Пятницкая церковь (Вильнюс)
| Церковь | |
Пятницкая церковь
| |
 Пятницкая церковь | |
| Страна | Литва |
| Город | Вильнюс |
| Конфессия | православие |
| Епархия | Виленская и Литовская епархия РПЦ |
| Архитектурный стиль | неовизантийский |
| Автор проекта | Н. М. Чагин |
| Основатель | витебская княжна Мария Ярославна |
| Дата основания | 1345 |
| Состояние | приписана к Пречистенскому кафедральному собору |
| Сайт | [paraskev.wix.com/paraskevi-vilnius Официальный сайт] |
Пя́тницкая це́рковь (Храм во имя святой мученицы Параскевы Пятницы) — православная церковь в Вильнюсе, считается первым каменным христианским храмом в городе. Располагается в Старом городе, на перекрёстке улиц Замковой (Пилес), Большой (Диджёйи) и Лоточек (Латако) по адресу ул. Диджёйи 2 (Didžioji g. 2).
Значение
Сравнительно небольших размеров и не отличающаяся особенными архитектурными достоинствами Пятницкая церковь известна тем, что в ней российский самодержец Пётр Великий отслужил благодарственный молебен за победу над шведским королём Карлом XII во время Северной войны. Пятницкой церкви царь подарил захваченное у шведов знамя (в некоторых источниках говорится о знамёнах), в 1822 году по распоряжению князя Адама Чаротрыйского переданное в пулавский храм Сивиллы.
В этом же храме царь Пётр крестил арапа Ганнибала, прадеда Александра Сергеевича Пушкина (по всей вероятности, во второй половине июля 1705 года). Восприемниками были царь и королева польская Христина-Эбергардина, жена короля Августа II.
Об этих событиях напоминает одна из мемориальных таблиц на нынешнем здании церкви. Текст гласит:
В сей церкви Император Петр Великий в 1705 г. слушал благодарственное молебствие за одержанную победу над войсками Карла XII подарил ей знамя отнятое в той победе у шведов и крестил в ней Африканца Ганнибала деда знаменитого поэта нашего А. С. Пушкина.
Таблицы говорят также о происхождении, древнейшей истории храма и его восстановлении.
Кроме того, в этой церкви были крещены все двенадцать сыновей Ольгерда (Альгирдаса) от Марии Витебской и Иулиании Александровны, княжны Тверской. Мария Ярославовна, скончавшаяся в 1346 году, была погребена в этой церкви.
В церкви были крещены в православие трое приближенных князя Ольгерда (Альгирдаса) с христианскими именами Антоний, Иоанн и Евстафий. Они приняли мученическую смерть в 1347 году и канонизированы как Виленские мученики.
История
По не вполне достоверным источникам, в древности на этом месте находилось капище литовского бога пьянства Рагутиса. По настоянию первой супруги великого князя литовского Ольгерда витебской княжны Марии Ярославны, капище было разрушено и на его месте в 1345 году был возведён православный храм. Первый каменный христианский храм в Вильне был построен по образцу древних киевских и новгородских церквей — с хорами, закрывавшимися зелёными прозрачными занавесями: за ними располагались молящиеся женщины. В «Хронике Лодзяты» (XVII века) сказано, что Пятницкая церковь — «первый каменный храм истинного Бога, воздвигнутый в литовской столице и земле».
Церковь неоднократно страдала от пожаров. Во время большого пожара 1557 года церковь сгорела дотла. Особой королевской грамотой повелевалось на виленской площади Лоточек, на пепелище, построить новый храм. В 1560 году храм был восстановлен.
В очередной раз она сгорела в 1610 году и была восстановлена в 1698 году, постепенно приходила в упадок из-за недостатка прихожан и конфликтов между православной и униатской церквями. В 1611 году перешла в ведение униатов и пришла в совершенный упадок. Православный митрополит Киевский Пётр Могила писал:
… на месте церкви Параскевы — Пятницы в Вильне кабак устроили, а строения, принадлежавшие ей воздвигнутые православными для благотворительных дел, под публичные, развратные дома отдали
В 1748 году вновь сгорела почти до основания и с трудом была восстановлена.
С ликвидацией в 1839 году униатской церкви в Литве храм перешёл к православным, однако перестал быть собственно храмом, являя ветхое строение без крыши, использовавшееся как дровяной склад.
По инициативе генерал-губернатора М. Н. Муравьёва храм в 1864 году был фактически заново отстроен на прежнем месте по чертежам архитектора Марциновского. При этом были снесены строения, окружавшие остатки церкви, чтобы храм занял доминирующее положение. От древних строений сохранилась незначительная часть стены. При восстановительных работах нашли обломок стены, на котором славянским письмом выведен год, соответствующий году «сотворения мира». Освящён храм при генерал-губернаторе К. П. фон Кауфмане в 1865 году. В 1886 году площадка, на которой стоит церковь, была обнесена железной оградой на каменном фундаменте.
В конце XIX века церковь собственного прихода не имела, была приписана к располагающейся неподалёку Никольской церкви и состояла в ведении военного ведомства. Храм был приписан к Никольской церкви и в период между Первой и Второй мировой войнами. Во время Второй мировой войны в церкви выгорел интерьер.
В 1945—1949 годах был проведён капитальный ремонт. В 1946 году в Пятницком приходе было зарегистрировано 100 прихожан. К 1959 году существовал проект оборудования в церкви музея атеизма. Однако музей атеизма был устроен позднее в католическом костёле Святого Казимира. Пятницкая церковь в 1961 году была закрыта. С 1962 года в здании храма действовал музей малых художественных искусств — филиал Художественного музея.
Современное состояние
В 1990 году Пятницкая церковь была возвращена Литовско-Виленской епархии Русской православной церкви. Митрополит Виленский и Литовский Хризостом 31 мая 1991 года совершил чин освящения храма. Храм был заново отремонтирован снаружи и изнутри. Резчиком по дереву Александром Клявиным и иконописцем Владимиром Подгорным был сооружен новый иконостас.
Храм стал приписным к Кафедральному Пречистенскому собору. В настоящее время в Пятницкой церкви богослужения совершаются только по воскресеньям. Клирик Свято-Духова собора протоиерей Виталиюс Моцкус служит литургии на литовском языке.
На фасаде со стороны небольшой площади на скрещении улиц Пилес, Латако и Бокшто, с автостоянкой и уличной торговлей картинами и сувенирами, укреплены три памятные плиты с надписями об истории храма. Три плиты на стене со стороны закрытого соседними зданиями жилого дома и дворца Ходкевичей перечисляют возобновлённые храмы и членов церковно-строительного комитета, стараниями которого возобновлена эта и другие православные церкви в Вильне во второй половине 1860-х годов, а также дают изображения церкви в развалинах и после восстановления.
5 мая 2011 года во дворе Пятницкой церкви был открыт памятник арапу царя Петра Ганнибалу и его правнуку А. С. Пушкину. По замыслу автора идеи памятника, поэта Юрия Кобрина, воплощённой скульптором Витаутасом Наливайка, скульптурная композиция представляет собой сомкнутые ладони России, в которых заключены овальные медальоны с рельефными изображениями Ганнибала и Пушкина, и православный крест, продолжающий собой мизинцы. Композиция установлена на пьедестале из гранита; ладони изготовлены из бронзы, медальоны с изображением Пушкина и его прадеда — из латуни. Высота памятника составляет 3 метра, вес — 2 тонны[1].
Напишите отзыв о статье "Пятницкая церковь (Вильнюс)"
Примечания
- ↑ Наталия Зверко. [ru.delfi.lt/news/live/v-vilnyuse-otkryt-pamyatnik-pushkinu-i-gannibalu.d?id=45134615 В Вильнюсе открыт памятник Пушкину и Ганнибалу]. Дельфи. Delfi (5 мая 2011 г.). Проверено 6 мая 2011. [www.webcitation.org/61AlCWLqh Архивировано из первоисточника 24 августа 2011].
Литература
- А. А. Виноградов. Путеводитель по городу Вильне и его окрестностям. Со многими рисунками и новейшим планом, составленным по Высочайше конфирмованному. В 2-х частях. Второе издание. Вильна, 1908. С. 89—93.
- Герман Шлевис. Православные храмы Литвы. Вильнюс: Свято-Духов монастырь, 2006. ISBN 9986-559-62-6. С. 92—97.
Ссылки
- [www.vilnius.skynet.lt/hramy29.html/ Церковь Св. Параскевы (Пятницкая)]
Отрывок, характеризующий Пятницкая церковь (Вильнюс)
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
