Фавн Барберини

скульптор пергамской школы

Фавн Барберини. ок. 200 г. до н. э.

Высота 215 см

Глиптотека, Мюнхен

К:Скульптуры 200 года до н. э.

Фавн Барберини или Пьяный сатир — мраморная статуя эллинистической эпохи, созданная неизвестным скульптором пергамской школы ок. 200 г. до н. э. и изображающая в натуральную величину фавна, заснувшего в довольно непристойной позе. Не исключено, что это римская копия высокого качества.

Статуя была обнаружена в 1620-е гг. в Риме, близ мавзолея Адриана (ныне замок Святого Ангела), и поступила в частное собрание папы Урбана VIII из семейства Барберини. Винкельман предположил, что эту статую, в числе прочих, свергли со стен мавзолея его защитники во время осады Рима готами в 537 г. (о таком своеобразном способе защиты упоминает историк Прокопий). Считается, что Адриан, вошедший в историю как поклонник Антиноя, питал слабость к гомоэротическому искусству.

Несмотря на всю свою выразительность, при поступлении в папское собрание статуя была сильно повреждена: не хватало правой ноги, некоторых фрагментов рук и головы. Недостающие части были восстановлены трудами нескольких поколений ваятелей XVII и XVIII вв. Экспрессивная поза сближает «Фавна» с барочными произведениями Караваджо и Бернини настолько, что долгое время считалось, что её восстановлением занимался именно Бернини. До 1799 г. статуя располагалась в римском палаццо Барберини, где поражала гостей Рима своей неслыханной непристойностью: ноги фавна кажутся нарочито раздвинутыми, чтобы взгляд зрителя устремлялся на гениталии. Возможно, этот эффект был усилен во время реставрации.

В 1799 году скульптор Винченцо Пацетти обратился к Люсьену Бонапарту с предложением приобрести у него статую. Барберини оспорили права Пацетти на распоряжение скульптурой и после шумного судебного процесса и запрета на вывоз статуи из Италии (за который горячо высказывался сам Канова) сами же продали «Фавна» баварскому принцу Людвигу, который, не дожидаясь его доставки в Мюнхен, поручил Лео фон Кленце выделить в строящейся глиптотеке особое помещение для его размещения. В 1827 г. «Фавн» и «Аполлон» из барбериниевской коллекции заняли почётное место в мюнхенской глиптотеке.

По всей Европе разбросаны многочисленные копии знаменитой статуи. Среди них выделяется своим высоким качеством луврская копия работы Бушардона (1726), в которой, в отличие от оригинала, присутствует левая рука. Большой каскад фонтанов в Петергофе украшает позолоченная копия «Пьяного сатира».

Литература

• Francis Haskell and Nicholas Penny, 1991. Taste and the Antique: The Lure of Classical Sculpture 1500—1900 (Yale University Press). Cat. no. 33, pp 202–05.
• Brill’s New Pauly: Encyclopaedia of the Ancient World. — Leiden - Boston, 2006. — С. 269-271. — 638 с. — ISBN 90 04 14221 5.

Ссылки

• [slovari.yandex.ru/фавн%20барберини/Словарь%20изобразительного%20искусства/%22Фавн%20Барберини%22/ Власов В.Г. Новый энциклопедический словарь изобразительного искусства: В 10 т. — Спб.: Азбука-классика, 2004-2009.](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2873 дня))

Отрывок, характеризующий Фавн Барберини

Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.