Пятнадцатая поправка к Конституции США

Пятнадцатая поправка к Конституции США — поправка, запрещающая властям на уровне государства или отдельных штатов ограничивать граждан страны в активном избирательном праве по признаку «расы, цвета кожи или в связи с нахождением в рабстве в прошлом». Она была принята 3 февраля 1870 года, став третьей и последней из так называемых «поправок эпохи Реконструкции».

В последние годы Гражданской войны в США и в последовавшие за этим годы Реконструкции в Конгрессе неоднократно обсуждался вопрос о правах для миллионов бывших чернокожих рабов. К 1869 году были приняты поправки об отмене рабства и обеспечении гражданских прав и равной защиты в соответствии с законодательством, но победа лишь с небольшим перевесом Улисса Гранта президентских выборах в 1868 году убедила большинство республиканцев, что защита права голоса чернокожих избирателей очень важна для будущего партии. После отказа принять расширенную версию поправки об избирательном праве Конгресс предложил компромиссную поправку, запрещающую ограничения права голоса на основании расы, цвета кожи или нахождения в рабстве в прошлом, 26 февраля 1869 года. Ратификация поправки проходила с большими трудностями, окончательно она была принята 30 марта 1870 года.

Верховный суд Соединённых Штатов решения в конце XIX века интерпретировал поправку очень узко. С 1890 по 1910 год большинство чернокожих избирателей на Юге оказались фактически бесправными из-за новых конституций и законов, включающих такие препятствия к участию в выборах, как избирательные налоги и дискриминационные тесты на грамотность, от которых белые избиратели были освобождены согласно дедушкиной оговорке. Система «праймериз только для белых» и запугивание белыми группами под угрозой применения силы также снижали участие чернокожих в политике.

В XX веке суд начал интерпретировать поправку в более широком смысле, отменив дедушкины оговорки по итогам процесса «Гуинн против США» (1915) и ликвидации системы «белых праймериз» после «процессов о техасских праймериз» (1927—1953). Наряду с более поздними мерами, такими как Двадцать четвёртая поправка, которая запрещала избирательный налог на федеральных выборах, и итог процесса «Харпер против избирательного совета штата Вирджиния» (1966), который запрещал избирательный налог на выборах в штатах, эти решения значительно расширили возможность участия чернокожих в американской политической системе. Наиболее важным стал Закон об избирательных правах 1965 года, который предусматривал федеральный надзор и обеспечение соблюдения конституционных прав в районах с исторически сложившейся недопредставленностью^[что?].

Отрывок, характеризующий Пятнадцатая поправка к Конституции США

– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.