Пьяцца Барберини

Площадь Барберини (итал. Piazza Barberini) — площадь в историческом центре Рима, расположенная между Квиринальским холмом и Садами Саллюстия. Название площади пошло от примыкающего к ней Палаццо Барберини, вход в который находится на близлежащей улице Четырёх фонтанов (Via delle Quattro Fontane).

Внешний вид

В центре площади расположен фонтан Тритона, созданный в 1642 году по заказу папы Урбана VIII (Барберини) вскоре после завершения строительства палаццо. На этой же площади, на углу с Виа Витторио-Венето, находится другая работа Бернини — фонтан пчёл.

История

Площадь была создана в XVI веке, а большинство окружающих её зданий были с тех пор значительно перестроены. Современное название площадь получила в 1625 году после строительства Палаццо Барберини на возвышенности к югу от площади. Изначально вход во дворец, созданный художником и архитектором Пьетро да Кортона, располагался в юго-восточном углу площади. Однако он был снесён в XIX веке при строительстве новой дороги. Внешний вид площади и разрушенного фасада известен по гравюрам и ранним фотографиям.

В 1632—1822 гг. на площади возвышался античный обелиск, который был позднее перенесён на Виллу Медичи.

С площади Барберини вплоть до XVIII века начинался маршрут повозки с неопознанными трупами, которые были найдены обезображенными. Повозка проезжала по наиболее людным местам Рима, чтобы там могли опознать личность погибших.

В 1980 года под площадью была построена станция Барберини — Фонтана-ди-Треви Линии A Римского метрополитена.

Литература

• Blunt A. Guide to Baroque Rome. — Granada, 1982. — С. 230.
• Henze A. Kunstführer Rom. — Stuttgart: Reclam, 1994. — ISBN 3-15-010402-5.

Ссылки

• [www.romaspqr.it/ROMA/Piazze/Piazza_barberini.htm Пьяцца Барберини на romaspqr.it] (итал.)
• [romeartlover.tripod.com/Vasi36.html Площадь и дворец Барберини] (англ.)
• [www.romasegreta.it/pza_barberini.html Площадь Барберини] (итал.)

Отрывок, характеризующий Пьяцца Барберини

– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.