Пятый крестовый поход

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Пятый крестовый поход
Основной конфликт: Крестовые походы

Фризские крестоносцы атакуют башню Дамиетты, Египет.
Дата

12171221

Место

Египет, Ближний Восток

Итог

победа айюбидов, восьмилетний мир между айюбидами и крестоносцами

Противники
Крестоносцы: Мусульмане:
Командующие
Иоанн де Бриенн
Боэмунд IV
Гуго I
Кей-Кавус I
Фридрих II
Леопольд VI
Пьер де Монтегю
Герман фон Зальца
Герин де Монтегю
Андраш II
Виллем I
Филипп II Август
Генрих I де Родез
Пайо Гальвау
Силы сторон
32,000 неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно
Крестовые походы
1-й крестовый поход
Крестьянский крестовый поход
Германский крестовый поход
Норвежский крестовый поход
Арьергардный крестовый поход
2-й крестовый поход
3-й крестовый поход
4-й крестовый поход
Альбигойский крестовый поход
Крестовый поход детей
5-й крестовый поход
6-й крестовый поход
7-й крестовый поход
Крестовые походы пастушков
8-й крестовый поход
9-й крестовый поход
Северные крестовые походы
Крестовые походы против гуситов
Крестовый поход на Варну

Пятый крестовый поход (12171221) — попытка европейцев вновь приобрести Иерусалим и остальную часть Святой Земли.

Папа Иннокентий III и его преемник Гонорий III организовали поход армии крестоносцев во главе с королём Андрашем II Венгерским и герцогом Леопольдом VI Австрийским в Святую землю, однако в итоге их действий Иерусалим остался в руках мусульман. В 1218 году немецкая армия во главе с Оливером Кёльнским, а также объединённое войско голландцев, фламандцев и фризов под командованием Виллема I Голландского присоединилась к походу. Планируя напасть на Дамиетту в Египте, они заключили союз в Анатолии с сельджуками Конийского султаната, которые параллельно напали на Айюбидов в Сирии.

Заняв Дамиетту, крестоносцы в июле 1221 года двинулись на юг в сторону Каира, но были вынуждены вернуться из-за сокращавшихся запасов провизии и воды. Ночное нападение султана аль-Камиля привело к гибели большого числа крестоносцев и, в конечном счёте, к капитуляции их армии. Аль-Камиль согласился заключить мирное соглашение с европейцами на восемь лет.





Подготовка

Папа Иннокентий III уже с 1208 года планировал крестовый поход, чтобы уничтожить империю Айюбидов и отбить Иерусалим. В апреле 1213 года он издал буллу Quia maior, призвав всех христиан присоединиться к новому крестовому походу. В 1215 году призыв был повторён в булле Ad Liberandam[1].

Франция

Во Франции идеи крестового похода проповедовал кардинал Роберт Керзон. Однако, в отличие от других крестовых походов, на его призывы откликнулись немногие: французские рыцари уже были вовлечены в Альбигойский крестовый поход против катаров.

В 1215 году Иннокентий III созвал Четвёртый Латеранский собор, на котором вместе с патриархом Иерусалима Раулем де Меренкуром обсудил восстановление позиций христиан в Святой Земле. Иннокентий III хотел, чтобы во главе похода стояло папство, как в Первом крестовом походе, во избежание ошибок Четвёртого крестового похода, контроль над которым заполучили в итоге венецианцы. Папа запланировал, чтобы силы крестоносцев встретились в Бриндизи в 1216 году, и запретил торговлю с мусульманами, чтобы гарантировать, что у крестоносцев будут корабли и оружие. Каждый крестоносец получал отпущение грехов, а также и те, кто только оплачивали расходы участников похода, но сами не принимали в нём участия.

Венгрия и Германия

Крестовый поход в Германии проповедовал Оливер Кельнский. Император Фридрих II в 1215 году попытался присоединиться к походу. Однако папа умер в 1216 году, и ему наследовал Гонорий III, который запретил императору участвовать в кампании и провозгласил предводителями крестового похода Андраша II Венгерского и герцога Леопольда VI Австрийского. Андраш II собрал самую большую армию в истории крестовых походов — 20 тысяч рыцарей и 12 тысяч ополченцев.

Кампания

Иерусалим

Первым крест принял Андраш II[2]. До своего возвращения в Венгрию он оставался лидером Пятого крестового похода[3]. Андраш II и его войска собрались 23 августа 1217 года в Сплите. 9 октября венецианский флот — крупнейший в Европе флот в ту эпоху — доставил крестоносцев на Кипр, откуда они отплыли в Акру. Там они присоединились к войскам Иоанна де Бриенна (правителя Иерусалимского королевства), Гуго I Кипрского и князя Боэмунда IV Антиохийского, чтобы выступить против Айюбидов в Сирии. В октябре лидеры крестоносцев провели военный совет в Акре под председательством Андраша II[4]. В Иерусалиме после высадки крестоносцев мусульманские власти разрушили стены и фортификационные сооружения, чтобы не дать христианам защитить город, если бы им удалось его занять. Многие жители бежали из города, опасаясь повторения кровопролития Первого крестового похода в 1099 году.

Хорошо подготовленная армия Андраша II 10 ноября разбила войска султана аль-Адиля при Вифсаидах на реке Иордан. Мусульмане отступили в свои крепости и города. Катапульты и требюше не прибыли вовремя, так что пришлось тщетно осаждать крепости Ливана и на горе Фавор. Сам Андраш II проводил время за сбором разного рода реликвий. Военные действия шли вяло, и в начале 1218 года Андраш II серьёзно заболел и решил вернуться в Венгрию[5]. В феврале 1218 года Гуго I и Боэмунд IV также вернулись домой.

Альянс с сельджуками

Вскоре в Святую землю прибыли новые отряды крестоносцев, состоявшие из голландских, фламандских и фризских солдат, под предводительством Оливера Кельнского, Георга Видского и графа Голландии Виллема I. Крестоносцы решили напасть на Египет, который был в то время главным центром мусульманского могущества в Передней Азии. Чтобы создать Айюбидам «второй фронт», они заключили союз с конийским султаном Кей-Кавусом, в соответствии с которым сельджуки обязались напасть на египетские войска в Сирии.

Египет

В июне 1218 года крестоносцы начали осаду Дамиетты, и, несмотря на сопротивление гарнизона, смогли занять главную башню города 25 августа. Они не могли захватить весь город, к тому же в войске начались эпидемии, одним из умерших стал Роберт Керзон. Султан аль-Адиль умер, и ему наследовал аль-Камиль, его сын. Между тем Гонорий III в 1219 году послал Пайо Гальвау (Пелагия Гальвани) возглавить крестовый поход. Аль-Камиль пытался вести переговоры с крестоносцами о мире. Он предложил обменять Дамиетту на Иерусалим, но Пайо Гальвау не принял эти предложения. Узнав об этом, Виллем I отплыл домой. В августе или сентябре Франциск Ассизский прибыл в лагерь крестоносцев и встретился с султаном. К ноябрю крестоносцы истощили силы султана, и, наконец, смогли занять Дамиетту.

Сразу после захвата города среди лидеров крестоносцев разгорелись споры о том, кто будет им управлять — светские или духовные лица. Иоанн де Бриенн в 1220 году объявил себя хозяином города. Но Пайо Гальвау не согласился с этим и вынудил Иоанна вернуться в Акру. Удаление из лагеря Иоанна отчасти было возмещено прибытием в Египет Людвига I Баварского с немцами. Римский легат надеялся, что в Египет прибудет с армией Фридрих II, но он так и не появился, занятый внутренними проблемами. Вместо этого после года бездействия в Сирии в Дамиетту вернулся Иоанн де Бриенн, и крестоносцы в июле 1221 года двинулись на юг в сторону Каира. Этот марш не укрылся от глаз войск аль-Камиля, и набеги мусульман на фланги крестоносцев вывели из строя порядка 2 тысяч немецких солдат, которые отказались продолжать наступление и вернулись в Дамиетту.

Аль-Камиль смог вступить в союз с другими Айюбидами в Сирии, которые разбили сельджуков. Между тем движение крестоносцев к Каиру закончилось катастрофой. Их остановил разлив Нила. Сухой канал, который крестоносцы ранее пересекли, заполнился водой и заблокировал путь к отступлению. В итоге египтяне предприняли ночное нападение, которое привело к многочисленным потерям в войске христиан и капитуляции их армии. По условиям сдачи они получили свободное отступление, но обязались очистить Дамиетту и вообще Египет.

Последствия

Аль-Камиль согласился на заключение восьмилетнего перемирия с европейцами и обещал вернуть кусок из Животворящего Креста. Однако по неясным причинам последнего обещания султан не выполнил.

Провал крестового похода вызвал появление антипапских памфлетов окситанского поэта Гильема Фигейры. Ответом на них стала поэма Гормонды де Монпесье Greu m’es a durar, в которой вина за провал похода возлагалась не на Пайо Гальвау или папство, а на «глупости» нечестивых.

Между тем Фридрих II женился на Изабелле, дочери Марии Иоланты и Иоанна де Бриенн, и обязался перед папой начать новый крестовый поход.

Напишите отзыв о статье "Пятый крестовый поход"

Примечания

  1. Christopher Tyerman (2006), God's war: a new history of the Crusades, Harvard University Press, ISBN 0-674-02387-0 
  2. Alexander Mikaberidze: Conflict and Conquest in the Islamic World: A Historical Encyclopedia, Volume 1 (page: 311)
  3. Thomas Keightley, Dionysius Lardner. Outlines of history: from the earliest period to the present time (page: 210)
  4. Kenneth M. Setton, Norman P. Zacour, Harry W. Hazard. A History of the Crusades: The Impact of the Crusades on the Near East (Page: 358)
  5. Jean Richard: The crusades, c 1071-c. 1291, page: 298.

Литература

  • R. L. Wolff/H. W. Hazard (Hrsg.): The later Crusades, 1189—1311 (A History of the Crusades, volume II). University of Wisconsin Press, Madison/Wisconsin 1969, S. 377ff., [digicoll.library.wisc.edu/cgi-bin/History/History-idx?type=turn&entity=History002800630405&isize=XL Here online].
  • Jonathan Riley-Smith (Hrsg.): Illustrierte Geschichte der Kreuzzüge. Frankfurt/New York 1999, S. 478 (Index, s.v. Damiette).
  • Barbara Watterson. The Egyptians. Blackwell Publishing, 1998, S. 260.
  • Heinrich von Zeißberg. Allgemeine Deutsche Biographie (ADB). Einzelband Nr. 18: Lassus — Litschower. 1. Auflage. Leipzig, Verlag von Dunder & Humblot, 1883, S. 389.
  • J. Tolan, St. Francis and the Sultan: The Curious History of a Christian-Muslim Encounter. Oxford: Oxford University Press, 2009. [book about Francis of Assisi’s mission to the Egyptian Sultan Al-Kamil at Damietta in 1219]

Отрывок, характеризующий Пятый крестовый поход

– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.