Пясецкий, Владимир Николаевич
Поделись знанием:
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.
От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
| Владимир Николаевич Пясецкий | |
| Основные сведения | |
|---|---|
| Дата рождения | |
| Дата смерти |
после 1934 |
| Место смерти | |
| Работы и достижения | |
| Работал в городах | |
| Архитектурный стиль | |
| Важнейшие постройки |
комплекс построек в поселке Надеждинского сталерельсового завода (ныне город Серов) (1890-е), включая деревянную церковь (не сохр.), лечебница Сестрорецкого курорта (1900-е) |
 Владимир Николаевич Пясецкий на Викискладе | |
Влади́мир Никола́евич Пясе́цкий (14 сентября 1868[1] — после 1934, Ленинград) — русский архитектор и гражданский инженер, специалист по промышленному строительству, представитель псевдорусского стиля, модерна и эклектики, искусствовед и теоретик архитектуры. Наряду с предпринимателями в качестве инженера-архитектора стоит у истоков города Надеждинска (ныне Серова).
Содержание
Биография
Окончил Санкт-Петербургское 2-е реальное училище (1887)[2] и институт гражданских инженеров (ИГИ) (1892, курс по 1 разряду). Летом 1889 года с образовательной целью посетил Грецию и Италию, что нашло отражение в цикле статей об итальянской архитектуре и книге «Архитектурные формы раннего возрождения в Италии» (1897).
Член Петербургского общества архитекторов с 1892 г. Член совета и секретарь Общества гражданских инженеров, редактор Известий Общества гражданских инженеров (№ 3 1902 — № 2 1903)[3].
Служба архитектором:
- при инвалидных домах императора Александра II;
- в Техническо-строительном комитете Министерства внутренних дел;
- в канцелярии Ведомства учреждений императрицы Марии;
- в главном управлении неокладных сборов[4][5];
- в проектном бюро треста «Ленинградтекстиль» (1920-е)[6].
Преподавательская деятельность:
- профессор и декан архитектурного факультета в институте гражданских инженеров (ИГИ);
- на Женских политехнических курсах;
- профессор частного Петроградского университета при Психоневрологическом институте;
Является автором трудов по истории искусства и теории архитектуры.
Супруга — Нина Васильевна Пясецкая (урожд. Манучарова — дочь В. Л. Манучарова, инженера путей сообщения, строителя Тайшета[7], ум. 1939).
Адреса в Петрограде — Ленинграде
- Ул. Николаевская, 75[8];
- Загородный пр., 70[4];
- Ул. Бронницкая, 2[5];
- Дом жилого комплекса Бассейного кооперативного товарищества — ул. Некрасова, 58.
Постройки и проекты
- Общежитие Высших женских (Бестужевских) курсов в Санкт-Петербурге (1894—1895, 10-я линии ВО, 35, совместно с А. Ф. Красовским и В. Р. Курзановым);
- Комплекс построек в поселке Надеждинского сталерельсового завода (ныне город Серов)[9]:
- деревянная Всехсвятская церковь (1895[10], сгорела 4 июня 1908 года);
- проект Гостиного двора[11];
- доменный цех;
- деревянное здание начального земского училища (ныне детская художественная школа);
- заводская больница (ныне травмпункт);
- дом служащих (ныне районное управление культуры);
- пожарное депо;
- водонапорная башня — символ завода и самое высокое строение города на то время; реконструирована в 2011 году с целью размещения в ней музея истории завода[12].
- Павильоны для Всероссийской выставки в Нижнем Новгороде (1896) (павильон лесных имений С. П. Дервиза; павильон заводов Богословского горного округа). Павильон С. П. Дервиза был составлен из сельскохозяйственных орудий, изготовленных на лесных дачах Дервиза в Рязанской губернии. Дервиз получил золотую медаль по отделу «Лесоводство и лесная технология»[13].
- Народный дом в Кулебаках (1899, ныне здание Музея боевой и трудовой славы Кулебакского металлургического завода, построено предположительно[14] по проекту Пясецкого инженером А. Е. Струве);
|
|
|
| Деревянная церковь всех святых в п. Надеждинский завод.
Фото из фондов Серовского исторического музея. |
Павильон лесных угодий С. П. Дервиза
на Всероссийской выставке в Нижнем Новгороде. Включал в себя сельскохозяйственные орудия. |
Музей кулебакского завода (бывший Народный дом). |
- Образцовый проект спиртоочистительного завода, по которому, в частности, построен Томский винный склад[15];
- Корпус Высших женских (Бестужевских) курсов в Санкт-Петербурге по 10-й линии ВО, 33 (1900-е совместно с Д. Д. Уструговым и др.; ранее (1890-е) А. Ф. Красовский) и корпус во дворе по тому же адресу (1902—1903, совместно с С. В. Покровским);
- Здание Института физических методов лечения на Сестрорецком курорте с водонапорной башней и самым большим в то время в России крытым плавательным бассейном (1900-е), а также проекты двух пансионатов (1902);
- Деревянный дом в в стиле модерн в Сестрорецке (ул. Сосновая, 2; авторство Пясецкого предположительно)[16];
- Собственный дом в стиле модерн в Сестрорецке (1901, ул. Максима Горького, 13; сгорел в 1990-е)[16];
- Доходный дом гражданского инженера Н. И. Потехина на ул. Рузовской, 35 в Санкт-Петербурге (1901; совместно с Н. И. Потехиным[17]);
- Проект здания императорского Вольного Экономического Общества (1904, не реализован; в 1902 году Пясецкий также перестраивал ныне существующее здание[18]);
- Рисунки для рельефов на доме Бассейного кооперативного товарищества в Санкт-Петербурге на ул. Некрасова, 58-60 (1912—1914, архитекторы: Э. Ф. Виррих, А. И. Зазерский, А. Ф. Бубырь, Н. В. Васильев). Авторство Пясецкого предположительно. В. Н. Пясецкий занимал квартиру в доме № 58)[19].
- Проекты производственных сооружений в Ленинграде в качестве архитектора проектного бюро треста «Ленинградтекстиль»[6].
|
|
|
| Лечебница Сестрорецкого курорта
(Институт физических методов лечения). Фото до 1914 г. |
Современный вид здания Института физических методов лечения
на Сестрорецком курорте. |
Рельеф на доме Бассейного кооперативного товарищества
в Санкт-Петербурге, выполненный предположительно по рис. В. Н. Пясецкого, жившего в этом доме. |
Публикации проектов
- Церковь на 500 человек при поселке Надеждинского сталерельсового завода // Зодчий. — 1896. — Выпп. I, II.
- Посёлок при Надеждинском заводе Богословского горного округа (Православная церковь) // Зодчий. — 1896. — Вып. II. — С. 14—15 [Текст].
- Павильон заводов Богословского горного округа на Всероссийской выставке в Нижнем Новгороде // Зодчий. — 1896. — Вып. II.
- Гостиный двор при посёлке Надеждинского сталерельсового завода // Зодчий. — 1896. — Вып. IV.
- Павильон лесных имений г. фон-Дервиз // Строитель. — 1896. — № 15—16. — Стлб. 617—618 (I: Сооружения Всероссийской выставки 1896 г. в Нижнем Новгороде).
- Всероссийская промышленная и художественная выставка в Нижнем-Новгороде = Exposition nationale russe de l’industrie et des beaux-arts à Nijny Novgorod: проекты казенных зданий и частных павильонов / под ред. зав. техн. и строит. частями выставки А. Н. Померанцева. — СПб: Техн. автолитография Н. Доброумова и Г. Кельша, 1897. — [140] с.: черт.
- Проект двух пансионатов для Сестрорецкого курорта в: Пясецкий В. Сестрорецкий курорт, его устройство и проектируемый пансионат на берегу Финского залива // Строитель. — 1902. — № 9—12. — Стлб. 415—432.
- Проект здания императорского Вольного Экономического Общества в Петербурге в: Пясецкий В. Предполагаемая постройка нового здания Императорского Вольного Экономического Общества // Зодчий. — 1904. — Вып. 8. — С. 81—84; а также в: Зодчий. — 1904. — Вып. 10. — Л. 13—14.
Научные и педагогические труды В. Н. Пясецкого
- Пясецкий В. Н. Реставрация собора в Амальфи // Зодчий. — 1893. — Вып. 1. — С. 5—6.
- Пясецкий В. Собор в Прато // Зодчий. — 1893. — Вып. 4. — С.27—28.
- Пясецкий В. Н. Главный Миланский госпиталь // Зодчий. — 1893. — Вып. 5. — С. 36—38.
- Пясецкий В. Н. Школа Св. Роха в Венеции // Зодчий. — 1893. — Вып. 9. — С. 65—66.
- Пясецкий В. Н. Несколько слов об архитектурных формах раннего Возрождения в Италии // Зодчий. — 1896. — Вып. 11. — С. 86—88; Вып.12. — С.89—96.
- Пясецкий В. Н. Архитектурные формы раннего возрождения в Италии. Обзор архитектурных форм раннего Возрождения вместе с историческими сведениями о них с указанием причин их появления в итальянском искусстве. Описание различных деталей памятников итальянского зодчества XV века с чертежами и рисунками. С 142 чертежами на десяти отдельных листах и 10 рисунками в тексте. — С.-Петербург: Издание редакции журнала «Строитель». Типография Е. Евдокимова. Троицкая ул., № 18. 1897. — 106 с.
- Пясецкий В. Н. Заметки о преподавании теории архитектуры как искусства в наших высших школах зодчества // Зодчий. — 1902. — Вып. 40. — С. 453—455; Вып. 41. — С. 463—467.
- Пясецкий В. Сестрорецкий курорт, его устройство и проектируемый пансионат на берегу Финского залива // Строитель. — 1902. — № 9—12. — Стлб. 415—432.
- Пясецкий В. Очерки истории искусств // Зодчий. — 1903. — Вып. 7. — С. 76—81; Вып. 8. — С. 89—93; Вып. 9. — С. 105—108.
- Пясецкий В. Очерки истории искусств: Вып. 6: Два замечательных конкурса на монументальные бронзовые двери к соборным порталам, отметившие моменты высшего развития христ.рельефа. СПб.: Тип. Арнгольда, 1903. — 40с.,1л.вклейка, илл.
- Пясецкий В. В. Письмо в редакцию // Зодчий. — 1903. — Вып. 21.
- Пясецкий В. Н. Значение искусств в нашей жизни и изучение истории их в школах // Труды IV съезда Русских Зодчих, состоявшегося в С.-Петербурге с 5 по 12 января 1911 года. — СПб.: Государственная Типография, 1911.
- Берзен Р., Пясецкий В. Курс черчения архитектурных ордеров. — СПб.: Изд. ин-та гражд. инж., 1912. — 2с., 18 л. черт. — На обл. год изд. 1909.
- Пясецкий В. Н. Краткая программа курса всемирной истории изобразительных искусств, читанного с 1907—1908 по 1911—1912 уч. г. в Психоневрологическом ин-те и на СПб. высших женских политехнических курсах / В. Н. Пясецкий, проф. Психоневрол. ин-та по каф. истории искусств, штат. преп. Ин-та гражд. инж. имп. Николая I и Спб. высш. жен. политех. курсов. — 2-е изд., доп. предисл., примеч., библиогр. указателем, 2 схем. и 1 табл. — СПБ: П. П. Сойкин, [1912]. — 40 с.: табл., схем.
- Пясецкий В. Н. Конспект сжатого курса Основы теории и истории пластических искусств, составл. по лекциям чит. в Школе русской драмы / В. Н. Пясецкий, проф.: Ин-та гр. инж., 2-го Политехн. ин-та, Школы рус. драмы, Школы экран. искусства и Ин-та ритма. — Петроград: М. Дубовиков и Е. Леко-де-Латомбел, 1921. — 389 с.: рис., 1 вкл. л.; (26 см).
Напишите отзыв о статье "Пясецкий, Владимир Николаевич"
Примечания
- ↑ Серовские краеведы считают Пясецкого своим земляком ([orthodox.etel.ru/2007/30/2/2pyaseckiy.htm Серовские краеведы собирают материал о жизни и деятельности местного уроженца, церковного архитектора Владимира Николаевича Пясецкого // Православная газета: Оф. издание Екатеринбургской епархии РПЦ. — Екатеринбург, 2007. — 2 августа]).
- ↑ Векслер А. Ф., Крашенинникова Т. Я. Владимирский округ. Большая и Малая Московские улицы и улица Правды. — М.: Центрполиграф, 2011. — ISBN 978-5-227-02881-5.
- ↑ [feb-web.ru/feb/periodic/bb-abc/bb2/bb2-0501.htm Известия Общества гражданских инженеров. СПб., 1901—1909]
- ↑ 1 2 [vivaldi.nlr.ru/bx000020066/view#page=1378 Весь Петербург на 1904 год: адресная и справочная книга г. С.-Петербурга. — СПб.: Издание А. С. Суворина, 1904. — С. 539.]
- ↑ 1 2 [vivaldi.nlr.ru/bx000020513/view#page=1294 Весь Петербург на 1913 год: адресная и справочная книга г. С.-Петербурга. — СПб.: Издание А. С. Суворина, 1913. — С. 524.]
- ↑ 1 2 Казусь И. А. Советская архитектура 1920-х годов: организация проектирования. — М.: Прогресс-Традиция, 2009. — С. 266. — ISBN 5-89826-291-1.
- ↑ [www.irgups.ru/sites/default/files/images/kno_1-2013.pdf Гордиенко Т. Н. Инженеры-просветители конца XIX—начала XX века // Культура. Наука. Образование: Межрегиональный научный журнал. — Иркутск, 2013. — № 1 (23). — С. 67—68.]
- ↑ [vivaldi.nlr.ru/bx000020020/view#page=1180 Весь Петербург на 1898 год: адресная и справочная книга г. С.-Петербурга. — СПб.: Издание А. С. Суворина, 1898. — С. 438.]
- ↑ [serovglobus.ru/s-chego-nachinalsya-gorod-serov/ Гребенкин А., Фомичев И. С чего начинался город Серов на сайте Глобус: Серов: События и комментарии.]
- ↑ Дата строительства указана по: Зодчий. — 1896. — Вып. 2. — С. 14. Здесь же см. подробное описание церкви.
- ↑ Гостиный двор при посёлке Надеждинского сталерельсового завода // Зодчий. — 1896. — Вып. IV.
- ↑ [serovglobus.ru/v-vodonapornoj-bashne-serova-budet-filial-muzeya/ Скрябин Д. В водонапорной башне Серова будет филиал музея на сайте Глобус: Серов: События и комментарии.]
- ↑ [www.mosjour.ru/index.php?id=463 Максимова Т. В. Усадьба и её владелец: Об усадьбе Кирицы, что на Рязанщине, и создателе её уникального архитектурного ансамбля Сергее Павловиче фон Дервизе (1863—после 1918) (электронная версия) // Московский журнал. История государства Российского. — 2010. — № 2 (230).]
- ↑ [opentextnn.ru/space/littlesityes/?id=1418 Краснов В. В. К истории строительства здания музея Кулебакского металлургического завода (бывшего народного дома)] // Открытый текст (Нижегородское отделение Российского общества историков — архивистов).
- ↑ [tsuab.ru/upload/files/additional/4_2013_05_Latysheva_file_952_2831_7141.pdf Латышева К. Г., Царёв В. И. Архитектурно-строительная история заводских комплексов — казённых винных складов в Енисейской губернии начала XX века] // Вестник ТГАСУ. — 2013. — No4. — С. 83—99.
- ↑ 1 2 [terijoki.spb.ru/trk_terra.php?item=71 Симкина С. А. Дачи модерна на северном побережье Финского залива (13.06.09) на Terijoki.spb.ru. Зеленогорск.]
- ↑ [www.snor.ru/?an=pers_411 Пясецкий Владимир Николаевич в Справочнике Научных Обществ России.] Вероятно, ошибочно назван Н. И. Потёмкиным.
- ↑ [old.spbgik.ru/our_university/ist_univ/ist_un_zdan/ История зданий института // Оф. сайт Санкт-Петербургского гос. института культуры.]
- ↑ [www.citywalls.ru/house616.html Жилой комплекс Бассейного товарищества. Некрасова ул., 58—60, Греческий пр., 10—12, Фонтанная ул., 3—5 // Citywalls.]
Литература
- Архитекторы-строители Петербурга — Петрограда начала XX века: Каталог выставки/ Авт.-сост. В. Г. Исаченко, Б. М. Кириков, С. Г. Федоров, А. М. Гинзбург. — Л.: Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры: Ленинградское городское отделение, 1982. — 170 с.
- [bubyr.narod.ru/literature/pjaseckij.html В. Н. Пясецкий в: Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала XX века: Справочник / Под общ. ред. Б. М. Кирикова. — СПб.: Пилигрим, 1996].
Ссылки
- [www.snor.ru/?an=pers_411 Пясецкий Владимир Николаевич в Справочнике Научных Обществ России.]
- [www.citywalls.ru/search-architect1724.html В. Н. Пясецкий на Citywalls.]
- [orthodox.etel.ru/2007/30/2/2pyaseckiy.htm Серовские краеведы собирают материал о жизни и деятельности местного уроженца, церковного архитектора Владимира Николаевича Пясецкого] // Православная газета: Оф. издание Екатеринбургской епархии РПЦ. — Екатеринбург, 2007. — 2 августа.
Отрывок, характеризующий Пясецкий, Владимир Николаевич
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.
От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
Категории:
- Родившиеся в 1868 году
- Персоналии по алфавиту
- Умершие в Санкт-Петербурге
- Архитекторы по алфавиту
- Архитекторы Российской империи
- Архитекторы Санкт-Петербурга
- Архитекторы Свердловской области
- Архитекторы Нижегородской области
- Архитекторы модерна
- Члены Петербургского общества архитекторов
- Выпускники Санкт-Петербургского архитектурно-строительного университета
- Искусствоведы Российской империи
- Искусствоведы СССР
- Историки архитектуры
