Пюхтицкий монастырь

Монастырь
Пюхтицкий Успенский Ставропигиальный женский монастырь Pühtitsa Jumalaema Uinumise Stavropigiaalne naisklooster
Собор Успения Пресвятой Богородицы
Страна	Эстония
Деревня	Куремяэ
Конфессия	Православие
Епархия	ставропигиальный монастырь Русская православная церковь
Тип	женский
Дата основания	1891
Статус	Действующий
Сайт	[www.puhtitsa.ee Официальный сайт]

Пюхтицкий Успенский монастырь (эст. Pühtitsa Jumalaema Uinumise naisklooster) — православный женский ставропигиальный монастырь Русской православной церкви, расположенный в деревне Куремяэ волости Иллука (Ида-Вируский уезд Эстонии). Пюхтица (Pühtitsa) по-эстонски означает «святое место».

Основан в 1891 году. Монастырь никогда не закрывался. С 1990-х имеет статус ставропигиального.

История

До 1893 года

История создания обители связана с образом Успения Божией Матери: по преданию, в районе, где ныне располагается монастырь, местным жителям явилась Богородица, и на месте её явления была найдена Успенская икона Божией Матери. В XVI веке местные жители рядом с дубом, где была найдена икона, построили часовню иконы Божией Матери.

Благодаря упорной и неослабной энергии губернатора Эстляндии князя С. В. Шаховского и заботе княгини Елизаветы Дмитриевны Шаховской в 1885 году на Богородицкой горе был открыт Пюхтицкий православный приход и построен храм для обретённой ранее иконы. Позднее, после переноса иконы в собор этот храм стал кладбищенским и был переосвящён во имя святителя Николая и преподобного Арсения Великого.

В 1887 году по инициативе князя С. В. Шаховскаго было учреждено отделение православного прибалтийского братства Христа Спасителя и Покрова Божией Матери под председательством супруги князя — княгини Елизаветы Дмитриевны Шаховской, и открыты благотворительные учреждения в м. Иевве: школа, лечебница с аптекой и приемным покоем для помещения амбулаторных больных, приют для сирот, рукодельная. Однако главной целью братство полагало устройство женской обители на Богородицкой горе в Пюхтице, куда со временем могли бы быть перенесены открытые в Иевве (г.Йыхви) благотворительные учреждения.

Княгиня Е. Д. Шаховская лично обращалась ко многим людям с просьбами и письмами по вопросам устроения православия в Эстонии. В частности, в 1888 году княгиня переписывалась со святым праведным Иоанном Кронштадтским, который прислал ей своё благословение и 200 рублей для Пюхтицкого монастыря и на просветительские цели. Ответ Елизавете Дмитриевне отца Иоанна от 26 сентября 1888 году:

«Ваше сиятельство, достоуважаемая княгиня Елизавета! Получил ваше письмо и с сердечным сочувствием прочитал его. Да наградит Вас Господь за ваше посильное содействие в утверждении Православия в крае, где Господь судил Вам жить и действовать на благо народу и во славу Божию… Вы просите у Бога чуда для успешного распространения Православия и для оказания помощи бедным эстам и латышам. Бог есть Бог чудес во все времена… Он сотворил и сотворит чудеса в Вашем братстве и утвердит Ваше дело до конца. Имею честь прислать на нужды общества 200 рублей. Сердечно Вам кланяюсь, княгиня. Ваш покорный слуга и богомолец — протоиерей Иоанн Сергиев».

Вот что пишет княгиня Шаховская юристу Ф. Н. Плевако:

«Мы — русские, православные, должны пойти навстречу нашим эстонским братьям и дать им то, без чего на земле человеку жить нельзя: церковь, школу, уход за больными… и чего они, будучи бедны, сами себе дать не могут. … Прежде всего, цифры, сообщаемые священниками приходов, указывают на следующие нужды: 1) надо призреть 88 стариков и немощных; 2) надо везде лечить народ, лишенный в Эстляндии врачебной помощи; 3) надо создать приют для сирот (22 круглых, 84 не имеющих одного из родителей) и образцовую школу для эстонских православных девочек, из которых могли бы получиться школьные учительницы».

29 апреля 1891 году последовало Высочайшее соизволение на отчуждение Богородицкой горы, вместе с недостроенной на ней лютеранской кирхой, в полное и исключительное владение православной церкви.

15 августа 1891 года епископ Рижский Арсений (Брянцев) совершил торжественное открытие Пюхтицкой Успенской женской общины. К этому дню заботами княгини Е. Д. Шаховской на Богородицкой горе был окончен новый деревянный дом для помещения сестёр. В этот же день Александр III подарил богатые священнические облачения в пюхтицкую церковь. В том же году при общине открылся приют для детей бедных родителей, а в следующем году начался приём больных в устроенной при общине лечебнице. К концу 1891 года община состояла из 21 послушницы, 22 воспитанниц приюта и 2 сестёр милосердия.

Прилив богомольцев на Богородицкую, или Святую гору стал день ото дня возрастать, и это послужило поводом к возбуждению братством, с княгиней Е. Д. Шаховской во главе, нового ходатайства о преобразовании общины в монастырь, что и было уважено Св. Синодом. Пюхтицкая Успенская женская община по определению Св. Синода от 23 октября 1893 года была преобразована в монастырь.

1894—1980 годы

Ансамбль монастырский построек спроектировал архитектор М. Т. Преображенский. Кроме келейных корпусов, он включает Трапезный храм свв. прав. Симеона Богоприимца и Анны Пророчицы (1895), ограду со Святыми воротами.

Здесь погребён один из благодетелей монастыря — русский государственный, общественный и культурный деятель, губернатор Эстляндии князь Сергей Владимирович Шаховской. Его вдова — княгиня Елизавета Дмитриевна Шаховская — поставила храм во имя преподобного Сергия Радонежского (1895) с усыпальницей князя. Спустя 45 лет она сама нашла здесь последний приют.

Главный Собор Успения Пресвятой Богородицы был возведен позже, в 1908—1910 годах (архитектор А. А. Полещук), на месте первоначального малого храма.

В 1920-1930-е годы обитель находилась на территории независимой Эстонии. После Второй Мировой войны власти СССР были вынуждены признать за монастырями право на существование. В первые послевоенные годы помощь монастырю оказывал митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий (Чуков). С 1961 года большую заботу о Пюхтицком монастыре проявлял епископ (с 1968 — митрополит) Таллинский и Эстонский Алексий (Ридигер). По его инициативе в монастыре построен дом для «представительских целей» с домовой церковью Свт. Алексия и вмц. Варвары (1986). После избрания митрополита Алексия Патриархом Московским и всея Руси и вторичным провозглашением независимости Эстонии монастырь получил статус ставропигиального.

1990 — настоящее время

В 1989 году открыто подворье Пюхтицкого монастыря в городе Когалыме.

В монастыре построен крестильный храм Иоанна Предтечи и священномученика Исидора Юрьевского (1990).

В Москве при храме Николая Чудотворца в Звонарях открыто подворье Пюхтицкого монастыря. В 2006 году в обители перезахоронены останки архиепископа Нарвского Евсевия (Гроздова).

В настоящее время (2012 год) в обители около 120 монахинь и послушниц. 29 августа 2016 года был заложен первый камень в основание нового храма и богадельни во имя святителя Алексия, митрополита Московского, и великомученицы Варвары. Архитектором церкви и богадельни стала Лариса Ушничкова.

Настоятельницы монастыря

• Варвара (Блохина) (1892—1897)
• Алексия (Пляшкевич) (1897—1921)
• Иоанна (Коровникова) (1921—1943)
• Алексия (Голубева) (1943—1946)
• Рафаила (Мигачёва) (1946—1955)
• Ангелина (Афанасьева) (1955—1967)
• Варвара (Трофимова) (1968—2011)
• Филарета (Калачёва) (c 2011)

Библиография

1. Иоанн Кронштадтский и Пюхтицкий монастырь. Неизвестная переписка о. Иоанна Кронштадтского с княгиней Е. Д. Шаховской. Свято-Иоановские Чтения. Протоиерей Владимир Сорокин, Профессор Санкт-Петербургской Духовной Академии, Настоятель Князь-Владимирского собора (г. Санкт-Петербург).

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Пюхтицкий монастырь
• [www.puhtitsa.ee/ Официальный сайт]
• [puhti.orthost.ru/ Пюхтицкий монастырь (проект Православные святыни Серебряного кольца России)]
• [www.orthodox.ee/index.php?d=pyhtitsa/pyht Пюхтицкий женский монастырь на сайте ЭПЦ-МП]
• [www.hot.ee/palomnik/ Наша любимая Пюхтица (Православная страница Елены и Игоря Приймак)]
• [evlogite.blagochin.ru/publikacii/view/id/1167536 «К сожалению, очень немногие сейчас идут в монастырь»]
• [kuremae.com/puhtica.html Пюхтицкий монастырь на сайте Куремяэ и окрестности]

Монастыри и монашество   Эстония   Православие

Отрывок, характеризующий Пюхтицкий монастырь

– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.