Пэйтон, Алан
| Алан Пэйтон | |
| англ. Alan Paton | |
 | |
| Имя при рождении: |
Алан Стюарт Пэйтон |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Образование: | |
| Вероисповедание: | |
| Партия: | |
| Основные идеи: |
антирасизм, либерализм |
| Род деятельности: |
учитель, начальник пенитенциарного учреждения, политик, лидер LPSA, писатель |
Алан Стюарт Пэйтон (англ. Alan Stewart Paton; 11 января 1903, Питермарицбург — 12 апреля 1988, Дурбан) — южноафриканский писатель и либеральный политик британского происхождения, активист движения против апартеида.
Содержание
Происхождение
Родился в южноафриканской провинции Натал в семье мелкого чиновника, выходца из Великобритании. Отец Алана, несмотря на английское происхождение, придерживался жёстких бурских принципов, отличался авторитарностью, расистскими взглядами, был склонен к рукоприкладству. С детства Алан Пэйтон проникся отвращением к насилию и расизму.
Алан Пэйтон окончил Университет Натал, получил специальность педагога. Работал учителем. Увлекался английской литературой, особенно Диккенсом, Скоттом и Бруком. Начал писать сам[1].
Служба в пенитенциарной системе
В 1935 году Алан Пэйтон получил должность начальника колонии для чернокожих несовершеннолетних преступников. Занимал этот пост почти полтора десятилетия, до 1949. Смягчил и гуманизировал порядки в колонии — переселил заключённых из бараков в общежития, разрешил выходы в город на вольные работы и отпуска, частые встречи с родными. Из примерно 10 тысяч человек, получивших льготы, лишь менее пятисот использовали их для побега.
В 1946 Пэйтон совершил за свой счёт путешествие по Швеции, Норвегии и США, где изучал опыт мест заключения.
Служебный опыт Пэйтона впоследствии отразился в его литературных произведениях.
Политическая деятельность
Алан Пэйтон принадлежал к той части белой общины Южной Африки, которая выступала за расовое равноправие. С 1948 он решительно выступал против апартеида и примкнул к политической оппозиции правительству африканерской Национальной партии.
В 1953 Пэйтон основал и возглавил Либеральную партию Южной Африки (LPSA), объединившую сторонников многорасовой демократии. Выступал в защиту Нельсона Манделы и других обвиняемых на процессе в Ривонии. Сотрудничал с Лоренсом ван дер Постом.
Большинство членов партии были, как и сам Пэйтон, белыми англоафриканцами. Однако некоторые активисты принадлежали к чернокожему большинству населения. На этом основании — запрет многорасовых политических организаций — LPSA была принудительно распущена властями в 1968.
Пэйтон принимал участия в акциях протеста против апартеида и подвергался административным преследованиям.
В последние годы жизни Пэйтон занимал более консервативные позиции, что можно понять как предвидение опасных потрясений, надвигавшихся на Южную Африку во второй половине 1980-х. В то же время он оставался решительным противником апартеида, сторонником демократических преобразований.
Человек создан не затем, чтобы пресмыкаться перед государством.
Алан Пэйтон[2]
Литературные произведения
Свою первую книгу Cry, The Beloved Country (Плачь, любимая страна) Алан Пэйтон написал в 1946 в норвежском Тронхейме, во время своего европейского путешествия, и опубликовал в 1948 году. Именно после выхода антирасистского романа Пэйтон вынужден был оставить госслужбу. Книга несколько раз переиздавалась, была продана в количестве до 15 миллионов экземпляров, послужила основой бродвейского мюзикла Lost in the Stars (Потерянные в звёздах) Максвелла Андерсона и Курта Вайля.
Романы Too Late the Phalarope (Поздний плавунчик), Ah, But Your Land Is Beautiful (Ах, но ваша земля прекрасна), Save the Beloved Country (Спасти любимую страну), сборник рассказов Tales From a Troubled Land (Сказки несчастной земли) также поднимали темы расизма и борьбы против него. Роман «Ah, But Your Land Is Beautiful» основан на литературном переложении реальных общественно-политических событий, в нём фигурируют такие персонажи, как Альберт Лутули и Хендрик Фервурд.
Всего за шестьдесят лет — с 1948 по 2008 издано более двадцати литературно-художественных и литературно публицистических произведений Алана Пэйтона. Ему принадлежат биографии известных южноафриканских деятелей — африканерского учёного Яна Хендрика Хофмейера и англиканского епископа Джеффри Клайтона, а также этнографические путевые заметки о пребывании в Калахари.
На русском языке в сборнике Пароль: «Свобода!» (1977)[3] опубликованы рассказы Пэйтона Спайк и Ха-пенни, в сборнике Называй меня «миссис» (1978)[4] — рассказы Дебби, уходи домой и Глоток вина в коридоре.
Рассказ «Спайк», написанный по материалам службы в колонии, повествует об убийстве бандитами-неграми порвавшего с криминалом негритянского юноши, которого Пэйтону и его коллегам не удалось спасти. Характерна концовка с похорон погибшего:
Здесь нельзя было белому человеку надеть мантию силы и власти, потому что эта смерть вскрыла их ложность.
Память
Алан Пэйтон скончался в возрасте 85 лет менее чем за год до начала демонтажа апартеида.
С 1989 года в ЮАР учреждена ежегодная литературная премия имени Алана Пэйтона. Лауреатами становились Нельсон Мандела, Ронни Касрилс, Брейтен Брейтенбах, Антье Крог, Энтони Сэмпсон, Иван Владиславич.
В 2006 году президент ЮАР Табо Мбеки посмертно наградил Алана Пэйтона золотой медалью Икаманга, вручаемой за достижения в области культуры.
Алан Пэйтон официально причислен к идейно-политическим авторитетам Либерального Интернационала, посвящённый ему кристалл включён в Зал свободы ЛИ в пещере в леднике Алеч[5].
Многие высказывания Алана Пэйтона превратились в крылатые фразы и цитируются как философские слоганы.
Бог прощает нас… Кто я такой, чтобы не прощать?[6]
См. также
Напишите отзыв о статье "Пэйтон, Алан"
Примечания
- ↑ [web.archive.org/web/20150113051758/www.kirjasto.sci.fi/apaton.htm Alan (Stewart) Paton (1903—1988)]
- ↑ [www.nytimes.com/1988/04/13/obituaries/alan-paton-author-who-fought-against-apartheid-is-dead-at-85.html?pagewanted=all&src=pm Alan Paton, Author Who Fought Against Apartheid, Is Dead at 85]
- ↑ [217.24.189.96/cgi-bin/irbis64r_14/cgiirbis_64.exe?LNG=&I21DBN=IBIS&P21DBN=IBIS&Z21ID=&S21REF=&S21CNR=&S21STN=1&S21FMT=fullwebr&C21COM=S&2_S21P02=1&2_S21P03=K=&2_S21STR=%D0%A5%D0%90 Пароль: `Свобода!`: Рассказы писателей ЮАР]
- ↑ [www.libex.ru/detail/book152925.html Называй меня «миссис»: Рассказы южноафриканских писателей]
- ↑ [www.liberal-international.org/editorial.asp?ia_id=1026 Alan Stewart Paton, South Africa (1903—1988)]
- ↑ [www.brainyquote.com/quotes/authors/a/alan_paton.html Alan Paton Quotes]
Отрывок, характеризующий Пэйтон, Алан
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.
Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
