государственного суверенитета в результате Алжирской войны за независимость в конце 1950-х — начале 1960-х, основная масса более чем миллионного европейского населения страны эмигрировала, в основном репатриировавшись во Францию. Жизнь и быт пье-нуаров имели своеобразный характер, отличный как от жизни и быта мусульманского населения Алжира и стран Магриба, так и от французского населения метрополии, поскольку к середине XX века большинство франкоалжирцев были уроженцами Алжира, и многие из них никогда не бывали в метрополии. Характерно, отчасти из-за своего сравнительно высокого социально-экономического статуса во Французском Алжире, франкоалжирцы называли себя просто «алжирцами», а местное автохонное мусульманское население именовали «арабами» или «мусульманами» и были сильно от него дистанцированы на бытовом уровне. Всё же со временем, в ходе процесса аккультурации, ряд местных мусульман восприняли французский язык и культуру и встали на сторону французского режима, получив название харки; те же из них, кто совершенно ассимилировался и перешёл в католичество именовались «эвольвэ» (фр. Evolvés букв. «эволюционировавшие», «развившиеся»).

История

История франкоалжирцев в целом воспроизводит историю Французского Алжира, захваченного Францией у Османской империи, которой Алжир формально подчинялся до 1830 года. Предлогом послужила кампания по борьбе с пиратством в Средиземноморье, поскольку большинство пиратов и работорговцев использовало приморские алжирские крепости в качестве своей базы (См. Варварский берег Средиземноморья).

Французские власти поощряли активную иммиграцию европейского населения с целью стимулировать приток капитала и различных инновационных методов хозяйствования из метрополии в крайне отсталую аграрную экономику Алжира. Европейцам были выделены лучшие земельные наделы. Среди европейских иммигрантов собственно французов было не так уж и много — не более 1/4 общего числа переселенцев. Часть французов переехала в Алжир из Эльзаса и Лотарингии, в 1870 г. захваченных Германией. Приезжали многочисленные испанцы, особенно в районе Орана, который в средние века управляла Испания, и где по свидетельству современников испанскую речь можно было услышать не реже французской. В Алжире активно селились итальянцы, португальцы и особенно мальтийцы с перенаселённого острова Мальта. Сюда же впоследствии с Крыма перебирались русские белогвардейские переселенцы.

Французской администрацией была учреждена сеть образовательных и культурных заведений, обслуживающих все сферы жизнедеятельности новых иммигрантов и позволившая им сплотиться в единую франкоязычную христианскую этнокультурную общность. С франкоалжирцами постепенно сближается и древняя еврейская община Алжира. Благодаря государственной поддержке, деловой активности и более высокому образовательному уровню, новые иммигранты быстро достигли высокого уровня благосостояния и несмотря на небольшую долю (максимум 15 % населения в 1930-х годах), они доминировали все аспекты жизни алжирского общества. Алжирская экономика значительно улучшилась, поднялся и уровень благосостояния местного мусульманского населения.

Успехи в области здравоохранения позволили местным мусульманам значительно увеличить свою численность. Естественный прирост в мусульманской среде с начала 30-х значительно увеличился, превышая 3 % в год из-за того, что детская смертность среди мусульман сократилась, а рождаемость осталась на прежнем высоком уровне. В результате начался демографический взрыв, похожий на аналогичное событие в среднеазиатский республиках СССР в 1960—1980-х годах. Из-за возросшей демографической нагрузки, в Алжире начала ощущаться резкая нехватка продовольствия, земли, рабочих мест, жилья, особенно в городах, в которых в основном проживали франкоалжирцы. Начались трения на религиозной, языковой и межнациональной почве.

В 1930—1950-х годах доля франкоалжирцев, в среде которых уже давно завершился демографический переход, постепенно сокращается с 15,2 % до 10,4 %, несмотря на продолжающийся небольшой абсолютный прирост их числа, достигшего 1.025.000 чел в 1959. Параллельно происходит быстрый рост доли и числа мусульман.

Фронт национального освобождения Алжира не останавливался перед убийством мирного франкоалжирского населения с тем, чтобы вытеснить его из страны. Кульминацией этого геноцида стала оранская резня 1962 года, произошедшая уже после подписания мирных соглашений.

В ходе войны за независимость большинство франкоалжирцев, а также симпатизирующих им «офранцуженных» мусульман-харки были вынуждены массово покинуть страну, репатриировавшись в основном во Францию. Часть франкоалжирцев (от 10-15 тыс.) погибла в ходе вооружённых конфликтов. Многие жители Орана переехали в Аликанте, Испания, а евреи направились в Израиль и США. Некоторая часть (около 100 тыс.) продолжали оставаться, не желая расставаться со своими домами и имуществом, но рост арабского национализма, сокращение сферы использования французского языка, демографическое давление, рост радикализма, экстремизма и терроризма вынудили оставшихся постепенно покинуть страну в 1960-х-1970-х годах.

Численность и концентрация

Численность франкоалжирцев быстро возрастала после 1830 г. до конца XIX века, в основном за счёт интенсивной иммиграции, но также и естественного прироста. К середине XX века большинство родились именно в Алжире. В 1930—1950-х годах доля франкоалжирцев, в среде которых уже давно завершился демографический переход, постепенно сокращается с максимума 15,2 % в 1926 году до 10,4 % в 1959, несмотря на продолжающийся небольшой абсолютный прирост их числа, достигшего 1 025 000 чел в 1959. Наибольшая концентрация их наблюдалась в приморских департаментах, средизменоморский климат которых был наиболее благоприятен ведению хозяйства. Франкоалжирцы подразделялись на более многочисленных горожан и селян. Так, в г. Боне (Аннаба) их было 40,5 % из 110 тыс. жителей, в Оране — 49,3 % населения. Значительное количество проживало также в столице — городе Алжире (35,7 %). Высокой концентрацией сельских франкоалжирцев выделялись 16 520 км² сельхозугодий в департаменте Оран (Оран (департамент)), население которого на 33,6 % состояло из франкоалжирцев. Параллельно происходит быстрый рост доли мусульман, число за период с начала XX века выросло с 3 до 9 миллионов человек.

Примечательные факты

За более чем 130 лет существования франкоалжирской общины, в Алжире сложился особый диалект французского языка — Патауэт (фр. Le Pataouète), исчезнувший после массовой эмиграции пье-нуаров на историческую родину.

Известные франкоалжирцы

• Жак Аттали, экономист
• Жан-Клод Бриали, юморист
• Патрик Брюэль, певец
• Альбер Камю, писатель и философ, Нобелевский лауреат
• Марсель Сердан, боксёр
• Клод Коэн-Таннуджи, физик
• Бертран Деланоэ, мэр Парижа
• Кадер Фиру, футболист
• Марлен Жобер, актриса
• Жак Рансьер, философ
• Ив Сен-Лоран, модельер
• Отёй, Даниэль, актёр
• Жан-Пьер Бакри, кинематографист

Исторические аналогии в других регионах европейской колонизации

Колонии Франции

• Франко-тунисцы
  • Итальянцы в Тунисе

Колонии Италии

• Итальянцы в Ливии

Российская империя, Россия и СССР

• Средняя Азия
  • Русские в Казахстане
  • Русские в Киргизии
    • Коренизация
    • Распад СССР

См. также

• Харки
• Пье-руж
• Французский язык в Алжире
• Мусульмане во Франции

Литература

На русском языке

• Внешняя политика Франции от де Голля до Саркози (1940—2012) / Е. О. Обичкина; Московский гос. ин-т международных отношений (ун-т) МИД России. — Москва : Аспект Пресс, 2012. — 381 с. — ISBN 978-5-7567-0663-5

На французском языке

• Marie Cardinal, Les Pieds-Noirs, Place Furstenberg éditeurs, Paris, 1994.
• Raphaël Delpard, L’Histoire des pieds-noirs d’Algérie (1830—1962), éditions Michel Lafon, Neuilly-sur-Seine, 2002.
• Raphaël Delpard, Les Souffrances secrètes des Français d’Algérie, éditions Michel Lafon, Neuilly-sur-Seine, 2007.
• Pierre Goinard Algérie, l'œuvre française ISBN 2-906-43129-X 2001
• Marcel Gori, L’Algérie illustrée, Éditions Campanile, Sophia-Antipolis, 2005.
• Jean-Jacques Jordi, 1962: L’Arrivée des Pieds-Noirs, éditions Autrement, Paris, 2002.
• Jean-Jacques Jordi, De l’exode à l’exil: Rapatriés et pieds-noirs en France : l’exemple marseillais, 1954—1992, L’Harmattan, Paris, 2000.
• Daniel Leconte, Les Pieds-noirs, histoire et portrait d’une communauté, Éditions du Seuil, Paris, 1980.
• Cécile Mercier, les Pieds-Noirs et l’exode de 1962, à travers la presse française, L’Harmattan, Paris, 2003.
• Jean-Pax Méfret, Bastien-Thiry : Jusqu’au bout de l’Algérie française, éditions Pygmalion
• Pierre Nora, les Français d’Algérie, Éditions Julliard, Paris, 1961.
• Jeannine Verdès-Leroux Les Français d’Algérie, de 1830 à aujourd’hui ISBN 2-213-60968-3 2001
• Jean-Jacques Viala Pieds-Noirs en Algérie après l’indépendance ISBN 2-7475-0890-0 2001
• Michèle Baussant,Pieds-Noirs, Mémoires d’exil, Paris, éditions Stock, 2002

На английском языке

• [lcweb2.loc.gov/frd/cs/profiles/Algeria.pdf Country Studies Program], formerly the Army Handbook (2006). Library of Congress, Federal Research Division. The Library of Congress.
• Dine, Philip: [books.google.com/books?id=JaSALPJH0SgC&dq=images+of+the+Algerian+War:+French+Fiction+and+Film&lr=|Images of the Algerian War: French Fiction and Film, 1954—1992] Published 1994 by Oxford University Press, ISBN 0-19-815875-0.
• Naylor, Phillip Chiviges, 2000: [books.google.com/books?id=ZMUb8R3Cs-MC&dq=pied+noir+alienation&lr=|France and Algeria: A History of Decolonization and Transformation]Published 2000 by University Press of Florida, ISBN 0-8130-3096-X.
• Pears, Pamela 2004: [books.google.com/books?id=mZf5kresDJAC&dq=Remnants+of+Empire+in+Algeria+and+Vietnam&lr=|Remnants of Empire in Algeria and Vietnam: Women, Words, and War] Published 2004 by Lexington Books, ISBN 0-7391-0831-X.
• Prochaska, David, 1990: [books.google.com/books?id=79et-oG13tcC&dq=Making+Algeria+French&lr=|Making Algeria French] published by Cambridge University Press, 1990. ISBN 0-521-53128-4.
• Stone, Martin, 1997: [books.google.com/books?id=5mqlsUm193cC&dq=The+Agony+of+Algeria&lr=|The Agony of Algeria] published by Columbia University Press, 1997. ISBN 0-231-10911-3.
• Stora, Benjamin, 2005: [books.google.com/books?id=x_-5XTVKW08C&printsec=frontcover&dq=Algeria+1830-2000&lr=&sig=HZP0nRzOWdumuzHp_CSyF1cazxU|Algeria, 1830-2000: A Short History] published by Cornell University Press, 2005 ISBN 0-8014-8916-4.

Отрывок, характеризующий Франкоалжирцы

Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.


Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.
Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за теткой, читала ей вслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаю скрывать от старой графини то положение нужды, в котором они находились. Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за все, что она делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, но старался отдаляться от нее.
Он в душе своей как будто упрекал ее за то, что она была слишком совершенна, и за то, что не в чем было упрекать ее. В ней было все, за что ценят людей; но было мало того, что бы заставило его любить ее. И он чувствовал, что чем больше он ценит, тем меньше любит ее. Он поймал ее на слове, в ее письме, которым она давала ему свободу, и теперь держал себя с нею так, как будто все то, что было между ними, уже давным давно забыто и ни в каком случае не может повториться.
Положение Николая становилось хуже и хуже. Мысль о том, чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал, но, удовлетворяя требования матери, должал по мелочам. Выхода из его положения ему не представлялось никакого. Мысль о женитьбе на богатой наследнице, которую ему предлагали его родственницы, была ему противна. Другой выход из его положения – смерть матери – никогда не приходила ему в голову. Он ничего не желал, ни на что не надеялся; и в самой глубине души испытывал мрачное и строгое наслаждение в безропотном перенесении своего положения. Он старался избегать прежних знакомых с их соболезнованием и предложениями оскорбительной помощи, избегал всякого рассеяния и развлечения, даже дома ничем не занимался, кроме раскладывания карт с своей матерью, молчаливыми прогулками по комнате и курением трубки за трубкой. Он как будто старательно соблюдал в себе то мрачное настроение духа, в котором одном он чувствовал себя в состоянии переносить свое положение.


В начале зимы княжна Марья приехала в Москву. Из городских слухов она узнала о положении Ростовых и о том, как «сын жертвовал собой для матери», – так говорили в городе.
«Я и не ожидала от него другого», – говорила себе княжна Марья, чувствуя радостное подтверждение своей любви к нему. Вспоминая свои дружеские и почти родственные отношения ко всему семейству, она считала своей обязанностью ехать к ним. Но, вспоминая свои отношения к Николаю в Воронеже, она боялась этого. Сделав над собой большое усилие, она, однако, через несколько недель после своего приезда в город приехала к Ростовым.
Николай первый встретил ее, так как к графине можно было проходить только через его комнату. При первом взгляде на нее лицо Николая вместо выражения радости, которую ожидала увидать на нем княжна Марья, приняло невиданное прежде княжной выражение холодности, сухости и гордости. Николай спросил о ее здоровье, проводил к матери и, посидев минут пять, вышел из комнаты.
Когда княжна выходила от графини, Николай опять встретил ее и особенно торжественно и сухо проводил до передней. Он ни слова не ответил на ее замечания о здоровье графини. «Вам какое дело? Оставьте меня в покое», – говорил его взгляд.
– И что шляется? Чего ей нужно? Терпеть не могу этих барынь и все эти любезности! – сказал он вслух при Соне, видимо не в силах удерживать свою досаду, после того как карета княжны отъехала от дома.
– Ах, как можно так говорить, Nicolas! – сказала Соня, едва скрывая свою радость. – Она такая добрая, и maman так любит ее.
Николай ничего не отвечал и хотел бы вовсе не говорить больше о княжне. Но со времени ее посещения старая графиня всякий день по нескольку раз заговаривала о ней.
Графиня хвалила ее, требовала, чтобы сын съездил к ней, выражала желание видеть ее почаще, но вместе с тем всегда становилась не в духе, когда она о ней говорила.
Николай старался молчать, когда мать говорила о княжне, но молчание его раздражало графиню.
– Она очень достойная и прекрасная девушка, – говорила она, – и тебе надо к ней съездить. Все таки ты увидишь кого нибудь; а то тебе скука, я думаю, с нами.
– Да я нисколько не желаю, маменька.
– То хотел видеть, а теперь не желаю. Я тебя, мой милый, право, не понимаю. То тебе скучно, то ты вдруг никого не хочешь видеть.
– Да я не говорил, что мне скучно.
– Как же, ты сам сказал, что ты и видеть ее не желаешь. Она очень достойная девушка и всегда тебе нравилась; а теперь вдруг какие то резоны. Всё от меня скрывают.
– Да нисколько, маменька.
– Если б я тебя просила сделать что нибудь неприятное, а то я тебя прошу съездить отдать визит. Кажется, и учтивость требует… Я тебя просила и теперь больше не вмешиваюсь, когда у тебя тайны от матери.
– Да я поеду, если вы хотите.