Пятихатская операция
| Пятихатская операция 1943 | |||
| Основной конфликт: Великая Отечественная война | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
победа Красной Армии | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Пятихатская наступательная операция 15 октября — 23 ноября 1943 года — фронтовая наступательная операция советских войск Степного (с 20 октября 2-го Украинского фронта) в Великой Отечественной войне. Составная часть Нижнеднепровской стратегической наступательнрй операции — второго этапа битвы за Днепр.
Содержание
План операции
В ходе Черниговско-Полтавской стратегической операции (Полтавско-Кременчугская операция) войска Степного фронта под командованием генерала армии И. С. Конева форсировали Днепр в районе Кременчуга и в конце сентября 1943 года захватили между Дериевкой и Верхнеднепровском несколько плацдармов. В ходе ожесточенных боев по 10 октября плацдармы были значительно расширены и объединены в один крупный. К началу октября 1943 года Конев подготовил и согласовал с представителем Ставки Верховного Главнокомандования Маршалом Советского Союза Г. К. Жуковым план проведения наступательной операции на криворожском и кировоградском направлениях. Предусматривалось наступление ударной группировки фронта с занятого плацдарма в общем направлении на Пятихатку и Кривой Рог, после овладения Пятихаткой продолжать развитие успеха в сторону Апостолово с целью отрезать пути отхода на запад днепропетровской группировке противника, упорно оборонявшейся южнее, против Юго-Западного фронта. План был утвержден Ставкой ВГК 3 октября.
Не имея достаточных сил (операция готовилась в ходе непрерывных наступательных боев, продолжавшихся уже два месяца), И. С. Конев произвёл решительное сосредоточение сил на плацдарме. В дополнение к действовавшим там 37-й армии (командующий М. Н. Шарохин) и 7-й гвардейской армии (командующий генерал М. С. Шумилов), туда были введены 57-я армия (командующий генерал Н. А. Гаген) и 5-я гвардейская армия (командующий генерал А. С. Жадов). При этом силами 5-й гвардейской армии был произведен решительный и скрытный манёвр: армия снялась с плацдарма в районе Кременчуга, передав свои позиции 4-й гвардейской армии, переправилась на левый берег Днепра, совершила 100-километровый марш вдоль фронта на юго-восток, затем снова переправилась на правый берег Днепра на плацдарм у Куцеволовки. Этот смелый манёвр полностью аналогичен широко известной переброске 3-й гвардейской танковой армии с Букринского на Лютежский плацдарм, которая производилась примерно в то же время, но остался почти неизвестен.
Кроме того, на плацдарм была скрытно введена ударная группировка фронта — 5-я гвардейская танковая армия (командующий генерал-полковник танковых войск П. А. Ротмистров) и 7-й гвардейский механизированный корпус (командир генерал-лейтенант танковых войск И. П. Корчагин). Все эти переброски войск немецкая разведка обнаружить не смогла. С воздуха войска фронта поддерживала 5-я воздушная армия (командующий генерал-лейтенант авиации С. К. Горюнов).
На оставшемся участке фронта (свыше 50 % его протяженности) были оставлены всего две армии — 52-я армия (командующий генерал К. А. Коротеев) и 4-я гвардейская армия (командующий генерал-лейтенант И. В. Галанин), которые имели задачу активизировать свои действия, расширить занимаемые небольшие плацдармы и тем самым отвлекать на себя противостоящие силы противника. 52-я армия также должна была освободить Черкассы.
Против войск Степного фронта действовали части немецких 1-й танковой армии (командующий генерал кавалерии Эберхард фон Макензен) и 8-й немецкой армии (командующий генерал пехоты Отто Велер) группы армий «Юг» (командующий генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн). Здесь находились 24 дивизии и два авиационных корпуса из состава 4-го воздушного флота (командующий генерал-полковник Отто Десслох, свыше 700 самолетов). Естественно, что основная масса этих сил была сосредоточена против наиболее крупного плацдарма, там спешно оборудовались сильные оборонительные позиции. Направление советского главного удара предусматривалось в стык немецких армий.
Начало операции
Утром 15 октября войска фронта после мощной артиллерийской и авиационной подготовки перешли в наступление. Сражение с первых часов приняло упорный характер, противник сразу же стал предпринимать контратаки при поддержке танков и авиации. Советская авиация также активно действовала над полем боя (15 октября немецкая авиация совершила 250 самолето-вылетов, советская — 470). Скрытное сосредоточение советских войск на исходном рубеже принесло свои плоды — имеющимися силами немецкое командование не могло удержать свои позиции. Советские войска в достаточно высоких темпах прорывали немецкую оборону.
Для ускорения прорыва И. С. Конев приказал во второй половине дня ввести в сражение всю ударную группировку — 5-ю гвардейскую танковую армию и 7-й гвардейский механизированный корпус. В течение дня 16 октября прорыв обороны противника был завершен, началось наступление на Пятихатку. Для поддержки ударной группировки фронта были выделены в полном составе по одному бомбардировочному и штурмовому авиационным корпусам генералов И. С. Полбина и В. Г. Рязанова. 18 октября был занят важный узел вражеской обороны село Дериевка, угрожавший флангу наступавших войск. 19 октября 5-я гвардейская танковая армия освободила город и крупный железнодорожный узел Пятихатки. Здесь были захвачены эшелоны с вооружением и продовольствием и элеватор с большим запасом зерна.
По признанию командующего группой армий «Юг» Манштейна: «Между армиями образовался широкий проход. Перед противником был открыт путь в глубину Днепровской дуги на Кривой Рог и тем самым на Никополь, обладание которым Гитлер с военно-экономической точки зрения считал исключительно важным». Чтобы остановить советское наступление, Манштейн спешно ввёл в бой сразу четыре дивизии, прибывшие из Италии и Франции (376-ю и 384-ю пехотные, 14-ю и 24-ю танковые), а оставшиеся резервы спешно перебросил к Кривому Рогу.
Сражения у Кривого Рога
Вводом в бой свежих сил немецкому командованию удалось замедлить темпы советского наступления. К 23 октября 1943 года 5-я гвардейская танковая армия основными силами вышла на подступы к Кривому Рогу, а частью сил — в район Митрофановки, в 30 километрах восточнее Кировограда. Более того, утром этого же дня части советского 18-го танкового корпуса из состава 5-й гвардейской танковой армии с десантом пехоты с налёту ворвались в Кривой Рог. На улицах города разгорелся жестокий бой, в котором советские танки понесли значительные потери. Они не смогли закрепиться в городе и были вытеснены из него примерно на 8 — 10 километров к северу. Пехотные части 37-й армии, наступавшие вслед за 5-й гвардейской танковой армией, на подступах к Кривому Рогу также были задержаны контратаками танков противника.
Ещё одной причиной неудачи стало вмешательство И. В. Сталина, который в разгар сражения, 22 октября, потребовал развивать наступление по расходящимся направлениям: одновременно нанести удар на Кировоград. Это ослабило силу советского наступления на Кривой Рог.
Южнее направления главного удара 22 октября войсками 57-й армии был освобожден Верхнеднепровск.
Конев предпринял попытку обойти Кривой Рог с северо-запада и этот план частично удался — группировка противника была глубоко охвачена. Однако и там Манштейн ввёл в бой две новые танковые дивизии (11-я и 23-я) и перебросил с других участков ещё две дивизии, успев воспользоваться задержкой советских войск в Кривом Роге. Эта группировка при массированной поддержке авиации с утра 28 октября перешла в наступление. Северо-западнее Кривого Рога в долине реки Ингулец развернулось крупное сражение. Немцам удалось оттеснить войска 37-й и 7-й гвардейской армий на 15-20 километров, но большего они добиться не смогли. Только за первые два дня боя было подбито 150 немецких танков. Большие потери понесли и советские войска. Также немецкие войска смогли остановить советский натиск на Кировоград. В дальнейшем советские войска вели успешные бои по расширению достигнутого прорыва, но повторная попытка овладеть Кривым Рогом во исполнение директивы Ставки ВГК от 5 ноября с развитием глубокого наступления на юг не удалась. Здесь завязались затяжные, но почти безуспешные тяжелые бои.
В этой ситуации Конев обратился к И. В. Сталину с просьбой об окончании операции для подтягивания тылов и переформирования войск, мотивируя это тем что в условиях начавшейся распутицы в дополнение к этим факторам практически срывается и снабжение армий горючим, боеприпасами, продовольствием. При этом Конев предложил для улучшения положения фронта перенести главный удар на другое направление и подготовить Знаменскую операцию. Сталин согласился с этим мнением и 23 ноября войска 2-го Украинского фронта перешли к обороне.
Итоги операции
В целом, несмотря на неудачу под Кривым Рогом, Пятихатская операция является успешной. Войска фронта продвинулись почти на 100 километров и вышли на подступы к Кривому Рогу и Кировограду, глубоко вклинившись во фронт группы армий «Юг». При этом днепропетровская группировка противника оказалась охвачена с севера, а кировоградская — с юга, что обусловило поражение этих обеих группировок в Днепропетровской и в Кировоградской операциях соответственно. Советский плацдарм на Нижнем Днепре стал стратегическим, что сделало освобождение всего юга Правобережной Украины вопросом самого ближайшего времени. Южный участок «Восточного вала» перестал существовать.
Напишите отзыв о статье "Пятихатская операция"
Литература
- Конев И. С. Записки командующего фронтом. М.:Военное издательство, 1991. — Стр.66-73 (на странице 67 имеется карта операции).
- Русский архив. Великая Отечественная, 1943. Том 5(3). — М:"ТЕРРА", 1999. — Документы 341, 346, 367, 371, 372, 375.
- Манштейн, Э. Утерянные победы.
Отрывок, характеризующий Пятихатская операция
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.
Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
